(Продолжение)
«Если такое изложение истории считать объективным, то до истины не договориться».
А. И. Солженицын «Двести лет вместе», Ч. I.
В первом интервью Виктору Лошаку («Московские новости», N№ 25, 19 – 25 мая 2001) Солженицын говорил, что это «абсолютно научно-историческая работа», через полтора года во втором интервью («Московские новости», N№ 50, 21 – 27 декабря 2002 г.) уточнил, что задача книги – «собственно не научная, а художественная».
Двадцать лет жизни в Америке научили Солженицына «политкорректности», и свои взгляды, откровенно высказанные в «Первенце» 1968 года, в двухтомнике он озвучил еврейскими голосами, прибегнув к фантастическому по объёму цитированию. Именно обилие цитат и сносок позволило Солженицыну в интервью с В. Лошаком назвать книгу научной. И действительно, «никто не может оспорить ни фамилий, ни биографии фигурантов, ни огромное, почти что невообразимое количество ссылок, сносок, цитат, вообще научного аппарата на дюжину диссертаций», утверждает Валерий Лебедев в упомянутой выше статье. Я и не буду, а вместо этого процитирую Геннадия Костырченко («Из-под глыб века»): «Новый «опус» «живого классика» ничего общего с наукой не имеет и, несмотря на всю его академическую атрибутику (ссылочно-справочный аппарат и т. п.), в лучшем случае, может быть отнесён к жанру исторической публицистики». Полагаю, что его оценка была бы гораздо жёстче, если бы он проверил хотя бы часть приведенных цитат, ибо цитирование почти всегда неполное, зачастую мысль автора искажается так, чтобы позволить Солженицыну добавить нужное ему заключение.
Прав Семён Резник, утверждая, что использовал Солженицын «большей частью материалы и мемуары второстепенных авторов». Это прямо бросается в глаза при сопоставлении первого тома книги Солженицына с книгой самого Резника «Вместе или врозь», в которой используются первоисточники и свидетельства высших чиновников царской администрации. Аркадий Ваксберг («Из ада в рай и обратно») называет труд Солженицына «компилятивным, вторичным, антиисторичным и всё-таки капитальным». Труд, безусловно, капитальный, и в большом количестве цитированной литературы при условии, что оно объективно и сбалансировано отражает все аспекты проблемы, свидетельствуя о глубоком проникновении в неё автора, я вижу достоинство, а не недостаток. Используя сравнение Г. Костырченко, назову такого автора дирижёром большого оркестра, корректно разыгрывающего партитуру имевшей место быть истории. Г. Костырченко считает, что «такой метод (опосредованного самовыражения) был избран им (Солженицыным) для того, чтобы… без толку не «подставляться». Как мы убедились, не помогло.
КЛАССИК РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Не уподоблюсь РАПП’овским пигмеям 20-х годов (РАПП – Российская ассоциация пролетарских писателей), кричавшим: «Сбросим Пушкина с корабля современности»: Солженицына не сбросить с корабля современности. А. И. Солженицын – выдающийся современный русский писатель. Полагаю, в русской литературе советского периода возвышаются три классика: Максим Горький (для меня он в большей степени ассоциируется с дореволюционным периодом), Михаил Булгаков (довоенный период) и Александр Солженицын (послевоенное время). «Один день Ивана Денисовича», «Матрёнин двор», «В круге первом», «Раковый корпус», «Архипелаг ГУЛАГ», безусловно, вошли в золотой фонд русской литературы. Сюда же отнесу и два его публицистических произведения: «Нобелевскую речь» и «Письмо IV съезду писателей СССР». Не берусь судить о «Красном колесе» – читал лишь фрагменты, было скучно. Сошлюсь на мнение Андрея Синявского об этой эпопее: «Солженицын – писатель большой, он может позволить себе писать плохо» (Нина Воронель «Без прикрас: воспоминания», М., Захаров, 2003).
Поразительно, что весь триумфальный период его творчества продолжался чуть больше 10 лет: «Один день Ивана Денисовича» был опубликован в 1962 году, “Архипелаг ГУЛАГ” вышел за границей в 1974 году.
