Параджанов и Одесса – это особая тема, которая ждет своего исслдедователя и летописца. Тема уникальная уже потому, что Параджанов не жил и не работал в Одессе и, тем не менее, оставил там свой немеркнущий след. Одесская киностудия жила Параджановым.
Параджанов очень похож на Одессу. Такой же яркий, остроумный, нестандартный и непредсказуемый. Но и Одесса похожа на этого гениального чудака. Об этом я узнал после того как увлекся единственным в своем роде художником. Увлечение пришло не после фильма «Тени забытых предков», который, конечно, оставил неизгладимое впечатление, а после посещения лагеря, в котором мастер отбывал наказание. Но об этом несколько позже.
* * *
О Сергее Параджанове — кинорежиссере написано много книг, эссе, статей на родине и за рубежом. За рубежом, пожалуй, больше. Меньше известно о его жизни вне кинематографа, а широкой публике он мало знаком как художник. Между тем, Параджанов мастер оригинальный, едва ли не единственный, создавший свой собственный стиль. Нам хочется ненадолго заглянуть в творческую мастерскую художника и рассказать о необыкновенной жизни мастера.
Параджанов прожил жизнь сложную, драматическую, в которой радостей было мало, разве только творческих. Сложно и нередко болезненно складывались у Параджанова взаимоотношения даже с близкими любимыми людьми, нередко по его собственной вине. Даже отношения с красавицей женой Светланой и сыном Суреном – красивым белокурым мальчишкой Параджанов строил, как режиссер, создающий спектакль с бесконечными переодеваниями и фантастическими мизансценами. Жена устала от домашних представлений и сложного характера мужа и после пятилетнего брака ушла от Параджанова, надолго сохранив с ним дружеские отношения. В мрачные и трагические годы Параджанова Светлана всячески ему помогала и опекала. Для Параджанова Света оставалась любимым образом его бесчисленных рисунков, фотомонтажей и коллажей.
Первые свои фильмы Параджанов сделал в Киеве. Это были блеклые ленты, но в них уже просматривается стремление режиссера найти свой стиль. В 1965 году имя Параджанова стало синонимом нового кино. Фильм «Тени забытых предков» произвел сенсацию. В нем засверкал темперамент, фантазия, талант Параджанова. Это было новое слово в кино. В этом фильме Параджанов проявил себя и как необыкновенный художник безграничной фантазии. Громадные скалы натуры он выкрасил синькой. Этот прием впоследствии позаимствовали Тарковский и Антониони.
Известность Параджанова расширила круг его знакомых. Среди них были интересные люди мира искусства. Большим сердечным другом стала Лиля Юрьевна Брик – муза Владимира Маяковского, душа и легенда художественной Москвы. Ей нравилось в Параджанове все – его юмор, широта интересов, непредсказуемость, обаяние и, конечно, талант. Их объединяло совпадение в оценке искусства.
У Лили Брик Параджанов познакомился с Майей Плисецкой, которую мечтал снять в своем фильме. Росла популярность Параджанова не только как режиссера, но и как личности яркой, неординарной.
Росла популярность Параджанова и как оригинального художника. Неожиданно для всех Параджанова арестовали. Это было в декабре 1973 года. Он жил тогда в Киеве. Незадолго до ареста в Москве хоронили художника Ривоша, приятеля Параджанова. На панихиде Параджанов выступил с речью, которая ошеломила присутствующих. Он и раньше позволял себе публичные острые высказывания на социальные темы, которые, по законам того времени, тут же становились достоянием партийных и гебешных властей. Друзья предупреждали Параджанова об опасности. Такой была прелюдия ареста. Следствие велось долго, жестко, с пристрастием. Запугивали знакомых, у которых требовали оговорить Параджанова в гомосексуализме. Ему вменялись разные преступления, в том числе взяточничество и валютные операции. Наконец следствию удалось сломать случайного знакомого Параджанова и сделать его жертвой насилия. И хотя «жертва» была уличена во лжи, этому не придали значения. Творчество Параджанова противоречило духу времени. О подлинной вине Параджанова откровенно и цинично заявил на партийном пленуме босс Украины Щербицкий: «Наконец-то так называемое поэтическое кино побеждено». Близкий друг Параджанова, поэтесса Белла Ахмадулина причину назвала точно и образно: «Его лишили свободы за то, что он был свободен».
