МИША, МОТЯ И «ПАРНАС»
… Во время очередных заходов «на подпитку» к Тимкиной тёте ребята частенько заставали там Вовиного друга Мишу-толстого. Миша слыл фигурой достаточно известной среди студенческого бомонда: учился он в Водном институте и был одним из основателей и затейников студенческого театра «Парнас». Актёрскими данными Миша-толстый не блистал, зато писал и смешно рассказывал свои байки. Их дружба с Вовой проистекала из той поры, когда оба ещё не были одесситами, а скромно проживали с родителями на захолустной станции по пути из Киева в Одессу, откуда и прибыли на учёбу наши студенты.
Увлеченные каждый своим делом: Вова – математикой (студент физмата), Миша – «Парнасом», вполне зрелые парни что-то слабо реагировали на женский пол, довольствуясь в основном мужским обществом. Приезжавшая в гости к сестре Тимкина мама – тетя Фира, не понимавшая индифферентность племянника и его дружка в этом важном направлении, интересовалась у парней:
– Хлопцы, где ваши девчата? Вам уже самый час подумать о женитьбе, а вы ходите одни, как мокрые курицы… Или у вас ещё «женишки» не выросли?
И уже обращаясь к сестре, негодующе, словно вынося приговор, заключала:
– Сы’з цвей бухирым мыт ейн ей оф бейды (это два амбала с одним яйцом на двоих).
Тетя Фира как в воду смотрела: оба завидных жениха обзавелись семьями в возрасте далеко за сорок.
А до этого Миша-толстый закончил Водный институт и пошел работать инженером в порт. Упорная работа на благо народного хозяйства ему не очень удавалась, так как его помыслы и устремления были страшно далеки от сферы материального производства. Счастье портовиков, что Миша вскоре подался в сатиру и юмор, а то он бы им наработал…
Кстати, станционного врача, Мишиного папу, тоже звали Михаил Важнецкий.
… Ещё было далеко до московского КВН, когда в Одессе уже вовсю процветали те, кого впоследствии назовут «СТЭМ» – студенческий театр эстрадных миниатюр. В начале пятидесятых «Парнас-1», а в шестидесятых «Парнас-2» – студенческие театры с прекрасной «лошадиной фамилией» давали представления на институтских вечерах, во дворцах культуры и даже на местном экспериментальном телевидении. Экспериментальным ТВ называлось потому, что его студия была оборудована в институте связи силами самих связистов. Когда шли передачи «Парнаса», в квартиры счастливых обладателей телевизоров «Рекорд» с крохотным экраном и водяной линзой для увеличения изображения набивались битком родственники и соседи, после чего обладателей этих телевизионных приемников уже трудно было назвать счастливыми…
Тексты к своим передачам тогда писали, разумеется, сами студенты, среди которых в обоих «Парнасах» выделялся вышеупомянутый Важнецкий. Состав труппы менялся – выпускники ВУЗов отъезжали поднимать народное хозяйство. Их место занимала зелёная молодёжь, которая на традициях театра быстро бурела. Были, однако, среди студентов-актеров энтузиасты театра, которые умудрялись играть в нём десятилетиями. Один из них по имени Мотя, толстозадый с круглой, как полнолуние, физиономией считался живой историей коллектива. Мотя играл в СТЭМе, когда его нынешние коллеги еще сами ходили в школу, и продолжал в нём играть, когда те повели в школу уже своих детей.
В середине шестидесятых одесская команда КВН совершала своё триумфальное шествие, и в составе «джентльменов» с неповторимым глуповато-удивленным выражением лица появлялся старый приятель и до боли в ушах знакомым голосом произносил одну только фразу:
– Здравствуйте, я ваша Мотя…
А спустя ещё три десятка (!) лет вечнозелёный Мотя, участник всех «Парнасов» и КВН, проявился как киноактёр. Да, да, уже в отдалённых от того времени 90-х годах в фильме, название которого говорит само за себя: «История Одессы в анекдотах», режиссер картины, очевидно, учитывая Мотин выдающийся вклад в эту самую анекдотическую историю, доверил тому роль Рабиновича всех времён и народов. И Мотя не сплоховал – сыграл свою партию так, как сам Рабинович не сыграл бы!
