Эксклюзивное интервью с израильтянином Герцем Франком, классиком мирового документального кино, лауреатом премии «Ника» в категории «Лучший фильм стран СНГ и Балтии» за ленту «Флэшбек», автором книги «Карта Птолемея», одним из персоналий (наряду с философом Исайей Берлином, художником Марком Ротко, королем танго Оскаром Строком, актером Соломоном Михоэлсом, шахматистом Михаилом Талем, артистом Аркадием Райкиным и другими соплеменниками), о которых рассказывается в книге «Выдающиеся евреи Латвии».
В Еврейском доме Риги очередная кинопремьера. На этот раз рижане встречаются с бывшим земляком, ныне израильтянином Герцем Франком. Имя это на слуху. Картины этого мастера кинодокументалистики – «на глазу»: «Старше на 10 минут», «Высший суд», «Жили – были семь Семионов», «Человек Стены Плача». «Песня Песней», «Еврейская улица», «Мадонна с ребенком», «Флэшбек». А Герц Франк, родившийся в латвийском местечке Лудза 78 лет тому назад, и не думает, к счастью для зрителей, останавливаться на достигнутом. В Еврейский дом Риги он привез две новые ленты: «Дорогая Джульетта» и «Местожительство Германия». Сразу же после просмотра, как только мэтр ответил на многочисленные вопросы рижан, он, несмотря на заметную усталость и поздний час, любезно согласился ответить на вопросы вашего спецкора.
– Вы знаете, уважаемый Герц, мне бы и в голову не пришло начать интервью с вопроса, который я вам сейчас задам, если бы мы встретились в одном из еврейских центров Нью-Йорка или другого американского города. Но здесь, в Риге, в роскошном зале Еврейского дома, в котором еще сравнительно недавно располагался Институт марксизма-ленинизма, я не могу не спросить вас о том, что ждет наших соплеменников в диаспоре, в частности, в Латвии?
– Оптимизм внушает уже сам факт возвращения евреям Еврейского дома, в котором раньше, задолго до Института марксизма-ленинизма, размещался Еврейский театр. Вы меня спрашиваете о перспективах еврейской жизни в диаспоре. В Латвии, как в любой европейской стране, может развиваться еврейская национальная жизнь, которая будет отвечать как запросам наших религиозных соплеменников, так и светских. В картине «Местожительство Германия» я сделал попытку ответить на вопрос, как, не став чужаком на немецкой земле, остаться самим собой.
– Вас принимают в Латвии с почестями, здесь отдают должное вашему вкладу в латвийскую кинематографию. Но ведь вы в своем коротком фильме «Мадонна с ребенком» напомнили Латвии о том, что сделали немцы и их латвийские пособники с евреями в 40-х годах, – как воспринимается такая правда?
– У меня нет прямого пересечения с латышскими националистами. Однажды, правда, на съезде кинематографистов бывший сотрудник Рижской киностудии (не стану называть фамилию…) следующим образом отреагировал на фильм «Мадонна с ребенком»: лучше бы, посоветовал он мне, я бы снял фильм о том, как израильские солдаты убивают палестинских детей… Я думаю, что таких, как он, в Латвии меньшинство. На премьеру моего фильма пришла президент Латвии с супругом. Она подняла бокал с вином, чокнулась со мной и сказала «Ле хаим», то есть «за жизнь!». Латвия – нормальная страна для развития еврейской культуры. А если вы спросите меня о том, есть ли в Латвии антисемитизм, то я отвечу: он был, есть и будет. Антисемитизм неискореним, как неискореним и еврейский народ.
– Да уж, мои израильские собеседники рассказывали о том, что антисемитизм проник и на Землю Обетованную… К слову, а как вас приняли в Израиле? Я слышал, что у вас были бытовые трудности…
– Я не раз уже говорил в интервью: вернувшись в Израиль, я вернулся в свое детство. Ведь я рос в еврейской семье, учился в школе, где преподавание велось на иврите, дома все говорили и думали об израильтянах. В Израиле к тому времени, когда я репатриировался, уже жили моя сестра – узница Сиона, и моя дочь, у которой трое детей. Вы напомнили мне о бытовых неурядицах, но у кого из репатриантов их не было. В Израиле я обрел самое главное – чувство дома. В Израиле, и я никогда об этом не забуду, мне продлили жизнь. А проблемы если и были, то в значительной степени по моей собственной вине.
– Вы ведь репатриировались в начале 90-х, когда в Израиль перебрались десятки сотен бывших советских граждан, но почему, извините, так поздно?
– У меня свой путь в Израиль. Я не человек толпы, я предпочитаю быть человеком в толпе. Мне не нужна была волна репатриации, чтобы на ее гребне подняться в Израиль. Я как кинодокументалист был востребован в Латвии.
