Еврейский Мир

Давно собиралась написать о моих друзьях из поселения Элазар. Надо было только подыскать некий «информационный повод». Потому что СМИ, как правило, кормятся происшествиями. «Желательно, что-нибудь скандальное, — говорят обычно редакторы. — Это повышает рейтинг. Ну кому будет интересно «просто о хороших людях», как ты думаешь?»
Но я думала, что жизнь религиозных поселенцев сама по себе экзотична и загадочна для светского большинства. Вот имел же успех на израильском ТВ сериал «Сругим» («Вязаные кипы») — невеликих достоинств сценарий, вяловатые диалоги, и даже не про настоящих поселенцев, а про горожан из национально-религиозного сектора… Но и это для многих стало откровением — как окно в незнакомый мир.
Правда, «вязаные» в большинстве своем — люди интеллигентные, тихие. Многодетно-семейные. С детства впитавшие уважение к тому, что в еврейской традиции называется Шалом байт (мир и покой в доме). И как писать о религиозных семьях, где практически не слыхать об изменах, потрясениях или скандалах? Где и разводы-то довольно редки, по сравнению с другими слоями общества. Какой в этом экшен? Особенно, если не касаться политики… Потому что политика в сериале не предусмотрена.
Елена Римон однажды опубликовала рассказ об одной ее студентке — замужней юной поселенке, родом из большой и дружной семьи. Счастливо сочетая учебу в университете с воспитанием очередного младенца, студентка хотела написать роман, и мучила профессора Римон тем же вопросом: в каком жанре лучше всего описывать нашу жизнь? И в итоге они пришли к выводу, что есть один забытый архаичный литературный стиль, подходящий для данного контекста. Он называется «идиллия».

Вот оно! — подумала я. Напишу-ка я такую идиллию. Про чудесных и милых счастливых людей, которых люблю.
Но как же это оказалось безумно сложно! Не потому, что счастливые люди  скучны, вовсе нет. И неправда, что «все счастливые семьи счастливы одинаково». Что-то мне подсказывает, что и во времена Льва Толстого это было не так. И уж тем более сегодня, когда само понятие «счастье» трактуется всеми совершенно по-разному. И как совладать с бесконфликтной идиллией мне, привыкшей иметь дело с театром? На театре главная пружина сюжета — это как раз конфликт.
И все же — пасторальная идиллия притягивала своим очарованием. И я начала ее так.
…Элазар — райский уголок к югу от Иерусалима — одно из поселений района Гуш-Эцион. Невысокие Иудейские горы, на них террасами — возделанные виноградники, вишневые и яблочные сады. Зеленые бархатные склоны Иудеи, на которых белоснежными зубами стен под красными крышами-губами улыбаются лица домов. Не все уже помнят, что Элазар раньше был киббуцем, основанным религиозными сионистами, но в начале 1990-х годов киббуцники преобразовали Элазар в общинное поселение. И сразу началось бурное строительство. Это совпало с прибытием в Израиль Большой алии. Благодаря близости к Иерусалиму — буквально в 10 минутах езды, — многие знакомые семьи выбрали Элазар для постройки нового дома, пустили корни и живут там поныне: Левковы, Бреннеры, Смертенко, Баршай… И среди них — семейство Альтшуль.
Матитьягу с женой Йохевед — и двое их сыновей. Дети выросли, привели в дом невест. Женились. И вот уже молодые подарили им внуков. Четверых от старшего сына Ашера. И новорожденный пятый внук — от младшего Беньямина. Йохевед говорила мне, что она — абсолютно счастлива. Зенит жизни — они еще молоды и сильны, дети уже выросли… Интересная, любимая работа — у нее и у мужа. Прекрасно обустроенный — не приглашенным дизайнером, а самою хозяйкой — дом. И тенистый разросшийся сад, ухоженный, опять же, своими руками.