«РАЗ ПОШЛИ НА ДЕЛО Я И РАБИНОВИЧ…»
Чтобы закончить хохмогенную тему, вспомним рассказанный Веньке со слов очевидца эпизод, доказывающий наличие в то время натуральных хохмачей и в коридорах власти.
Советская власть по природе своей исключала всякий юмор, ибо юмор – это всегда двусмысленность, а партия и Советы в своей деятельности использовали одну лишь первую сигнальную систему. Но это теоретически. Практически же в Одессе, где солёный морской воздух насквозь пропитан тем самым юмором, стены домов излучают улыбки, брусчатая мостовая на Пушкинской скалит зубы, отражая солнечные лучи, морское орудие на Приморском бульваре стреляет только тогда, когда там появляется девственница… Какая власть может выдержать и не подвергнуться коррозии в результате влияния этих губительных факторов?
Начало шестидесятых. Хрущевская оттепель пришла и на юг страны. Все наивно полагают, что лихолетье кануло в Лету. В булочных продаётся маца, в ресторанах понемногу начинают играть «Фрейлехс» и «Семь-сорок». Сначала это делается завуалированно, под кодовым названием «Веночек из молдавских народных мелодий», потом всё более раскрепощенно… Наконец, в одном из центральных ресторанов по поводу фантастического события – приезда в гости к какому-то одесситу американского родственника – исполняется мало кому знакомая, но буквально рвущая на части сердца забывших свои корни евреев песня:
«Аве лей, шалом – алейхем…
… Аве лей, шалом, шалом, шалом – алейхем!»
Реакция властей была молниеносной. Об этом Тимке и Веньке рассказал Шурка Минеев, чей папа, старший инструктор райкома, присутствовал на срочно созванном расширенном бюро горкома партии.
Речь секретаря, ведающего идеологией, была решительной, хотя и несколько эмоциональной (всё-таки одессит!):
– Всё, докатились! Мало вам, что во всех магазинах продают штрудели и мацу, что на каждом шагу, на всех прогулочных катерах и круизных теплоходах поют эти сестрички Бэрри, а лабухи во всех шалманах шуруют «Семь – сорок» и всякие нэпманские Мурки, бублички и паперосэн? Так на тебе – в «Красном» уже жидовские гимны играют! Приехали! Теперь надо первым секретарём Жовтневого райкома выбрать какого-нибудь Рабиновича или Шмулензона, и Биробиджан может отдыхать. Бердичев тоже…
Самое радостное, что теперь нас ждёт – это комиссия из ЦК с проверкой идеологической работы. Боюсь, что для некоторых из здесь присутствующих эта радость может оказаться последней…
Всю эту ересь надо выжечь каленым железом: лабухов, играющих «Фрейлехс», гнать поганой метлой, а директоров общепитовских точек почистить!»
Так оно в Одессе и вышло: если раньше еврейские мелодии исполнялись за деньги, то теперь это… делалось за большие деньги. Одесситы же немедленно отреагировали свежим анекдотом:
В ресторане…
Посетитель (вежливо):
– Сыграйте нам, пожалуйста, Брамса.
Оркестрант (удивленно):
– У Брамса много произведений. Что именно из Брамса вы хотите услышать?
Посетитель (очень деликатно):
– Сыграйте нам, пожалуйста, вот это:
«Брамс’а нагила,
Брамс’а нагила…»
И последнее. Зря тогда секретарь кукарекал насчёт назначения Рабиновича руководителем Жовтневого района города. Его легкомысленные предсказания сбылись через каких-нибудь тридцать лет, да ещё с избытком: местечковый (из Могилева-Подольского) еврей стал не только «головою» в районе, но затем и мэром города миллионной Одессы.
Отсюда исторический вывод: каркать без нужды – себе дороже!..
Окончание следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
