В июле 1980 г., не желая смотреть на советскую показуху, приуроченную к Олимпийским играм, я уехал из Москвы на Памир. Туристская база была в Душанбе. Перед выходом на маршрут кто-то поймал по приёмнику «Голос Америки», и мы узнали о смерти Владимира Высоцкого 25 июля. Это было потрясение.
В начале августа уже в Москве мой приятель Михаил Яковлев принес мне рукописную страничку с якобы последними стихами Высоцкого. «Это нашли у него на столе. Стихотворение «И снизу лёд, и сверху…» посвящено Марине Влади», – сказал Миша. Эти стихи вскоре вошли в первый посмертный сборник «Нерв». Позже стали известны варианты некоторых его строк и история написания. Первые строки у всех одинаковые:
«И снизу лёд, и сверху
Маюсь между:
Пробить ли верх
Иль пробуравить низ?»
В те же дни августа возникла песня на эти стихи, которую я назвал «12 строк Высоцкого». Песня получилась в лирической манере, без попытки подражать Высоцкому, но с учётом его ранимости и душевности.
Надо сказать несколько слов о Михаиле Яковлевиче Яковлеве, с которым я проработал вместе около 40 лет на МЭЛЗе (Московский электроламповый завод). Откуда он, собственно, взял эти стихи? Дело в том, что он хорошо знал Владимира Высоцкого и его родителей. Они были соседями в той самой коммуналке на Первой Мещанской улице. И не просто соседями, можно сказать, дружили семьями. Миша был сыном Гиси Моисевны, которую позднее воспел Высоцкий в своих песнях. И было за что. Когда Владимир был совсем маленьким, а родители его уже разбегались, Гися Моисеевна, палочка-выручалочка для всей огромной квартиры, кормила его вечерами и укладывала спать. Много лет я уговаривал Мишу Яковлева, одного из трёх авторов КВН, написать воспоминания. Он всё время отнекивался: «Что я буду писать: я старше его на 12 лет». И всё же незадолго до своей смерти он написал воспоминания, что приведено в книге Перевозчикова. Яковлев общался с Ниной Максимовной и Семёном Владимировичем Высоцкими многие годы, вплоть до начала 90-х годов, когда жестокая болезнь подкосила его.
Осенью 1980 года по Москве ходили в списках тексты выступлений на похоронах Высоцкого и первые посвящения. Среди последних я обратил внимание на стихотворение «Прощание с Высоцким». Привожу его целиком.
«Хоть об камень башкою,
Хоть кричи — не кричи.
Я услышал такое
В июльской ночи,
Что в больничном загоне,
Не допев лучший стих,
После долгих агоний Высоцкий затих.
Стихли хриплые трели,
Хоть кричи — не кричи,
Как же все проглядели —
И друзья, и врачи!?!
Я бреду, как в тумане,
Вместо компаса — злость:
Отчего, россияне,
Так у нас повелось?
Только явится парень
Неуемной души
И сгорит, как Гагарин,
И замрёт, как Шукшин,
Как Есенин, повиснет,
Как Вампилов, нырнёт,
Словно кто, поразмыслив,
Стреляет их влёт.
До свидания, тёзка.
Я проникнут тобой,
Твоей рифмою хлёсткой,
Твоей хлёсткой судьбой.
Что там я, миллионы,
А точнее — народ,
Твои песни-знамёна
По жизни несёт.
В них и совесть, и смелость,
И горячность, и злость.
Чтоб и там тебе пелось
И, конечно, пилось.
В звоне струн, в ритме клавиш
Ты навечно речист.
До свиданья, товарищ,
НАРОДНЫЙ АРТИСТ!»
