(Окончание)
Глава в стиле «Country»
Читатель помнит, что ведущей отраслью сельскохозяйственного производства фермы (да простится мне терминология, взятая из программы «Время», а именно, из её рубрики «Битва за урожай) названы черешневые сады. У Рона таковых около трёхсот акров (для особо непонятливых, к числу которых относится и сам автор, сообщаю, что это составляет около двухсот гектаров). В урожайные годы с этой площади снимается до 600 тонн краснокожих и чернокожих плодов. Нетерпеливый читатель сразу начнёт переводить тонны в килограммы и паунды и умножать всё это на цену ближайшего Shop-rite’a.
Я попрошу его подождать со счетом. Сначала эти акры надо вспахать аккуратно, все до последнего ярда, и внести удобрения в отнюдь не черноземную американскую почву. Затем по срокам, рекомендуемым наукой, добавлять в почву гербициды, которые предохранят сады от растений – паразитов. Далее следует титаническая борьба с вредителями: их такое множество, что опрыскивать приходится несколько раз – каждое дерево, каждую веточку, все триста акров…
И вот, всё это сделано, и кроны подчищаемых и подстригаемых ежегодно (очень трудоёмкий процесс!) деревьев облеплены буйным цветом, затем бесчисленной завязью и, наконец, обильно зеленеющей ягодой.
Теперь фермер мечтает о чередовании дождей и жаркого солнца. И его ожидания сбываются; ягоды зреют, наливаются животворным соком, розовеют, а потом стыдливо краснеют и, в конце концов, приобретают свой оптимальный тёмно-красный аппетитный цвет.
Уборочная техника заказана и точно-точно в указанный договором срок прибывает на ферму…
Стоп! Здесь невозможно не рассказать о технологии уборки урожая черешни хотя бы для того, чтобы сравнить её с «технологией» уборки дикой черешни каких-нибудь полстолетия назад.
Она (технология) – проста и грандиозна, как сама Америка: специальная машина-трясучка охватывает дерево металлическим объятием, нежно и решительно стряхивает весь урожай в специально сконструированные бочки с особым сохраняющим ягоды раствором. А при уборке вишен эти бочки заполняются… льдом! Деликатная, не терпящая никакого механического удара ягода от «общения» со льдом остаётся невредимой. Тут же она погружается в гигантские машины-рефрижераторы, которые немедленно отвозят урожай на «сборный пункт» покупателя.
Снятая таким механическим способом ягода идет в переработку (джемы, соки для коктейлей, закрутки). Предназначенная для продажи «живьем» черешня снимается вручную целым отрядом сезонных рабочих (преимущественно мексиканцев, правдами и неправдами проникающих в это время в Орегон). Гигантские выдвижные лестницы поднимают сборщиков до вершин деревьев, а их безопасность обеспечивает совсем недешевая страховка. При этом некоторые из работников норовят свои финансовые проблемы решать радикально – свалившись с лестницы на грешную землю. Некоторым этот трюк удаётся, и многотысячная сумма страховки в сочетании с переломанными ногами или свёрнутой шеей (а то и тем и другим) служит залогом светлого и безбедного «инвалидного» будущего…
By the way позволим себе экскурс в экономику. Приведу только две цифры: один бидон (два галлона) жидкости для опрыскивания стоит 650 долларов, работа уборочной машины – тоже американских долларов, но уже пять тысяч в час! Во что обходится комплект машин, работа сезонных рабочих, транспорта и прочее, и прочее приходится только догадываться. А жизнь самого Рона – от зари до зари в поле, в садах, в джипе, у контракторов, у заказчиков?..
… На чём же мы остановились до «Стопа»? Ах да, погода способствовала фермеру, урожай дозрел, и техника своевременно прибыла для его уборки. А ночью пошёл дождь. Обложной. И лил двое суток. И убирать ягоду невозможно. И каждый час простоя мы уже знаем, чего стоит. А красавица-черешня вот-вот начнёт лопаться от нетерпения и обильного дождя…
Теперь читатель может перевести тонны в фунты и посчитать – это ему хотелось сделать в самом начале. Что же касается меня, то, покупая черешню, я перестал удивляться ее баснословной, как ранее казалось, цене.