В письме к Католикосу всех армян писатель Виктор Шкловский дал такую же оценку ареста Параджанова: «Его искусство своеобразно, не всем понятно… Параджанов трудный, колючий, гордый человек. Многие люди искусства его не любят, еще больше ему завидуют». Не мог писатель тогда сказать, что еще больше его не терпит власть.
Все попытки помочь Параджанову или хотя бы смягчить его участь разбивались о систему. Потянулись лагерные годы, тяжкие испытания зоны. Еще больше, чем сама несвобода, Параджанова мучила невозможность понять несуществующую вину. После освобождения он часто рассказывал истории из жизни зоны и, как все что он делал, рассказы были интересные, талантливые, только о причине ареста говорить не мог. В одном из писем с горечью вырвалось:
«… Вина в том, что родился». Он не надеялся увидеть свободу. Несмотря на болезни, его направили работать в гранитный карьер.
По своим адвокатским делам я был в Винницком лагере, в котором отбывал наказание Параджанов. Там в гранитном карьере работал мой подзащитный. Когда я подписывал пропуск в зону у начальника лагеря, он с гордостью рассказывал, каким значительным людям они изготовляли надгробия, но о том, что у них отбывает наказание великий кинорежиссер Параджанов, не обмолвился. Что им до искусства. Если бы я тогда знал, взял бы лагерный кусок гранита как дорогую реликвию. Так что я не понаслышке знал об условиях лагерного труда в гранитных карьерах Винницы, Житомира, Шепетовки. Всю лагерную жизнь Параджанов вел интенсивную переписку. Лиле Брик писал регулярно и в каждом письме посылал коллаж из самых невероятных лагерных находок. В композицию коллажа включал свой автопортрет с нимбом из колючей проволоки. Теперь эти миниатюры музейные экспонаты. Он делал искусство из всего.
Лиля Брик с помощью Луи Арагона добилась освобождения Параджанова на год раньше срока. Арагон воспользовался встречей с Брежневым, который даже фамилии Параджанова до той поры не слышал.
После освобождения из лагеря друзья пытались помочь Параджанову сделать фильм на Ереванской и Тбилисской киностудиях, но их усилия ни к чему не привели. Либо предложения не устраивали Параджанова, либо его смелые идеи отклонялись. Он долго не мог оправиться от насилия над его ранимой душой. Не исключено, что опасался сделать картину слабее «Teней». В тот период он носился с нереальным проектом уехать на год в Иран и там снять фильм. Для этого написал письмо Брежневу, на которое даже не получил ответа. Близкому другу, известному кинооператору Василию Катаняну он как-то признался: «Думаешь, после того, что я там видел, я могу сразу стать к аппарату и скомандовать «Мотор!»?
В феврале I982 г. Параджанова вновь арестовали. На этот раз в Тбилиси.
Аресту предшествовало выступление Параджанова в театре на Таганке на обсуждении спектакля (снова невоздержанное выступление). Помимо оценки спектакля, он, между прочим, заявил, что без работы и живет за счет продажи алмазов, которые ему присылает Папа Римский. Несмотря на нелепость заявления, хлопотавшим за Параджанова Софико Чаурели и братьям Шенгелая откровенно сказали, что толчком к аресту послужило выступление в Театре на Таганке. Всем было очевидно, что выступление не более чем предлог. Тарковский по этому поводу сказал: «Он сидит за то, что остается художником».