Не зная автора этих стихов (предположения были разные), я тогда же написал песню и часто пел её в разных местах и в разных ситуациях. Наиболее памятно для меня исполнение этой и других моих песен памяти Высоцкого в помещении Московского музея Владимира Высоцкого в районе Таганки для его тогдашнего директора и второй жены Высоцкого Людмилы Абрамовой и её учеников. Наконец, познакомившись с Зинаидой Ивановной Лихачёвой, много лет дежурившей на могиле Высоцкого по воскресеньям и собравшей там 2000 посвящений ему, удалось установить, что автором этих стихов был инженер, бывший подводник Владимир Георгиевич Ажажа, ныне академик-уфолог. Он положил свои стихи на могилу Владимира Семёновича безымянно по просьбе жены, т. к. находился явно под колпаком у КГБ. По поводу этих стихов и песни, которая сложилась в 1980 году, в Москве во Дворце культуры МЭЛЗ был устроен в 1988 году специальный вечер, куда Лихачёва привела Ажажу…
25 декабря 1980 года (полгода со дня смерти Высоцкого) в московском ДК «Прожектор», что на шоссе Энтузиастов, прошел первый в СССР вечер памяти Высоцкого, устроенный московским Клубом авторской песни. Я привёз в Америку пригласительный билет на этот вечер (он хранится теперь вместе с другими материалами в архиве Высоцкого в «Вашингтонском музее русской поэзии»). Власти явно чего-то опасались, потому что ДК был оцеплен милицией, и билеты начинали проверять ещё далеко от входа в здание. Довольно вместительный зал был полон. Выступили несколько ведущих бардов. Первым вышел на сцену Булат Окуджава без гитары и прочёл ныне знаменитое своё стихотворение-песню: «О Володе Высоцком я песню придумать решил…»
Вскоре оно было опубликовано, и я написал песню. Спустя довольно продолжительное время услышал окуджавский вариант. Одна строка у нас звучит музыкально очень близко. Это в очередной раз свидетельствует о том, что музыка в значительной степени заложена в стихах.
На панихиде в 1980 году режиссер Театра на Таганке Юрий Любимов вспоминал о гастролях в Набережных Челнах. Артисты, включая Высоцкого, должны были пройти примерно 1 км от гостиницы до ДК «Энергетиков», где предполагался спектакль. С двух сторон улицы стояли большие дома. Все окна были открыты, из них слышались песни Высоцкого. Мне удалось на пути в цветаевскую Елабугу в 1991 году побывать на этой улице и представить себе, как это было…
1980 год. Высоцкий жив. Глухая Алтайская тайга. Нигде никого. Но по реке Бия, рассекающей эту самую глухомань, плывет судёнышко, и на всю округу звучит неповторимый голос Владимира Семёновича. Через несколько дней в баре у Телецкого озера тоже громко звучали голоса, но уже совсем другие, причём не на русском языке и не под гитару…
Неповторимый голос…
На открытие памятника Высоцкому в Москве у Петровских ворот, недалеко от Большого Каретного, съехались хрипуны со всей России. И все они рвались петь его песни. Некоторые довольно искусно подражали ему.
Мне не понравился этот памятник своей надуманностью. Автору изменил вкус. А уж памятник на Ваганькове – это вообще нагромождение образов (как сказал коллега Высоцкого по Таганке Вениамин Смехов, памятник слишком театрален).
Своим желанием открыто и эмоционально высказаться, поделиться наболевшим в яркой и доступной форме он попал в самую душу народа, который жаждал этого. И народ отозвался. Формально это воплотилось в многочисленных названиях улиц, мемориальных досках и плитах, домашних музеях и коллекциях, море свежих цветов, ежедневно приносимых людьми к его могиле все эти годы.
Душевная боль от преждевременного ухода от нас Высоцкого не давала мне покоя несколько лет. Моя малая московская родина – это Чистые пруды, что совсем недалеко от Сретенки – улицы, которая плавно переходит в район Первой Мещанской (ныне Проспект Мира). Наконец, в 1986 году, уже после смерти Юрия Визбора и Сергея Стёркина, возникли стихи, которыми и закончу эти воспоминания души.
В начале своего творческого песенного пути Высоцкий пел песни Визбора, а Стёркин дважды приводил Владимира Высоцкого для выступлений на МЭЛЗ.
Итак, стихи 1986 года «Горячие рвутся в России сердца…» на смерть В. Высоцкого, Ю. Визбора, С. Стёркина:
«Горячие рвутся в России сердца,
Сердца те, что людям себя отдают до конца.
Сердца, что без страха идут на таран –
Они не боятся ни смерти, ни ран.
Но нам-то без них каково доживать,
И небом дышать, и птицам внимать?
Без них небо серо и по сердцу дождь.
Россия, Россия, ты думаешь что ж?
Нельзя ли талантам активней помочь?…»
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
