ЦЫГАНСКИЕ ШТУЧКИ
Судьба распорядилась таким образом, что супружеский дуэт Нюся-Муня пять лет спустя встретился с Феликсом, то есть с простo Филей, при следующих обстоятельствах.
Шел 1990 год, Союз бурлил. Уже произошло землетрясение в Спитаке, уже вовсю воевали в Карабахе, а совсем недавно всех потрясли кровавые события в Ферганской долине. Из страны поспешно отбывали спецрейсы «Боингов» в направлении Израиля и Америки. Бихманы ещё не решились на выезд, но морально готовились принять это решение, провожая раз за разом стройные ряды отлетающих родственников и друзей.
Проводив очередного «изменника родины», супружеская чета направилась к билетным кассам аэропорта. У касс, как всегда, пестрела многоголосая очередь, обещавшая парочку часов чудесного времяпрепровождения. Муня пристроился в конец длинного хвоста, а Нюся присела в зале ожидания, разглядывая от скуки и женского любопытства снующую взад-вперед аэрофлотскую публику.
Рядом расположилась цыганская семья с традиционно нарядным и представительным бездельником – мужем, отцом многочисленной ребятни; его женой – прилично увядшей женщиной со следами былой красоты и пестрыми детишками – штук семь или девять. Посчитать их не представлялось возможным, так как они, возглавляемые энергичной мамой, челноками сновали между залом ожидания и вестибюлем вокзала.
Если для других пассажиров ожидание в очередях или в креслах зала было томительной процедурой, то для шустрой компании цыган это было самым эффективным рабочим моментом. Разбегаясь, как ртутные шарики, по уголкам аэровокзала, черномазые мордашки периодически мелькали возле величественно восседающего и потягивающего пиво из горлышка батяни, снося ему свою выручку – «дивиденды» в результате мелкого воровства и артистического попрошайничества.
Если добыча была существенной, папаша, преодолевая пивную отрыжку, бросал несколько одобряющих слов и снисходительно гладил по головке отличившегося потомка.
Не обошли цыганские дети своим вниманием и Муню, в котором и не такие тонкие психологи, как цыгане, без труда угадывали местечкового лоха. К нему пристал самый маленький (лет пяти от роду) пацанёнок:
– Дядька, дай рубль! – довольно нахально заявил манюня.
– Иди к чёрту!.. – слегка картавя, нерешительно ругнулся Муня.
Это его и погубило. Не слыша привычного мата и обещаний надрать уши, малютка почувствовал себя уверенней.
– Дай рубчик, дай рубчик! – заголосило дитя, преследуя Муньку и дёргая его за фалды пиджака.
– А ну, уйди, самасечий! – от растерянности вдруг вспомнил он любимое слово тёщи. – Нет у меня рубчика.
Но цыганёнка уже нельзя было унять: он понял, с кем имеет дело. Схватив мужа за ногу, пацан брякнулся на пол и зашелся в громком плаче. Проволочив по полу метра три осатаневшего стервеца, Мунька остановился в полной растерянности. Живописную парочку обступили ничего не понимающие люди: ребёнок орал, взрослый виновато разводил руками, показывая на ухватившего его ногу пацана, невразумительно шевелил губами и глупо улыбался. На крики сынишки отозвалась мама-цыганка и, с первого взгляда разобравшись в ситуации, заголосила в унисон своему отпрыску.
Этого Муня уже вынести не смог и стремительно полез в карман за злосчастным рублём. Но нет! Брошенный крошке рубль уже казался недостойной платой за поднятый «гармидер». Не на шутку испуганный происходящим, Мунька вынул заначку, запасенную на пиво с воблой кровную пятёрку, и, чертыхаясь, отдал её цыганке-маме.
Ничего этого, увы, не видела Нюся, иначе цыганам пришлось бы ещё доплачивать за нанесенный мужу моральный ущерб (чтобы не сомневаться в этом, надо хорошо знать Мунину супругу). Не заметила она всего этого, потому что увидела кое-что другое, что её заинтересовало гораздо больше, чем какой-то там скандал у билетных касс. А узрела Нюся (читатель может не поверить, и автор в этом готов его понять) известного нам Феликса, того самого простофилю из Ферганы, с которым расстались таким драматическим образом пять лет назад. Она даже не увидела, а скорее почувствовала шестым чувством какое-то беспокойство: он шёл по проходу в зале ожидания, выискивая местечко, чтобы сесть.
Казалось, время не коснулось Фили: одет он был в тот же польский плащ, в руке болтался модный десяток лет тому венгерский портфель – тот самый спутник командированного, та же узкополая шляпа. Но самое главное: пока один глаз судорожно рыскал по рядам в поисках свободного кресла, второй с роковой неумолимостью вычленил из сотни сидящих в зале пассажиров именно её, бедную Нюсю, и прикрытое чемоданом, ожидающее выстаивающего очередь Муню место рядом с ней.