Я всегда понимал: капиталистом быть хорошо; представлял себе, что для этого надо много работать. Но теперь, побывав в гостях у Шиндлеров, я знаю, что в своём деле мало тяжело работать – надо этим жить. Впрочем, эта истина искушенному читателю может показаться банальной. Извините…
Кроме черешневых садов, в хозяйстве Рона обширные поля, на сотни метров длиною теплицы и даже собственный участок девственного орегонского леса. Старый Генрих не зря потратил деньги на обучение сына: не только вопросы технологии и севооборота, но и химический состав удобрений и гербицидов, закупка и ремонт техники, менеджмент и маркетинг, наконец, взаимоотношения с налоговыми органами и властью – всё на плечах Рона. И в свои 62 года он несет этот груз истово и с достоинством.
Один эпизод, как мне кажется, наиболее полно характеризующий Рона Шиндлера, хозяина и человека. Недалеко, милях в тридцати от фермы, прямо на высоком берегу Тихого океана, располагается небольшой типично американский городок Ньюпорт. В начале осени там проходят ярмарки, на которые фермеры со всего орегонского побережья свозят для продажи в розницу продукцию. Сюда более четверти века приезжает раньше на небольшом вэне, а теперь на приличном траке фермер Рон Шиндлер.
В эти дни практически весь город заполнен машинами с дарами природы и покупателями со всего западного Орегона. Вы видели когда-нибудь в штатах очередь за продуктами? Я тоже не видел. Хотите узреть это чудо – приезжайте осенью в Ньюпорт и разыщите автолавку Рона. Да-да, при всём обилии завезенных товаров к старине Рону стоит очередь: вкусно, полезно, престижно и дешево. За все годы он ни разу не привозил нераспроданную продукцию домой: все остатки сдаются мэрии Ньюпорта как donation в пользу бедных и бездомных.
Не лишним к описанию портрета Рона Шиндлера будет тот факт, что в течение почти полутора десятка лет он является председателем собрания (или общества) фермеров орегонского побережья. Кто понимает, оценит степень авторитетности этой фигуры…
… Многое переживший от Таниных метаний и депрессии, Рон не обмолвился ни словом обиды, а рассказывал только о том, что пережила за свою не такую уж долгую жизнь его Таня, о своей благодарности ёй за всё, что было и есть сейчас. В глазах этого немолодого, излучающего какой-то особый свет человека стояли слёзы.
Поле и древо
Рон заводит мини-трактор, очень напоминающий советские мотороллеры, только намного мощней и надёжней. Мне предлагается присесть на грузовую площадку (заднего сиденья нет), тракторец предназначен для работы, а не для прогулок. Мы же совершаем на нём именно прогулку – экскурсию по владениям Шиндлера. Объезжаем, словно на военном параде, стройные ряды черешневых деревьев; осматриваем высокие, закрытые толстой плёнкой, похожие на космические объекты теплицы; едем обвеваемые утренним прохладным ветерком «по широку полю»; трясёмся, спускаясь с крутого косогора на делянке дремучего девственного леса с пятнадцатиметровыми (а то и повыше) корабельными елями.
Несмотря на хорошую амортизацию, кочки пытаются вытрясти меня наземь, но я держусь из последних сил – будет стыдно перед Роном. Наверное, это нарушение правил техники безопасности, но где ты здесь, в глухом лесу, встретишь инженера по т/б, который бы сделал предписание и выписал штраф!
Рон с гордостью показывает и рассказывает обо всём увиденном мною, и я невольно завидую человеку, через тяжелый труд и сквозь лишения нашедшему своё призвание, своё место в жизни – основу человеческого счастья.
Вечером за рюмкой хорошего шнапса мы рассматриваем гигантскую книгу-альбом – генеалогическое древо, родословную Шиндлеров, начиная с XVIII века. Фамилия эта древняя из благородных. По многочисленным ответвлениям разошлись рыцари, воины, зодчие, промышленники, купцы, землепашцы… В одном из этих ответвлений находим известного Оскара Шиндлера, спасшего тысячи еврейских жизней.
Я, кажется, начинаю понимать, почему почти физически ощущаю тепло и доброжелательность, которые излучает Рон. Видно, доброта и благородство – фамильное «золото» Шиндлеров…
… Утром, перед отъездом из гостеприимного дома четы Шиндлер, мы прогуливаемся с Татьяной. Рон рано-ранёхонько умчался по своим всегда срочным делам. За два дня всё сказано-пересказано, мы молча идём просёлочной дорожкой, выходим к плантации с овощами. Проходим по пересекающей поле узкой тропинке.
Жизнь прожить – не поле перейти… Смотрю на Танечку и думаю: стоило пересечь полмира, прожить наполненную нелёгкими событиями большую часть жизни для того, чтобы со смешанным чувством гордости и обожания перейти покрытое обильным урожаем поле на ферме самого близкого ей человека, американского труженика Рона Шиндлера, эсквайра.