В действительности в МВД спровоцировали племянника Параджанова на дачу взятки. Ему пригрозили арестом, если он не даст пятьсот рублей. По просьбе племянника Параджанов привез деньги, ловушка удалась. Параджанова тут же арестовали и завели дело. Во время обыска он заявил, что старый чемодан принадлежал Маяковскому, чугунок в действительности кубок Богдана Хмельницкого, а сучковатая палка – посох Ивана Грозного. Он продолжал мистифицировать даже во время следствия.
После одиннадцати месяцев заключения и нескольких дней судебных заседаний Параджанова приговорили к пяти годам лишения свободы условно. На этот раз помогла Белла Ахмадуллина, которая обратилась за помощью к могущественному Эдуарду Шеварднадзе. Вершиной жизненных мистификаций был эпизод второго судебного разбирательства в Тбилиси. После одного из судебных заседаний Параджанова забыли отвести в тюрьму (милиционер отлучился на обед и вовремя не вернулся). Друзья Параджанова отвезли его в баню и только после мойки и обильной выпивки поехали в тюрьму. Параджанов явился к опешившему дежурному и с пафосом потребовал:
– Пустите в тюрьму, отворите темницу!
Подобный эпизод в фильме мог бы придумать и Феллини, но случиться такое могло только с Параджановым.
Фильмы, созданные Параджановым после 1983 года, демонстрировались часто и известны широкой публике, о них создана большая литература. Художественное творчество знает узкий круг. При жизни Параджанова была только одна выставка его работ в Тбилиси. Между тем, творил он всю жизнь, даже в лагере, и создал много. Не все сохранилось. На выставке были представлены коллажи, картины, рисунки, инсталляции.
Коллажи Параджанова, как и его фильмы, требуют духовного усилия зрителя. С течением времени их понимают все больше и лучше. Это в природе гениальных произведений искусства. Стравинский как-то заметил: «… Публика любит не познавать, а узнавать».
Посетителей выставки очаровали изысканная красота и фантазия коллажей: «Царь Давид в бане», «Вор никогда не станет прачкой», «Детство Чингисхана», «Лиля Брик». Огромным успехом пользовалась композиция на пушкинскую тему – молодой офицер с глазами изумрудных бус, обрывок зеленого сукна, огарок свечи, деталь веера, обгорелые карты дамы и валета – вся драма «Пиковой дамы», объединенная в раму, выполненную самим Параджановым. В центре зала стоял большой автопортрет, увенчанный клеткой для птиц вместо шляпы, в которой пищали два маленьких попугайчика. Выставка длилась недолго, его просили ее продлить, но он ответил: «Пусть останется легенда». Не помню другой выставки, из которой я уходил с таким чувством непостижимости и творческой фантазии.
Искусством было все, что окружало Параджанова. Это был человек, который творил каждую минуту своей жизни. Беседы его украшались театральным монологом, застолье – яркий карнавал, и даже болезнь – спектакль. Его называли гением сумасбродных выдумок.
Даже дом в Тбилиси, в котором он имел только одну комнату, превратил в достопримечательность. Балкон был расписан узорами, а на воротах ярко нарисовал … дорожные знаки. Комната служила мастерской, столовой, спальней, а убранство напоминало антикварную лавку, кладовую театрального реквизита и музей одновременно. На стенах фрески и коллажи, с потолка свисали яркие яйца, виноградные гроздья и яблоки из элементов елочных украшений, скелет зонта, украшенный бисером, панно из тряпок, дерева, сухих цветов, фарфоровых осколков еще неизвестно из чего. Вся инсталляция удивительно красивая и гармоничная. Это творчество напоминало стихи Анны Ахматовой:
«Когда бы вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда».
Параджанов умер в Ереване 20 июля 1990 года. Он был похоронен в Пантеоне рядом со знаменитыми людьми Армении. Так закончилась его земная жизнь и началась всемирная слава. Печально, что для подобного признания художник должен умереть.