Пока один глаз, как радар, уставился на Нюсю, второй, прекратив бесполезные поиски места, стал прожектором шарить по сторонам в поисках мужа Муни – ясно было, что он находится где-то рядом. И точно – добрый Муня, отдавший цыганам заначенную пятёрку, с остервенением пытался освободить ногу от словно приклеенного к ней малыша. Оценив обстановку, Феликс тут же бросился на помощь с криком: «А ну, геть! Я вам сейчас покажу, сволочи паршивые!»
Почувствовав в лице Феликса родственную душу, дитя в момент перестало орать, отпустило злополучную Мунькину ногу; мать также потеряла всякую воинственность. Забыв обиду за чадо, она подхватила пацана на руки и срочно ретировалась. Обрадованный неожиданной помощью и желанным освобождением от цыганёнка, Муня, узнав личность «освободителя», огорчился пуще прежнего.
ПРОБЛЕМЫ МОЧЕВОГО ПУЗЫРЯ
Между тем, сам Феликс выражал искреннюю радость по поводу неожиданной встречи. Он долго тряс Мунину руку, внимательно заглядывая левым глазом в глаза последнего. Правый глаз так же пристально следил за поведением Муниной жены.
Потом он радостно обнял шарахнувшуюся от него Нюсю.
– Друзья, вы себе представить не можете, как я рад видеть вас здесь!
– Вы могли радоваться этому и пять лет назад, если бы не исчезли после нашей первой встречи…, – иронично заметила Нюся.
– Я понимаю ваше недоумение, но в тот день мне пришлось срочно лететь домой, а предупредить вас я не мог.
– Из-за вас у нас расстроились все планы…
– Да, да, я признаю свою вину, но только частично. Теперь ясно, что это была рука судьбы. Вы же знаете, что сейчас происходит в Фергане: сначала вырезали всех турок-месхетинцев, а теперь берутся за русских и евреев. Так что большое спасибо Б-гу, что тогда сорвалось наше дело… Что ни делается – всё к лучшему!
Короче, кто старое помянет, тому глаз вон! – закончил Феликс, озорно сверкнув свободным правым глазом, которым, вероятно, и предстояло пожертвовать в случае ретроспективных воспоминаний.
– А чтобы немного развеселиться и отбросить грустные мысли о дне сегодняшнем, предлагаю, предварительно взяв билеты, зайти в здешний ресторан и отметить нашу встречу.
– Никаких ресторанов! – решительно взвизгнула Нюся. – Хватит ресторанов – мы уже однажды отмечали «встречу».
– За кого вы меня принимаете?! – не на шутку разобиделся Филя. Левый глаз его от огорчения затуманился слезой. – Я действительно тогда провинился и потому хочу угостить вас в знак примирения. Если вы могли подумать, что я такой жлоб…
Нюся для приличия некоторое время отнекивалась, но желание взять реванш за ущерб пятилетней давности взяло верх. Что касается Муни, то перспектива выпить и сытно закусить была для него привлекательной всегда.
… Зал аэрофлотовского ресторана в это послеобеденное время был практически пуст. Вновь испеченные друзья расположились за уютным столиком. Феликс царским жестом подал меню Нюсе, а затем Муне. Супруги, смущенно посматривая на астрономические цены, предложили Филе самому сделать заказ. Очевидно, желая сгладить вину за прошлое, Феликс сделал королевский заказ блюд и закусок, включая черную икру и фирменную «отбивную по-аэрофлотски». Пить компании предстояло тот же пятизвёздочный армянский коньяк.
Затем потекла беседа. При ближайшем рассмотрении стало заметно, что Феликс очень изменился. Он уже не «вещал» о своих связях и знакомствах в высших сферах, а рассказывал страшные подробности ферганских событий, жаловался на пошатнувшееся здоровье. В подтверждение этого каждые полчаса Филя, смущенно извиняясь, отлучался в туалет.
Нюсе было по-бабьи жаль его, и она уже готова была простить Феликсу давнюю обиду. После нескольких рюмок беседа приобрела совсем дружеский характер. К Феликсу понемногу возвращался его прежний оптимизм; он начал рассказывать разные байки и анекдоты, дружелюбно покрикивал на официанта, заказывая вторую бутылку коньяка. Обо всех его нынешних неурядицах напоминали лишь частые отлучки в туалет…
… Анализируя потом это событие, Мунька так и не смог понять, как он пропустил момент, когда глаза «просто Фили» сошлись в одной точке. Потому что именно в этот момент Феликс совершил очередную отлучку по нужде, и, как вскоре выяснилось, случилось это в последний раз: назад он уже не вернулся…
Сумма счета оказалась значительно больше той давней – рыночная экономика давала о себе знать.
Нюся по привычке устроила Муне скандал, и супруги с огорчением сошлись на том, что дурак – это не тот, кто совершает ошибки, а тот, кто их бездарно повторяет!
Окончание следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