Они столь гармонично вписались в общину поселения, что многие соседи даже и не знали, что семейство Альтшуль — репатрианты из Одессы. И не подозревали, что Йохевед и Матитьягу выросли не в религиозной среде, что к Торе они пришли в зрелые годы. И с удивлением слушали, как друзья называют их прежними именами: Оля и Боб. Для нас же, «русских», это самая обычная вещь: два имени. Когда дома и среди старых друзей ты по-прежнему зовешься Оля, а на работе — Йохевед. Олю любили мы все. Йохевед обожали ученики и коллеги. История искусств — это был ее конек, ее работа и ее хобби.
О ней, гармоничном человеке и прелестной женщине с пленяющей улыбкой и ярко-синим сиянием глаз, я и хотела написать первую идиллию. Но — не успела. Под сень их дома, с такой любовью обустроенного, пришла беда. Я безнадежно опоздала со своей идиллией.
24 мая наша Оля возвращалась с работы из Иерусалима. На тремпиаде, где все поселенцы «подбирают» соседей, она села в попутку. Машину вел Ури Дасберг, пожилой уважаемый раввин из поселения Алон Швут. До сих пор непонятно, по какой причине внезапно на повороте он не справился с управлением, машину занесло, она вылетела на встречную полосу и тут же попала под тяжелый арабский грузовик. Рав Ури Дасберг и его две пассажирки погибли. Все израильские газеты и новостные сайты написали об этой — второй по счету — трагедии семьи Дасберг. Первая трагедия случилась в 1996 году, когда погибла в теракте их дочь Эфрат Унгер вместе с мужем. Остались сиротами крошечные дети. Этих детей усыновили и вырастили бабушка и дедушка. И вот теперь дедушка погиб в аварии, а дети осиротели вторично.
Эта история оказалась в центре внимания всех СМИ. О двух других жертвах не сообщали ничего, только имена. Даже русские газеты ни слова не написали о педагоге-искусствоведе Йохевед Альтшуль, может быть, потому, что не поняли, что она — из наших, что нигде не было указано ее первое имя — Ольга.
Идиллия семьи Альтшуль осталась недописанной. Узнав о гибели Оли-Йохевед, я просто не смогла продолжать… В середине 90-х годов мы работали с Олей в иерусалимском колледже «Эмуна», где она преподавала историю искусств. Мои дети учились у нее в алон-швутской школе, они обожали Йохевед и ее предмет (оманут). Мы часто встречались на концертах, спектаклях, на торжествах и вечеринках у общих друзей. Олечка всегда согревала милой улыбкой и умела каждому сказать что-нибудь ободряющее. Ее шутки были одновременно остроумны — и никогда не злы. И рядом с нею всегда был муж — Боб. Он подхватывал Олины фразы, они всегда договаривали друг за друга — так бывает у любящих пар. Их никогда не видели сердитыми. Они никогда не ссорились. И вообще казалось, что супруги Альтшуль не знают никаких забот, и волнения у них — одни только радостные. Эта пара была создана для идиллии.
Прошел месяц с Олиной гибели, и я… продолжаю писать этот сюжет. С самого начала.
…В далеком украинском городе Запорожье жила-была шестиклассница Оля. Мама решила перевести ее в новую, лучшую, школу. На пионерском сборе ее увидел мальчик Боб. И влюбился с первого взгляда. Так они и подружились к радости родителей, тоже ставших друзьями. Семейное предание гласит, что однажды — дело было уже в восьмом классе — у них заболел учитель. Одноклассники тут же принялись беситься и орать, класс заходил ходуном. И только Боб и Оля сидели рядышком и о чем-то тихо разговаривали, улыбаясь и держась за руки, когда в класс вошла новая учительница — подменить коллегу. Она удивилась, увидев двух улыбчивых, похожих друг на дружку еврейских детей, сидевших рядышком посреди общего тарарама:
– Вы — братик и сестричка? — спросила она.
– Нет! Они — жених и невеста! — дружно завопил класс, впрочем, вполне добродушно. Потому что эти двое были такими сияющими, что их даже хулиганы не обижали. В тот день Боб понял, что любит Олю. И, не тратя времени даром, признался ей в этом.
