ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
В первую пятницу по приезде в Израиль мы с сыном под вечер пошли к Котелю (Котель Маарави, Западная стена, или Стена Плача, как еще называют). Где он находится, мы не знали. Спросили прохожих. На идиш. Нас проводили, а потом показали, как возвращаться.
Так мы познакомились с рабанит Эстер Финкель, племянницей Хазон Иша, женой руководителя иешивы «Мир» рава Бейнеша Финкеля. Рабанит Финкель была с дочерью и зятем.
Оказывается, они тоже нас заметили, и зять сказал теще:
– Видишь этих людей? Сейчас они спросят, как пройти к Котелю.
Наши новые знакомые пригласили нас к себе. Потом Бенцион стал учиться в иешиве «Мир». Эти люди рекомендовали нас рабанит Шошане Эйдельман, благословенна память праведницы. Их слово было веско, и рабанит Эйдельман просватала Сару. Для нас, пришедших в новый мир и еще не освоившихся в нем, это была большая помощь.
Когда я ехал в Израиль, я думал: здесь нет такого, чтобы намеренно не слушаться Торы и работать в субботу. Я знал, что здесь «свобода», но не представлял себе, насколько «широкая». Чтобы были школы, где почти ничему еврейскому не учат и люди не знают «Шма Исраэль» и Десяти заповедей, – этого я не ожидал. Так чем же они евреи? Они, конечно, дети евреев. Но еврейство – это убеждения, это мицвот…
Приехали мы во вторник, а в субботу иду я по улице и вижу: кто-то подходит к машине и собирается ехать. Я ему говорю:
– Слиха, а-йом шабат! (Простите, сегодня суббота!) А он мне:
– Аз ма? (Ну и что?)
Я допускал, что кто-то дома нарушает шабат, курит, но на улице?! Мне захотелось, поверьте, бежать в посольство и ехать назад, в Россию.
Сердце говорит: «Бежать!» А разум: «Ты в Эрец Исраэль».
И разум победил.
ГЕРЕР РЕБЕ
Через две недели в шаббат мы с реб Аароном Рабиновичем, свояком, вышли погулять, вдруг видим – толпа.
– Что случилось? Аарон говорит:
– Не пугайся. Это люди идут к Герер ребе (ребе из польского города Гура-Кальварья, Гер на идиш. По-русски говорят – Гурский ребе).
Герер ребе, к которому двигался этот поток, был рав Исроэль Алтер, благословенна память праведника. Это был великий человек. (Его ученики записали его беседы на темы недельных глав Торы и еврейских праздников и издали после его смерти, назвав книгу по его имени «Бейт-Исраэль».)
Отец рава Исроэля Алтера – предыдущий Герер ребе, рав Авром-Мордехай Алтер, возглавлял гурских хасидов больше сорока лет. Он был близким другом Хафец Хаима и вместе с ним – одним из основателей «Агудат Исраэль». Дo Второй мировой войны у рава Аврома-Мордехая было около миллиона хасидов (духовных учеников). Рассказывали, что в «приемные дни» Герер ребе железные дороги были забиты его хасидами.
Расскажу такой случай.
На праздники хасиды приезжали к своему ребе. Один хасид был доносчиком. Он почему-то не поехал, а написал раву письмо и просил благословения на праздники.
Тогда же он написал другое письмо – донос властям на Герер ребе и его сына. И перепутал письма.
Герер Ребе получил донос, а полиция – письмо на идиш с просьбой о благословении! Самое интересное (не могу этого понять, но ребе знал лучше меня, что делает) – доносчик так и не узнал, что перепутал письма, и потом не раз приезжал к Герер ребе, который не подавал виду, что знает, кто он!
Я прочел об этом в книге воспоминаний о Герер ребе. Он предупредил близкого человека, что такому-то доверять нельзя.
Мы с Рабиновичем вошли и через двадцать-тридцать минут приблизились к Герер ребе: люди шли очень быстро. Я новый человек, и Рабинович говорит:
– Он из России, он и там старался в субботу не работать и выполнял, что мог.
Реб Исроэль Алтер быстро подает мне руку и говорит:
– Слушай! Как ты вел себя там, веди себя и тут, ни капли не изменяй! Ты слышишь?
Я удивился: что значит «как там, так и тут»? Это же Израиль! Здесь все должно быть по-другому! В сто раз лучше и сильнее! Только потом я понял, насколько было глубоко сказано!
МЕРКАЗ КЛИТА – ЦЕНТР АБСОРБЦИИ
В Центре абсорбции в Катамонах (район Иерусалима), где нас поселили, работал один религиозный человек. Звали его Моше. Моше сказал нам: «Посуда, которая здесь, не для вас». Мы не могли понять. Мы-то думали: в Израиле все продукты кашерные! Моя жена хотела даже всю нашу посуду оставить в России и купить новую: «Наша посуда недостаточно кашерна для Израиля». Но в чем – в чем, а в нашем кашруте я был уверен. Так что посуду мы привезли.
«Мы входили в автобус, и на нас обращались все взгляды: мы выделялись одеждой. Сейчас этого не замечают, но тогда все носили мини, и я была в Катамонах единственной девочкой в длинной юбке. Как-то мы ехали в автобусе, и кто-то сдернул с маминой головы косынку (религиозные женщины покрывают голову). Тогда религиозные и нерелигиозные были намного более разобщены. Сейчас Израиль очень изменился, появилось много ба-алей-тшува…
Когда мы приехали, пришла тетя Келя – мамина сестра – и сказала:
– Газет не читайте, в кино и в театр не ходите, телевизор не смотрите. Нельзя.
