В моем детстве был такой интересный случай. Я дружила с одной девочкой. И девочка эта ничем особенно не отличалась от большинства детей ее возраста. Младше меня года на два, худенькая, с белыми, словно соломенными волосами, она была удивительно энергичной и деятельной даже для ребенка. Хелена, так ее звали, не терпела соперничества в играх. Не одержав победы, она билась в истерике или обижалась так сильно, что мне так или иначе, хотелось больше никогда у нее не выигрывать.
В тот день мы сидели на скамейке возле дома, дул мягкий приятный ветерок. Каким- то образом мне удалось вывести Хелену из равновесия, уязвленная до глубины души, она опустилась на коленки и тихо заплакала. Уж не знаю, было ли этой осознанной манипуляцией с ее стороны, через минуту я уже готова была покаяться во всех смертных грехах, только бы она перестала плакать. Хелен была в том нежном возрасте, в котором всё услышанное от взрослых, даже самое жестокое и непримиримое, повторенное устами ребенка — звучит особенно пленительно. Минуты две она всхлипывала, а затем словно сообразив что то, запрыгнула на скамейку и завопила на всю улицу: «Жидовка!»
Таинственное и пакостное слово завладело моим сознанием. Мне стало любопытно до икоты, что означает это слово. Мама отмахнулась: «Мало ли какие глупости говорят дети». А вот у бабушки широко раскрылись и без того огромные, некогда самые прекрасные в мире, глаза.
Бабушка пережила эвакуацию. В советское время, оставшись без мужа, с двумя маленькими детьми на руках и матерью, старой больной женщиной, она работала на двух работах, чтобы прокормить семью. И уже в мирное советское время, она попала под особое сокращение, в течение нескольких лет евреев не позволяли брать на работу. Она вынуждена была отдать двух своих дочерей, которым к тому времени исполнилось не более двух лет, на временное содержание в детский дом. Долго это не продлилось, вскоре они переехали. Но остался животный страх, воспоминания. Они мучили ее все последующие годы и инстинктивно она сторонилась всего того, что могло причинить ей новые страдания. Опыт заставлял её видеть всё несколько иначе, чем мы – поколение, не знавшее войны, которая поглотила лучшие годы ее жизни, истребила всех, кто были ей дороги. Ее звали Лия, она была – прекрасна. Высокая, смуглая девушка с черными вьющимися волосами, смотрела на меня, с выцветших, как и ее красота, фотографий.
Она улыбнулась, но складка, залегшая у нее меж бровями выдавала еще что-то.
-Жиды – это то слово, которым называют евреев, когда они становятся по каким то причинам неуместны. Но ты, разумная девочка, это нужно держать в секрете.
— Что нужно держать в секрете?
— То, что ты – еврейка.
— Это плохо, быть евреем?
— Нет, это просто неуместно, — она помолчала. Я ждала, что она скажет дальше.
— Бога нет, — неожиданно резко и вместе с тем, словно дрогнув добавила она. Что то огромное и темное словно впорхнуло в комнату. Всего лишь груз воспоминаний, не моих, но я и сейчас чувствую всю их тяжесть, нависшую вслед за этими словами. Но так как мне уже представлялось возможным выдержать положенную паузу, я довольно бестактно перешла в наступление.
— А что евреи делают не так? – спросила я,
— Всё, — усмехнулась бабушка покачивая головой.
— А какие у них традиции?- не унималась я.
— Это тебе пусть Раввин расскажет, — иронично ответила она, сверкнув глазами.
Возможно, она надеялась, что дальше праздного интереса не пойдет. Или все же она надеялась: в глубине своего сердца, износившегося под тяжестью глубокой скорби? Тайно надеялась, что я вопреки всему, в том числе и ее запретам, отыщу то самое сокровенное и бесценное, безвременно утраченное, что было отнято у нее в далеком прошлом. Было ли это тогда, когда она была таким же ребенком, как и я, с ненасытной жаждой знания? Так или иначе, умышленно или нет, она указала мне направление. Теперь я знала, где искать.
На следующий день, Хелена попросила прощения. Её мама приволокла насупленную и несговорчивую дочь к нашим воротам. Отвесив Хелене легкий подзатыльник, чтобы, по-видимому, закрепить некое знание, её
мама постояла в нерешительности и всунула дочери кулек с конфетами. Мой брат, стоявший у меня за спиной, пригрозил подзатыльником мне, если я посмею расчувствоваться. Мы наблюдали всю эту сцену, прилипнув к оконному стеклу. Постояв еще пару минут, она подтолкнула дочь к звонку, но, не добившись от нее ровным счетом ничего, она сама надавила на кнопку. Как нашалившая школьница, позвонив, она скорым шагом удалилась, оставив дочь саму решать те проблемы, которые, учитывая юный возраст Хелены, были проблемами ее матери. Хелене было лет 7-8. Стоило мне открыть дверь и угроза подзатыльника растаяла как майский сон. Мы обе стояли в слезах, потягивая содержимым в наших мокрых носах и обнявшись.