Мало ли бывает школьных романов, эка невидаль, скажет кто-то. Но вот именно, что тут мы имеем редкий пример: родители ничего не запрещали, а радостно восприняли эту любовь. И не были против решения своих детей, которые собрались вместе в Одессу, чтобы поступить там в университет. Боб и Оля поженились на втором курсе, родили сыновей и никогда не расставались. До этого рокового дня… До… Но нет, нет, до него еще много-много лет…
Итак, Боб стал физиком. Оля окончила исторический факультет. Она увлеклась историей искусств, работала в знаменитом Художественном училище имени Грекова, потом стала там заместителем директора. (Этот опыт ей пригодился в Израиле, на посту директора Школы искусств в Иерусалиме). Боб преуспевал в университете. Они жили друг для друга, дети росли, а тем временем в Одессе — как и по всей стране — начинались большие перемены… Перестройка.
Семья была ассимилированной, но еврейство свое не скрывали. Воспитывали детей в духе того, что мы — евреи, чем и гордимся. Ну, поругивали на кухне советскую власть, читали самиздат, слушали потихоньку «Голос Америки». От старшего поколения знали, что бывают еврейские праздники, но в основном эти знания были кулинарными — иной раз ставили на стол традиционные еврейские блюда. Оля любила готовить.
Но однажды их старший сын Боря признался, что ходит в синагогу, и ему это интересно.
– Что тебе там интересно? — спросил отец.
– Все. Мне хочется знать нашу еврейскую историю, и нравится изучать Тору и иврит. И я выбрал себе новое имя — еврейское. Теперь зовите меня Ашер.
«Ну ладно, — подумали родители. Ашер — так Ашер». Дедушку ведь звали Ушер-Борух… Все же ребенок тянется к знаниям. Пусть эти премудрости не совсем понятны, старомодные какие-то. Но ведь вежливый мальчик, уважает родителей, не связался с какой-нибудь дурной компанией. Не курит. Стал носить галстуки и шляпу! Не хочет есть в доме? Говорит, некошерное?.. Что ж, Оля не настаивала, а просто поинтересовалась, что именно надо готовить, чтобы он кушал дома. И как-то спокойно начала потихоньку осваивать кошерные рецепты — ей было интересно.
Ашер ходил на уроки к молодому раввину одесской синагоги, которого звали Шая Гиссер. Потихоньку там набралось столько детей, что образовалась иешива — первая после установления советской власти в Одессе. В один из дней после Песаха Ашер передал родителям приглашение от раввина:
– Ребе Шая приглашает вас завтра на встречу субботы.
– Нас? — удивился Боб.
– Всех родителей.
И тут Оля задала сыну три вопроса:
– Что такого особенного в этой субботе, что ее надо как-то встречать? Если встречаем субботу — то почему надо это делать в пятницу? И самое главное: что туда надеть, в синагогу?
Истинно женский и очень «Олечкин» вопрос: чтобы появиться в новом месте — следует соответственно выглядеть. Оля всегда одевалась красиво и стильно, у нее был удивительный вкус. Но вопрос «Что надеть в синагогу?» — еще и характеризует Олю как очень деликатного человека. Ведь сколько мам являлись в синагогу в мини-юбках, брючках в обтяжку и т.д. — им даже в голову не пришло задаться таким вопросом.
Рав Гиссер поначалу держался сурово. Он попросту опасался, что родители начнут отговаривать детей от занятий. Оля тоже была настороженной и задавала раву ехидные вопросы. Боб и вовсе растерялся, все ему было внове. Но он почувствовал необъяснимое желание надеть шляпу, да и сесть рядом с сыном на скамью в синагоге. Научиться читать эти странные буквы в старинных книгах, которые его Ашер уже вовсю читал.
Положение спасла юная
ребецн в изящном длинном платье — жена рава Гиссера. Она подошла к Оле и сказала:
– У вас такой замечательный мальчик! Мы его так полюбили. Он умница и очень талантливый.