Мы подумали: «Что это такое, что за глупости!»
В свои десять лет я в Ташкенте прочитывала несколько газет в день и считала, что только очень отсталый человек не читает газет. Где мы находимся, что это за место такое? Все какие-то отсталые, ничего нельзя: и религиозные очень отсталые, и нерелигиозные. Куда мы приехали?»
Из рассказа Хавы
Да, тогда в России газеты были «кашерные» – без гадостей, и телевидение – тоже. «Свободный мир» оказался совершенно непристоен. От него пришлось держаться подальше. Ну да ничего, нам не привыкать, и здесь привыкли понемножку…
Вот интересно: статистика говорит, что в Израиле, при достаточно высокой общей преступности, нет преступности в Меа-Шеарим (религиозном районе Иерусалима) и в Бней-Браке (религиозном городе). А по бедности – они самые бедные в Израиле. И еще утверждают, будто преступность связана с бедностью…
Мерказ клита устроил для новых репатриантов «празднование Песах». Что это было за «празднование»! В Йом Тов (праздничный день, когда поездки запрещены) повезли на автобусах в кибуц, где на столах лежали и маца, и хлеб (демократия!). Я узнал об этом и пытался предотвратить поездку. Ничего не вышло. Так невинные в своем незнании репатрианты встречали свой первый Песах в Израиле!
Наша посуда еще не прибыла, а приобрести новую на Песах стоило больших денег. Рабанит Финкель предложила Гите организовать праздник для ешиботников, которые на это время не разъезжаются по домам, а остаются в иешиве. Нам предоставили квартиру рядом с ребятами, и жена весь Песах готовила для них еду.
Недостающего для миньяна в Мерказ клита приходилось искать, как в Ташкенте. Собирал Моше – он лучше знал обстановку. Он притаскивал ребят лет тринаднати-четырнадцати из соседних нерелигиозных домов.
Я решил обмануть их. В каком смысле – «обмануть»? Сказано, что каждое слово Торы действует на человека, оставляет след в его душе. Когда мы кончали молитву, я говорил:
– Я задержу вас не больше, чем на полторы минуты. Если окажется, что на две, – плачу штраф.
Я открывал Тору, недельную главу, и прочитывал два-три стиха. И это стало для них привычным.
Прошло лет пятнадцать. Встречают меня на улице какие-то люди, здороваются. Я спрашиваю:
– Откуда вы меня знаете? Они отвечают:
– Забыл? Ты читал нам из Торы.
Смотрю, кое-кто уже в кипе, а кто-то и в иешиве учится. Говорят: «Началом были твои псуким (пасук – стих)». Эти полторы минуты…
ГДЕ УЧИТЬСЯ?
Хотя я видел, что в Израиле по субботам ездят на машинах, но уж насчет школ у меня сомнений не было. Я собирался отдать детей в любую религиозную школу. Думал, если чего-то им там не хватит, я их дома подучу.
В Центре абсорбции жил еще один религиозный оле (репатриант) – Иомтов Штраус. Узнав, что я собираюсь послать детей в первую попавшуюся (религиозную, естественно) школу, он сказал мне:
– Советую вам пойти и посмотреть, в какую школу вы отдаете детей.
– Зачем?
– Я вам советую.
Я не понял, но пошел. Прихожу в одну школу, смотрю: женщины одеты как-то не совсем скромно. Спрашиваю: «Есть другая школа?» Говорят – есть. Пошел туда – то же самое. «А еще есть школы?» В Мерказ клита мне сказали, что больше нет. Но Иомтов Штраус знал, что в Байт-ва-Гане есть более серьезная школа. Мы договорились по очереди возить детей туда. Ездили каждый день двумя автобусами. Но школа была хорошая.
«Когда я возвращалась из школы, мальчишки в Капгамонах не пропускали меня, я была для них посмешищем. В Ташкенте дети меня никогда не обижали: чувствовали, что я не боюсь и могу дать сдачи, как меня учила мама. «Домашняя закалка» пригодилась и тут. Мальчишки окружили меня, я осмотрелась, выбрала самого маленького и изо всех сил толкнула его на другого мальчика. С тех пор меня больше никто не трогал. Они могли бежать за мной и кричать что-то, я даже не понимала – что, но не больше.
Моей младшей сестре в школе приходилось трудно. В религиозной школе – дети из России? Они знали только олим из Америки. Мы были какими-то непонятными существами: и религиозные, и из России. Они не могли общаться с нами, а мы – с ними. Но мы научились…»
Из рассказа Хавы
Интересно получилось с учебой Бенциона. Я ему предложил:
– Зайди во все иешивы, позанимайся в каждой несколько дней. Где почувствуешь, что получаешь знания и «ират-шамаим» (страх перед Небом, Б-гобоязненность), – там останься.
Он прошел по нескольким, дошел до иешивы «Мир» и сказал:
– Больше никуда не иду.
Иешиву тогда возглавлял рав Хаим Шмулевич. Он плакал, когда проверял знания Бенциона.
Продолжение следует