ОТПУСК В НЕОЖИДАННОЙ ФОРМЕ
В июне 68-го года Илья Исаакович пришел проведать меня в больницу.
Как я попал в больницу? Иосеф Алишаев, бухарский еврей, видел меня в синагоге и решил, что я подхожу в учителя его детям. Он стал просить:
– Мои дети целыми днями по улице бегают, не слушаются, я с ними не справляюсь, учить их не могу. Дам тебе на год квартиру бесплатно у меня во дворе, только учи их…
Но я уже купил квартиру в другом районе, и жена не согласилась еще раз переезжать: «А если через пару месяцев не поладите, куда денемся?»
Работал я очень много, но решил: раз человек хочет учить детей – нельзя отказать, как-нибудь найду время. Я сказал, что переехать не могу, а учить буду. Конечно, это было уже не то, чего он хотел.
Ответ я дал ему вечером, а утром иду, думаю об этом, и меня сбивает грузовик. Лобовое стекло вдребезги, я лежу без сознания. Виноват был водитель.
Когда я открыл глаза, водитель меня укорил:
– Ты мне все стекло разбил своей головой! Я говорю:
– За стекло уплачу, только вези поскорее в больницу.
Меня положили в больницу с сотрясением мозга, левое плечо было совершенно переломано, и рука висела, как плеть. Я пролежал в больнице три недели.
Илья Исаакович навестил меня и пошутил в разговоре:
– Все меня спрашивают: «За что Всевышний наказал Ицхака?» А я им объясняю – очень просто. Ицхак все бегает, все у него дела, работает – и никогда не отдыхает. Организму все-таки отдых нужен? Вот Всевышний и дал ему отпуск в такой форме.
«По субботам он проходил не знаю сколько километров, чтобы читать Тору в разных миньянах, потому что у нас не хватало людей, которые умели бы читать свиток Торы..
Но он и в будни ходил пешком: «Ой, на автобус я не сяду — он слишком долго идет». И вот он так бегал-бегал, пока однажды его не сбила машина.
Пришел я к нему в больницу — лежит такой довольный: «Знаешь, я эту сугию (тема в Талмуде) долго не мог прочесть, наконец, Барух а-Шем, до чего повезло, могу сидеть и учить!»
Всегда он — самый счастливый человек!»
Из рассказа Яакова Лернера
Плечо лучше лежит в гипсе, если выпрямить руку и держать ее на весу. Врачи сомневались, выдержу ли я. Я уверил их: «Выдержу». Загипсовали. Как теперь накладывать тфилин? Мне помогали лежавшие в палате больные. А шоферу, чтобы его не судили, я еще должен был написать письмо, что это не его вина, а моя.
Аварию я принял как наказание свыше за отказ Алишаеву. Выйдя из больницы, я сразу стал заниматься с его детьми – их было не то восемь, не то девять. Занимался бесплатно. Старался приходить каждый день. Ловил их на улице, затаскивал в дом, с одними читал «Шма», «Шмонэ эсре», с другим, самым тихим, успел пройти «Брешит», первую книгу Торы. И с девочками занимался, и перед каждым праздником что-то рассказывал. В общем, все дети были «охвачены». Так продолжалось вплоть до моего отъезда в Израиль.
Конечно, мы остались друзьями.
Интересно, что все эти дети стали глубоко верующими. Некоторые из мальчиков учились в иешивах в Бней-Браке, все девочки вышли замуж за религиозных парней.
Это имя – Алишаев – сейчас знают все бухарские евреи в Израиле. Человек состоятельный, Иосеф Алишаев, переехав с семьей в Израиль, все свои деньги вложил в обучение бухарских евреев. Он помогал бедным, организовывал проведение еврейских праздников, создавал учебные группы для мужчин, для женщин, для детей. А потом и вовсе возникла всеизраильская организация «Шаарей Цион». Организованные ею кружки, клубы, иешивы, колели, детские сады, школы, летние лагеря действуют в Иерусалиме, Тель-Авиве, Рамле, Ор-Иеуде и других городах Израиля. А возглавляет организацию рав Шмуэль Алишаев, самый тихий когда-то сын рабби Иосефа.
САМЫЙ КОРОТКИЙ СЕДЕР В ЖИЗНИ
У нас во дворе накопилось полно мусора. Надо было убрать двор к празднику, а сделать это я мог только после работы. Весь предпасхальный день, когда хлеб уже не едят, а мацу еще не едят, я возился во дворе. Только вычистил двор – уже вечер. А я только недавно узнал, что у нескольких семей нет мацы. После вечерней молитвы я отправился разносить мацу.
Ташкент – большой город. Праздник уже начался, и я шел пешком. К одному, к другому, к третьему… Домой вернулся где-то без четверти двенадцать. Счастье, что полночь в Ташкенте в эти сутки наступала в час и двадцать девять минут. По закону афикоман – завершающую еду в Седер Песах – надо съесть до середины ночи. Пришел я еле живой – от уборки, от ходьбы, от голода. Но надо было ждать: мы пригласили на Седер Эфраима Вольфа с женой (того самого родственника, которого я застал в постели после землетрясения), а жена его преподавала в вечерней школе и кончала занятия около двенадцати.
В половине первого пришли наконец гости, и мы начали Седер. Я рассказывал все, как положено. В час восемнадцать минут мы закончили чтение Агады.
Я предложил всем поскорее мыть руки, мы в темпе сказали благословение на мацу, проглотили положенное количество, тут же, без промедлений, съели горькую зелень – уложились в две-три минуты. Гита, жена моя, говорит:
– А чай хотя бы?
– Какой чай, немедленно едим афикоман! Главное – закончить трапезу до полуночи.
Так мы в ту ночь ничего и не ели. Вольф до сих пор смеется, когда вспоминает этот пасхальный ужин. В Ташкенте вино для пасхальной трапезы я всегда делал сам: покупал виноград и бросал его в большую бутылку вместе с ветками – некогда было возиться. А потом, перед Песах, отцеживал. Вино в том году было удивительное, сытное, как хорошая котлета. Я выпил два бокала – будто мяса наелся! Все так почувствовали.
А назавтра – вы не представляете себе, что за жизнь была там… Назавтра в восемь утра я уже был на работе. Договорился с начальником, что в субботу и праздники работать не буду, но присутствовать на работе было необходимо. Помолился я рано – в семь часов. Хорошо еще, что там, где я молился, мне предложили:
– Погоди, не беги, поешь немного.
И я сделал кидуш и съел что-то, а домой с работы вернулся уже около пяти. Так что нормально в эти два дня я посидел за столом только во второй Седер.
ВСЕГО ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА!
Есть у меня знакомый хабадник Мотл Козлинер, очень хороший человек.
В сорок шестом году поймали его мать с фальшивыми паспортами для тех, кто хотел уехать в Израиль через Польшу. Изготовил паспорта тот самый Мендл Горелик, что создал потом наш замечательный цех. Он великолепно писал любые шрифты и мог изобразить любой почерк. Он тоже отсидел свое за это, чуть не помешался в тюрьме.
Женщину арестовали прямо на улице. Паспорта были при ней. Посадили и ее, и мужа. Двадцать пять фальшивых паспортов для выезда из Союза – все были уверены, что этих людей расстреляют. Дети Козлинеров, сын и дочь, были маленькие, и какой-то добрый человек взял их к себе.
Прошло время, и пришло известие: арестованные живы, получили двадцатипятилетний срок. Когда детям сообщили об этом, они заплясали от радости, чуть не разнесли квартиру. Их спрашивают:
– Дети, что вы так растанцевались?
– Как не танцевать! Мама с папой получили всего двадцать пять лет!
Козлинеры-старшие выжили. Отсидели не то восемь, не то десять лет, вышли на волю, встретились с детьми и жили еще долго. Глава семьи умер в возрасте за восемьдесят. А с какой любовью и почтением относились к ним их дети!
ЧЕКИСТСКИЙ ЮМОР
О раве Симхе Городецком, благословенна память праведника, рассказано и написано много. Поэтому я расскажу только то, что, может быть, еще неизвестно. Несколько деталей, о которых слышал от него самого.
Он был великий человек. В двадцатые годы он учился в Любавичской иешиве в Ростове. В двадцать шестом году его послали из иешивы в Самарканд организовать обучение бухарских евреев. Он тайно создавал иешивы, учил людей…
Рава Симху вызвали в НКВД. Еврей-следователь показывает ему список имен.
– Ты тайно подготовил и послал в иешиву пятнадцать человек. И начинает писать протокол.
Рав Симха видит, что тому все известно, и говорит:
– Знаешь, я вот тут сейчас сделал «тшуву» (раскаялся).
Надо вам знать, что, по утверждению Талмуда, раскаявшиеся грешники, баалей-тшува, поднимаются на высоту, недоступную даже самым большим праведникам.
Следователь возражает:
– Это у вас в Талмуде сказано: «Там, где стоят раскаявшиеся, и праведники не стоят». А у меня в Гемаре написано по-другому: «Там, где баалей-тшува сидят…»
И дальше пишет. Листов пять исписал. Потом сам себе говорит:
– Погоди! А что я заработаю, если посажу еврея? Слушай, ты где живешь? В Новом городе (район в Самарканде – И.З.)? Переезжай в Старый город, где тебя не знают, и больше этими делами не занимайся.
И отпустил его! Но рав Симха не прекратил своей деятельности. На этот раз (это было уже после войны) его посадили и приговорили к расстрелу. Жена его бегала по всем инстанциям и вымолила, чтобы ему заменили расстрел пожизненным заключением. Примчалась в тюрьму, а там еще не получили сообщения об отмене смертного приговора! Она боялась, что в любую минуту приговор могут привести в исполнение, и бросилась назад в НКВД – почему не сообщили? А ей отвечают:
– Да вот марки на конверт не нашли!
От всего пережитого женщина повредилась в уме. Кричала днем и ночью, страшно было слышать.
ПОЕЗДКА НА МОГИЛЫ ЦАДИКОВ
В семидесятом у нас все еще не было разрешения на выезд. Браславские хасиды из Ташкента поехали в Умань. Я поехал с ними.
Прибыли поездом в Киев. В Умань надо ехать в автомобиле. А нас десять человек! Две машины брать – очень уж в глаза бросается. Да и одного-то надежного шофера найти нелегко.
Спутники мои были готовы к любым испытаниям – только бы достичь цели. Сели в легковушку, вповалку, друг на друга, и покатили. Не пятнадцать минут ехали: отправились ранним утром, а добрались глубокой ночью.
Нашей целью была не только Умань, как бывает обычно. Мы договорились, сделав небольшой круг, посетить могилы всех цадиков на пути.
Проезжая Бердичев, мы пошли на могилу великого рава Леви-Ицхака, жившего около двухсот лет назад.
Власти разрушили надгробье, евреи восстановили его и написали: «По нитман адам хашув…» – «Тут похоронен значительный человек рав Леви-Ицхак из Бердичева».
И смешно, и грустно. Так ли пишут о великом человеке, при имени которого весь еврейский мир трепещет! Он говорил с Б-гом, как я с вами говорю. Всегда заступался перед Всевышним за Его не очень добросовестных рабов. И сказать о нем – «адам хашув»?! Да и смотреть на тех, кто там остался, было грустно – считанные старики…
Я предложил заехать в Межибож, на могилы великих людей: рава Исроэла Баал Шем Това и двух его внуков – рава Баруха из Межибожа и рава Эфраима из города Сдилково, автора книги «Дегель маханэ Эфраим». И еще там могилы евреев, погибших во времена Богдана Хмельницкого.
Поехали.
Тоже нелегко было видеть, во что это все превратилось.
В Межибоже во второй половине восемнадцатого – в начале девятнадцатого века жил великий рав Авром-Иеошуа Гэшл а-Коэн из города Опто (он умер в 1825 году). Рассказывали, что когда в Йом Кипур он читал в молитве отрывок о службе первосвященника, то вместо слов «ках ая омер» («так говорил», имеется в виду – первосвященник) произносил «ках аити омер» («так я говорил»): он помнил, что был первосвященником в предыдущем воплощении.
На земле вокруг могилы валялись обломки надгробья, на которых еще видны были отдельные буквы. Целиком сохранилась только надпись в нижней части могильной плиты: «Шабхуу…» – «Восхваляйте его, ибо по великой скромности своей рав не велел ничего писать о нем, кроме имени».
Уже ночью мы прибыли на могилу рабби Носона из Браслава, ученика рабби Нахмана. Близко к ней не подходили, потому что там вертелись какие-то непонятные люди. Помолились в отдалении.
В Умани мы рассчитывали провести праздник Рош-а-Шана (четверг, пятницу) и субботу.
Там было не совсем безопасно, случалось – наезжала милиция и начиналось разбирательство, кто, зачем да откуда? Хозяйке дома, где обычно останавливались приезжие евреи, запретили принимать постояльцев. Но незадолго до нас в городе побывали евреи из Америки, и тут уж власти сами просили женщину принять гостей. Она и сказала: «Что же я – одних принимаю, других не принимаю?» И начальство отменило запрет. (У этой женщины дочь была психически больна, и рав Иехиэль-Михл Дорфман, ныне – один из главных руководителей браславских хасидов, дал ее дочери какое-то лекарство. Больной стало лучше, и мать добра не забывала.)
Ночлег в каморке – не в отеле, конечно. В тесноте, да на полу спали. Зато с едой повезло: бывший с нами Яков Талант умел делать шхиту. Впервые за все поездки в Умань мои спутники так «роскошествовали». Ели кур и радовались.
Продолжение следует
Из книги «Чтобы ты оставался евреем»
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