Сердце Оли дрогнуло — и она улыбнулась. И рав Гиссер увидел изменившийся Олин взгляд, и уже совсем по-дружески предложил:
– Приходите, у нас по вечерам бывают уроки и для взрослых.
Забегу вперед. Они учились у Гиссера до 1992 года, вплоть до своего отъезда в Израиль. Они остались друзьями навсегда и даже поселились недалеко от Гиссеров, которые живут в Нокдиме (тоже в районе Гуш-Эцион).
…Спустя некоторое время в Одесской синагоге супруги Альтшуль скрепили свой брак по еврейскому закону. И под хупой прозвучали выбранные ими новые имена: Йохевед и Матитьягу. Прямо скажем, — не слишком популярные имена в среде русскоязычных баалей тшува (вернувшихся к вере). Йохевед — так звали мать Моше, Аарона и Мириам, великих народных вождей, возглавивших Исход из Египта. Матитьягу — тоже славное имя героя-первосвященника, вождя восставших Маккавеев.
Младший сын Беньямин тоже пошел учиться в иешиву. А старший впоследствии стал раввином. Сегодня Ашер Альтшуль возглавляет большую общину русскоязычных евреев в Бруклине (Нью-Йорк). А его жена Наташа, тоненькая и прелестная, во всем помогает мужу.
Оля обожала своих невесток. Когда бы мы ни встретились — она всегда рассказывала, какая Наташа умница и красавица. Беньямин женился совсем недавно, и его жена даже похожа на Олю лицом. И вот что еще запомнилось: Оля обожала дарить что-то оригинальное «своим девочкам». В Музее Библейских стран в Иерусалиме она покупала в сувенирной лавке украшения, сделанные из старинных подлинных монет, найденных археологами. Монетки, оправленные в золото — это и впрямь очень израильские украшения. Необычные и довольно дорогие. Поэтому, когда она пришла покупать точно такой же комплект во второй раз, служительница музея удивилась:
– Но ты же недавно покупала у меня эти монетки? Зачем опять? Потеряла?
– Те я подарила старшей невестке. А эти — для моей младшей.
– Дочки?
– У меня есть два сына. Мои дочки — это их жены, — сказала Йохевед-Оля.
Почему, по какой неведомой воле Провидения многотонный грузовик оборвал сюжет прекрасной идиллии про Йохевед, жену Матитьягу?.. Мы, Олины друзья, в ту страшную ночь никак не могли успокоиться. И все перезванивались, и пересылали по мейлу друг другу ее фотографии. В дни шива (семидневный траур) Олины дети и муж не успевали принять всех друзей. В доме не хватало места, стульев. Многие дожидались в саду часами — и было непривычно тихо в этом радостном доме.
Вот тогда Матитьягу, которого близкие по-прежнему зовут Боб, и рассказал мне о поразительных Олиных словах, сказанных ему в их последний субботний день: «Если бы можно было остановить мгновение — самое прекрасное в моей жизни, я бы сделала это сейчас, когда сбылось все, о чем я мечтала. Мне ничего не надо просить у Б-га. У меня все есть».
Известная еврейская мудрость гласит, что истинный праведник всегда доволен тем, что у него есть — и не требует большего. Может быть, сама того не ведая, Оля-Йохевед подарила нам эти слова — в утешение. Она была счастливым человеком.
Идиллия — это литература. А в жизни идиллий не бывает — хотя бы потому, что мы не бессмертные эллинские «божества». Не буколические пастушки. И не сказочные персонажи. Мы — живые участники драмы, остросюжетного сериала под названием «Жизнь». Каждый из нас играет свою роль лишь в одной-единственной серии — а этих серий бесконечная череда… И одному лишь Высшему Главному Режиссеру известен полный сюжет и наше место в нем.
Могу быть уверена лишь в одном: с нами в жизни была Оля. Йохевед Альтшуль.

Мириам Гурова

Оцените пост

(голосовало: 12, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться