На той неделе я вышел с процесса Виктора Бута и увязался за толпой оккупантов Уолл-стрит, которая шла мимо суда к манхэттенской прокуратуре. Толпа была так себе и привела мне на память строки из блатной песни моего детства: «Оркестр шумный — балалайка с мандолиной — в одно мгновенье грянули фокстрот…»
Кому интересно, дальше было: «…и взял я Валечку чуть-чуть пониже талии, и грудь упругая колышется вперед». Но мне нужно было сейчас лишь начало этого куплета, чтобы проиллюстрировать малочисленность марша на прокуратуру.
Оккупантов было от силы человек двести, и шли они в коконе из полицейских, которые были красивее них и лучше пахли, поскольку, в отличие от бунтарей, ночевали не на улице и не в одежде. Оркестр был маленький, но шумный: захватчики Уолл-стрит маршировали под барабан.
Колонну замыкал чисто одетый мужчина с маленьким ребенком на груди, которого я бы на демонстрации не брал. Дойдя до прокуратуры, революционеры сгрудились у ее подъезда и принялись произносить речи, в которых клеймили ментов за жестокое обращение с восставшим народом. Менты молча стояли двумя цепями между кромкой тротуара и проезжей частью и выглядели очень хорошо.
«Хочешь быть красивым, иди в гусары», — говаривал Козьма Прутков.
Сейчас, чай, не 60-е, и бунтари не называли ментов «свиньями», как в ту героическую эпоху, а оговаривались, что большинство полицейских ведет себя примерно. «Процентов девяносто! — заявил один мужчина зрелого возраста, но потом лукаво подмигнул толпе и поправился: — Ну, может, восемьдесят пять процентов. Точно не меньше семидесяти пяти!»
Когда он проходил потом мимо меня, глаза у него сверкали нездоровым блеском. Если революция победит, я не хотел бы попасть к нему на допрос.
В этот день я никуда не торопился, и у меня была возможность внимательно изучить повадки оккупантов. Одна из них довольно трогательна, хотя и несколько женственна для революционеров.
Когда им нравится какой-то очередной глупый лозунг оратора, они дружно выбрасывают руку вверх, но не с кулаком, как нопасарановцы, и не с выпрямленной ладошкой, как нацисты: они растопыривают пальчики и начинают нежно ими перебирать, как балерины, изображающие водоросли.
Очень трогательно, и в эту толпу уже не хочется стрелять. Но другая их повадка настораживает и даже вызывает легкое чувство гадливости. Она носит имя «живой микрофон» и иногда сопровождается криками «Mic Check!» — «проверка микрофона!».
Суть этого изобретения в том, что один что-то заявляет, а другие потом хором это за ним повторяют. На митинге у прокуратуры, например, громко жаловалась на полицейские репрессии полураздетая блондинка несколько подзаборного вида.
«Мой бойфренд паралитик!» — начала она с возвышения и сделала паузу. «Мой бойфренд паралитик!» — повторила за ней толпа.
«Поэтому я выхожу курить на лестничную площадку!», — продолжала оратор. «Поэтому я выхожу курить на лестничную площадку!» — покорно повторили революционеры.
«Мы живем в опасном районе, и лестницу регулярно обходит полиция!» — продолжала обиженная, а толпа это озвучила.
«Полиция надела на меня наручники за курение, ворвалась ко мне в квартиру, уронила кресло с бойфрендом…» — жаловалась несчастная, а оккупанты скандировали ее скорбную повесть.
Я не мог этого выдержать и пошел домой. Живой микрофон привел мне на ум детский сад, армию и Северную Корею.
Поразительно, но ни юные смутьяны, ни даже часть моих знакомых либералов не находят в этом собачьем ритуале ничего холопского, хотя, казалось бы, он должен претить любому гордому, непокорному человеку.
Начало этой методы ведет к нью-йоркскому порядку, требующему разрешения на громкоговорители и мегафоны в общественных местах. Оккупанты научились обходиться без него и хором громко повторяют объявления и лозунги. Новинка так понравилась, что мигом метастазировала в другие города страны, и живой микрофон гремит теперь от Бостона до Лос-Анджелеса.
Скандирование не годится для озвучивания сколько-нибудь сложных концепций, поэтому на наших народных вече обходятся без них. Автоматическое повторение чужих слов атрофирует самостоятельное и критическое мышление, оно оболванивает и зомбирует.
В этом, конечно, и состоит его прелесть для наших оккупантов, треть которых считает, что для достижения их высоких целей надобна кровавая революция, и нуждается в быках-боевиках, а не в глубоких мыслителях.
Я, кстати, в чем-то согласен с восставшим народом, то есть с его блудными татуированными детьми, которые хором повторяют чужие глупости. Вашингтону ни к чему было спасать деньгами тонущие банки, надо было дать им пойти ко дну.
Без банков мы бы не остались. Вон тот же Виктор Бут, например, предлагал левым колумбийским партизанам купить в бывшем Союзе небольшой банк и отмывать в нем доходы от торговли кокаином.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
