WHO IS WHO
Коренные одесситы недолюбливали выходцев из местечек и откровенно не терпели сельских. Всё это теперь несущественно: когда Одесса становилась миллионным городом, её население пополнялось именно за счет крестьянских детей, а удельный вес (да и абсолютное число) «аборигенов», по понятным причинам, резко уменьшался.
В те же годы всё было наоборот. Потому и отношение одесситов к этим «парвеню» было, в лучшем случае, покровительственным, а то и вовсе пренебрежительным. Здесь сельских называли «чертями» или «когутами» – в зависимости от настроения.
Конечно, городские мальчики, закончившие лучшие городские школы, воспитанные на музыке и театре, а также на дарах природы с Привоза или Нового базара, изначально имели преимущество перед дремучими провинциалами. Но изначально не означает всегда. В течение нескольких лет обучения это преимущество таяло, так как и среди «чертей» случалась головастая публика.
Впрочем, бывало, когда и «когуты» демонстрировали своё полное и безоговорочное преимущество. Происходило такое во время узаконенных именно в те годы поездок на сельскохозяйственные работы то на целину (добровольно), то в колхозы области (в обязательном порядке). Вот тут, в борьбе с природой в чистом виде, становилось предельно ясно «who is who» в действительности.
… Сразу после возвращения с летних каникул, не приступая к занятиям, весь личный состав техникума, первокурсником которого стал Венька, отправился в колхоз помочь стране в решении продовольственной программы. Читатель, вероятно, уже обратил внимание на то обстоятельство, что два закадычных дружка оказались на разных курсах техникума (Тимка на втором). Этому предшествовали следующие события. В течение десяти лет сидевшие на одной парте, за одним столом, и росшие, казалось, в одних трусах, Тимка и Веня в одночасье закончили среднюю школу.
Однако здесь мнения и дорожки приятелей разошлись: более практичный и дальновидный Тимка не стал испытывать судьбу в грозном 1954 году и подался в железнодорожный техникум (а в какой же ещё, если вся жизнь прошла на станции под аккомпанемент паровозных гудков!)
Романтично настроенный Венька, отягощенный грузом «пятой графы», и с облегченным багажом знаний, пытался штурмовать твердыню антисемитизма – Киевский госуниверситет. Увы, Веня не был Суворовым, а КГУ не шибко походил на Шипку. Штурм увенчался легко прогнозируемым крахом, стоившим романтику годового простоя. Спустя год, по рекомендации опытного Тима, Венька ничтоже сумняшеся подался в тот же техникум.
Теперь, когда друзья послe годичного перерыва вновь оказались вместе, разлучаться даже на короткий срок поездки в колхоз показалось им кощунственным. Захватив для убедительности старосту Тимкиной группы, они отправились в деканат, где под поручительство актива второкурсников уговорили начальство включить несмышлёныша–первокурсника в группу уже соответственно зарекомендовавших себя хулиганистых «волкодавов». Эта безобидная «рокировка» из группы в группу чуть не закончилась для Веньки печальным образом. Но об этом чуть позже.
АНДИГДОТ
Оказывается, Б-гом забытые места есть не только в пампасах, или в сельве, или в зарослях Амазонки, но совсем рядом, в сотне-другой километров от просвещённой Одессы. Группа попала в колхоз, вернее, в его отделение на хуторе Малая Дворянка. Само название уже говорило о том, что здесь правил ещё беспросветный царизм, хоть в округе уже почти сорок лет хозяйничали Советы. На хуторе почти сплошь были бабы, то есть если по-советски, так женщины.
Несколько человек мужчин-механизаторов всегда трудились в поле, а всем бабьим царством заправлял бригадир – мужик лет пятидесяти.
Односельчане обращались к нему по отчеству – Сопронович, так что имени его студенты не знали. Сопронович был белобрыс и кряжист, курил невероятно ядовитую махру, выражался исключительно нецензурными словами. Впрочем, ещё с войны он привёз одно интеллигентное слово, которое ему очень нравилось, и которое он употреблял по всякому поводу. По звучанию этого слова – андигдот – можно было догадаться о его литературном первоисточнике. «Андигдот» вперемешку с мать-перематью служил Сопроновичу чем-то вроде словаря Эллочки-людоедки. Утренняя разнарядка на бригадном стане становилась сольным концертом Андигдота (так незамедлительно Сопроновича окрестили уже сами студенты) в присутствии большого числа благодарных слушателей – ценителей фольклора во всех его проявлениях.
Приезд двадцати трёх молодых парней значительно оживил панораму хутора и окрасил лица тоскующих в одиночестве девчат в пурпурные цвета. Приободрился и бригадир Сопронович: два десятка мужиков в уборочную страду – это мощь, которой можно горы свернуть…
Если чаяния молодых «дворянок» студенты полностью оправдали, то надеждам Сопроновича сбыться была не судьба. Тут-то и выяснилось, что работать в поле может только «когутовая» прослойка группы. Городская же, состоявшая почти вся из «лиц еврейской национальности»…
Первая неделя сельскохозяйственных работ всей группы вместе привела к неизбежному расколу: «когуты» наотрез отказались работать в одном котле с городскими сачками. Как выход из положения было решено организовать бригаду из горожан. А бригадиром здесь Сопронович назначил … кого бы вы подумали? Да, именно первокурсника Веньку, который хоть как-то старался поспевать за сельскими.
Справедливости ради надо сказать, что горожане не потерпели этого надругательства. Неформальным лидером в бригаде стал Рафик Шалалашвили. Рафа представлял собою концентрат хитрости и изворотливости – одессит, еврей грузинского происхождения – с такой родословной человек безбедно проживёт и на необитаемом острове!
Вот небольшой штрих, который, может, прольёт немного света на личность этого персонажа. Как-то в разговоре Рафик спросил Веньку, богаты ли его родители. Тот удивился такому вопросу и путанно ответил:
– Ничего, нам хватает, живём не хуже других.
– Нет, ты мне скажи, сколько денег у твоего отца?
– Ну, Рафа, откуда я знаю – может, несколько тысяч…
– Ты не понимаешь вопроса. У нас на Кавказе старики сидят на завалинке и каждый показывает на своей палке зарубку. Это – толщина слоя сторублёвых купюр в сундучках аксакалов. У кого зарубка самая длинная, тот и есть самый уважаемый человек. Так сколько же денег у твоего отца?
– А у нас в Украине у стариков нет сундучков, а когда время приходит, они просто «играют в ящик»! – ответил разозлившийся на приставания Венька.
Продолжение следует