– Вы и сегодня не теряете связи с Латвией – ведь у вас и латвийское, и израильское гражданство. В выходных данных целого ряда ваших лент указаны латвийские реквизиты.
– Так и должен работать художник в свободном мире: вчера в Израиле, сегодня в Латвии, завтра в Германии или в Италии.
– Вы успешно подтверждаете это своей практикой: «Дорогая Джульетта» отснята в Вероне, «Местожительство Германия» – в Кельне, кажется.
– А в Израиле и в Нью-Йорке я собрал материал об израильском театре «Гешер». Если Б-г даст силы, картина получится.
– Далеко продвинулись?
– Снял много репетиций, снял главного режиссера в работе, актеров. Материал этот предстоит осмыслить.
– В Еврейском доме Риги вы предложили зрителям осмыслить «Дорогую Джульетту» и «Местожительство Германия»…
– В американской газете «Новое русское слово» свою рецензию на «Местожительство Германия» киновед Олег Сулькин назвал «Возвращение ашкенази», назвал точно: ашкенази – это ведь немецкие евреи.
– Мой дед по материнской линии был Кобленц, так назывался городок в Германии…
– А я Франк, и мои предки тоже пришли из Германии. «Местожительство Германия» – эта картина возникла случайно. У меня есть друг Григорий Моняк, оператор. Если вы видели картину «Флэшбек», то помните, наверное, что накануне моего отъезда в больницу на операцию, мне звонит Гриша Моняк. Он прилетел из Германии в Израиль. И я попросил его утром прийти в больницу и отснять все, что будет со мной происходить. Точно так же неожиданно Гриша позвонил мне и поделился идеей: он хочет снять возвращение евреев в Германию. Более того – он уже написал сценарий. Но я ответил ему, что меня эта тема не волнует. И Гриша стал снимать сам, но, по его собственному признанию, «зашел в тупик». Тема «Эмигранты в Германии» разработана столькими журналистами и кинодокументалистами, что к ней, как говорится, ни прибавить, ни убавить. Григорий привез мне в Ригу отснятый материал, и мы пришли к выводу, что нужен другой угол зрения на возвращение евреев в Германию. Григорий позже прилетел ко мне в Иерусалим, я прилетел к нему в Берлин. И со временем кинематографический ход был найден, картина, о теме которой я говорил, что это не мое, получилась. Картина о том, как евреи, после всего что с ними, с их отцами и дедами произошло во время Второй мировой войны, переезжают жить в Германию. Все причины и следствия такой «миграции» в одной ленте не проследишь. Целые институты работают над разработкой этой темы. Публикаций множество. Я с детства, может быть, на генетическом уровне, несу в себе знание того, что было задолго до моего рождения – за сто, двести, тысячу и две тысячи лет тому назад. Меня с раннего детства приобщили к еврейской культуре. Я отчетливо помню тот день, когда меня привели к меламеду, и этот седой наставник указкой провел по буквам старинного алфавита, буквам и таинственным, и божественным. Картина «Местожительство Германия» как раз и несет в себе, наряду с другими знаниями, знание о прошлом еврейского народа. Я еще раз убедился в том, что в кино бесконечно важно не только то, о чем говорят действующие лица, но и то, что нельзя выразить словами, нечто такое, о чем в фильме прямо не говорится.
– «Виноградное мясо поэзии», как говорил Мандельштам. Это осязаемо чувствуется в ленте «Дорогая Джульетта». А как вы вышли на эту тему?
– Я прилетел в Италию на кинофестиваль, потому что в программу включили мою ленту «Флэшбек». Фестиваль проходил в городе Альба, это недалеко от Вероны. 12 апреля я планировал вернуться в Ригу, а из Риги вылететь в Корею, а затем уже в Мюнхен. К 12 апреля я закончил свою работу в Альбе, приехал в миланский аэропорт. Я и предположить не мог, что в Милане ждет меня сюрприз. В Милан из Москвы прилетела Радмила Гордич, студентка Высших режиссерских курсов, где я читаю лекции и веду семинары. Она сербка, но живет в Вероне и в Москве. Она-то и спутала все мои карты. Давайте, говорит, я вам покажу Верону. У меня было в запасе полдня, почему бы и не посмотреть Верону. Мы поехали в Верону, где я благополучно застрял… на целых два дня. Дело в том, что работники воздушного транспорта, а за ними и железнодорожники объявили забастовку. Куда деть свободное время, которого у меня было в избытке! И Радмила привела меня в один старинный дворик, в котором стоит дом якобы семейства Капулетти, а перед ним – статуя Джульетты. В этот дворик, как вы знаете, не зарастает народная тропа – туристы со всего мира валом валят сюда, чтобы дотронуться до знаменитой бронзовой статуи. Пришел к дому Капулетти и я, но с другой целью. Я провел здесь целый день с камерой. Так родился фильм «Дорогая Джульетта, или Джульетта без Ромео». Вспомните себя в зале театра – каждый из нас личностно воспринимает все, что происходит на сцене. Но совершенно иным становится наше поведение в толпе. Мы перестаем быть личностями, мы невольно следуем правилам толпы. И это опасно, опасно для человечества. Личность становится заложницей толпы, она за себя не отвечает. Толпа, штурмующая дворик семейства Капулетти, не очень опасна, но подобная толпа может выйти и на улицы Палестинской автономии.