До сих пор, я благодарна той неугомонной силе, которой я была движима. Благодарна я и девочке с соломенными волосами. Узнав не так уж много о том, что значит быть «жидовкой», у местного Раввина, я поняла, что жажду стать тем, чем меня назвала Хелена. Это происшествие нашло какой — то особый отклик в моей душе.
Быть тем, кого столь усиленно отталкивают. Стать «неуместным», но быть близким к особой истине, которую я еще не осознавала, но уже приняла всем сердцем. Я стремилась к этому с безудержностью и бесстрашием на которые способны только дети. Вопреки…
Как это объясняется? Спустя годы, я часто думала об этом.
И кто-то подсказал мне как этот термин называется научно. Закон обратного усилия. Когда человек стремится сделать что то, вследствие того, что ему в этом противостоят. А противостояли все. Сначала всех всё устраивало, я не путалась под ногами, где то пропадала, таскала толстые книжки. Но когда дошло до того, что я не оценила мамину кухню… Все, кто когда-либо начинал соблюдать кашрут знают не понаслышке о том, насколько болезненно могут воспринять переход на кошерное питание, мамы и бабушки. Противостояние… )
Прошли годы. Я все чаще думала о том, каким это образом евреи на протяжении веков сохраняли преданность своей вере и не переставали ее искать, даже в местах, казалось бы, «забытых Б-гом». Не даром на иврите такого выражения нет и быть не может, поскольку в еврейской традиции Творец присутствует везде и во всем. Искры святости рассыпаны по всему миру, даже в самых темных и недоступных, казалось бы для света, местах. Но чем, темнее и отдаленнее находится это место от источника света, тем ярче будет светить тот свет, который разгорится от этой искры. Противостояние? А почему бы и нет.
Искры – это евреи из Советского союза. Страна в которой любое стремление к Свету, каралось от 5 до 30 лет трудовых лагерей, породила огромное количества Света, озарившим этот мир такими замечательными Раввинами, как Рав Ицхак Зильбер и миллионами тех, чьих имен нам не нужно напоминать. Каждый из нас должен осознавать чего стоило им сохранить этот свет для нас.
Везде и всегда в еврейской истории, евреи тянулись к Свету не будучи стадом, но – вопреки противостоянию извне, в виде чего бы оно нам не представлялось. Эти азарт и упрямство разузнать истинную суть вещей, присущий нашему народу, как аромат чолнта. В этом одна из особенностей нашего народа. Вопреки. Вопреки изнуряющему труду в Египте, когда истощенные и изнеможенные, наши праотцы противостояли не Фараону, а порабощению души, Света скрытого внутри себя.
В завершение, я хотела бы заметить, что наверное это относится к каждому отдельному еврею, откуда бы он ни был. В Советском Союзе противостояние еврейству было неприкрытым и потому необходимость борьбы и ответного противостояния было очевидным. В современном мире, существует другая крайность. Это – пресыщенность. Противостоять тому, что не имеет осязаемой формы внешне ничем не угрожает особенно сложно. Когда человек перестает ценить, то что есть у него под рукой. Ему начинает казаться, что в любую секунду его жизни, он может потянуться к блюду и взять самый лакомый кусок пирога. Так ли это?
Опять-таки, возвращаясь к еврейской истории, мы видим, что нет ничего постоянного. Написано в Мишлей царя Шломо: «Много помыслов в сердце человека, но лишь решение Всевышнего исполнится». Есть ли хоть кто-либо в этом мире, кто в состоянии контролировать свою жизнь? Нет такого человека, напротив, всегда находится кто-то, кто начинает контролировать нашу. Создав все условия для того, чтобы комфортно и наиболее безболезненно деградировать, мы отодвигаем наследие наших отцов на задний план, словно на самом-то деле не осознаем, что в наших руках не кусок пирога, а наивеличайшая ценность из всех существующих. И мне кажется все мы знаем на какую кнопку нажать. Нажмите: «Вопреки».
Оцените пост
(голосовало: 7, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
хорошо что Хелена вас дурой или уродиной не обозвала..не всем, чем нас обзывают, надо стремиться становиться, даже если это «вопреки» тешит нашу гордость
Грубо, но я согласна.. Для адекватного читателя, мне кажется не обязательно это разъяснять.
Совсем недавно на этом сайте возникла яростная дискуссия -нужны ли ЕМ молодые авторы? Люди без жизненного опыта, что могут ценного сказать они читателю?
Циппи! Ты первая разбиваешь эти стреотипы. За тобою прийдут другие, им будет легче — стену недоверия пробиваешь ты, моя дорогая девочка. И я безмерно благодарна тебе за это.
+5