– И тогда раздается выстрел в Ицхака Рабина на Площади Царей Израилевых…
– «Высший суд» я снял в 87–м году, прошло 17 лет, а зрители все еще задают мне вопросы, которые возникли у них при просмотре фильма. Фильмы, которые мы сделали, 20, 30 и даже 40 лет тому назад, живут по сей день. Мне казалось, когда я снимал «Высший суд», что моим глазам открылась бездна подсознания. Но потом я сделал фильм «Семь Симеонов», после которого «Высший суд» показался мне всего лишь воронкой. Когда я снимал «Высший суд», то лицом к лицу встретился с человеком, который был приговорен к высшей мере. В Советском Союзе даже представить себе нельзя было, что кинорежиссера пустят в камеру смертников, но наступили такие времена, когда и невозможное стало возможным. Я понимал, что приговор преступнику, который совершил двойное убийство, справедлив, но перемены в сознании и поведении преступника, которые произошли после многих месяцев его пребывания в одиночке, после месяцев переосмысления им всей жизни, заставили меня задуматься над тем, имеет ли человек право на покаяние. И может ли он покаянием добиться снисхождения, помилования. Библейский убийца Каин, который убил своего брата, был помилован. Он даже город построил. Мне довелось принять участие в диалоге, который организовала редакция журнала «Иностранная литература». На страницах этого издания появилось эссе Альбера Камю о гильотине, и заведующий отделом попросил меня откликнуться на этот материал. Ныне этот зав. отделом известен миллионам читателей под литературным псевдонимом Борис Акунин. Мою статью напечатали, она была даже признана лучшей статьей года. Я напомнил читателям о том, что в Советском Союзе так много расстреляли безвинных людей, что лимит на патроны исчерпан, – пора хотя бы объявить мораторий на смертную казнь. Через несколько лет такой мораторий объявили. Но в фильме «Высший суд» я ни о чем таком не говорю, к этому заключению зрителей подводит сам фильм. Я получил письмо из Сеула, где решили провести фестиваль фильмов, посвященных правам человека, отбывающего наказание. Устроители фестиваля просили прислать им фильмы «Запретная зона» и «Высший суд». Слава Б-гу, что фильмы, которые мы снимали много лет тому назад, по–прежнему востребованы. Фильм «Местожительство Германия» в ближайшее время увидят в еврейских центрах Москвы. Затем фильм получит немецкие титры и будет показан в Еврейском Центре Берлина. Мы живем в открытом мире, и только сам человек должен решать, где ему жить. В Германии власти прилагают немало сил для того, чтобы иммигранты, а тем более евреи, жили в этой стране, как дома. Их окружают завидными социальными благами, такими, какие и представить себе не могут жители других стран, в том числе, конечно, израильтяне.
– А вы смогли бы жить в Германии?
– Я, наверное, не смог бы. Очень точный вопрос задал мне один из зрителей, посмотревших фильм в редакции «Нового русского слова»: если им так хорошо, почему у них такие грустные глаза?..
– У израильтян, между нами, тоже грусти в глазах хватает. Может быть, после смерти Арафата на еврейской улице жить станет веселее?..
– Арафат долгое время был основным препятствием на пути к переговорам о мире в регионе.
– Ариэль Шарон убежден в том, что путь к миру лежит через территориальные уступки. И кнессет поддержал его проект вывода евреев из сектора Газы. Но у этого проекта в Израиле десятки тысяч противников. На чьей стороне симпатии Герца Франка?
– Вы задаете мне вопросы, на которые трудно ответить на ходу. При нынешнем раскладе сил, когда Израиль уступает, а Палестинская автономия берет, уходить из Газы не следует. Нет доброй воли двух сторон, значит, и мирной жизни на Востоке не будет.
– Сколько же еще ждать проявления доброй воли палестинских арабов?
– Еврейский народ – долгожитель, дождемся и мы праздника на еврейской улице.