Заключая интервью с Солженицыным (25 декабря 2002 г.) накануне выхода второго тома «Двести лет вместе», Виктор Лошак сказал: «Своей книгой… Солженицын вторгся на абсолютно заминированное поле еврейской темы. И спокойно по нему пошёл. Может быть потому, что нет уже мины, которая в состоянии подорвать его авторитет».
Трудно найти объяснение этому абсолютно безответственному утверждению опытного газетчика: Солженицын не просто подорвался сам, он подорвал всех почитателей его таланта. «Эта тысяча страниц (509 в первом томе и 550 – во втором – С. Д.) – не только личная неудача писателя Александра Солженицына, – говорит Семён Резник («Вместе или врозь»)… – Его беда – это российская беда… долгое медленное неумолимое скольжение под уклон… в трясину ненависти протяжённостью в ДВЕСТИ ЛЕТ!» «Это, возможно, самое неудачное из произведений, когда-либо публиковавшихся Солженицыным», – вторит ему Г. Костырченко («Из-под глыб века»). «И Запад с удивлением и огорчением пересматривает имидж непогрешимого классика», – добавляет Аркадий Ваксберг («Из ада в рай и обратно»).
А ведь какой был мгновенный и оглушительный взлёт в «Один день»! «Вашим голосом заговорила сама немота. Я не знаю писателя, более долгожданного и необходимого, чем Вы, – писала ему Лидия Чуковская в 1968 году в связи с его пятидесятилетием. – Вы вернули русской литературе её громовое могущество» (выделено мной – С. Д.). И раньше, и все еще теперь “Поэт в России больше, чем Поэт”.
За сорок лет, прошедших со времени выхода «Одного дня Ивана Денисовича», ни одна книга не вызывала такого множества откликов, как «Двести лет вместе». И почти все они – резко отрицательные, ибо это – лживая, антисемитская книга. «В еврейской (и, полагаю, русской) историографии она займёт место шедевра русской антисемитики», – утверждает И. Петровский-Штерн («Судьба средней линии». Журнал «Неприкосновенный запас», N№ 4, М., 2001 г.). «Слишком долго Солженицын был для нас ярким лучом света на диссидентской кухне, – писал Марк Дейч в статье «Клио в багровых тонах» («Московский комсомолец», 11 апреля 2002 г.), посвящённой ещё первому тому, – … на нас давят авторитет и былые заслуги «вермонтского узника». Позднее он назвал его «бесстыжим классиком» («Московский комсомолец», 25 – 26 сентября 2003 г.).
Может ли классик быть бесстыжим, к тому же ещё и «антисемитом в законе»? Не абсурд ли это? Вспомним пушкинского Моцарта: «Гений и злодейство – вещи несовместные». А ведь антисемитизм, явный, громкий антисемитизм – это злое действо, злодейство. Тогда значит он не гений, не классик русской литературы? Аркадий Ваксберг («Моя жизнь в жизни», Т. 1, М., Терра Спорт, 2000) пишет: «С большим опозданием постиг я глубину (формулы «Гений и злодейство – вещи несовместные» – С. Д.)… дело не в том, что гений не может быть злодеем. Но, становясь им, он перестаёт быть гением: Высший Разум неумолимо мстит за измену призванию. Замечательные творения большого писателя, ставшего озлоблённым Квислингом, ничуть не теряют своего величия. Но создать новые шедевры ему уже не суждено» (выделено мной – С. Д. Полагаю, что он имел в виду норвежского писателя Кнута Гамсуна (1859 – 1952), лауреата Нобелевской премии по литературе за 1920 год, осуждённого после окончания Второй мировой войны за поддержку нацизма).
Красиво сказано, не так ли? Вот и пушкинский Моцарт ведь не утверждает «свою формулу», а предлагает её в форме вопроса. А читая дальше, находим, что Сальери даёт на неё отрицательный ответ. Давайте проверим: мы говорили о трёх мастерах культуры – бесспорных «антисемитах в законе»: Вагнере, Достоевском и Солженицыне. Приложим к ним «моцартовскую формулу»”. Свой злобный навет «Еврейство в музыке» Вагнер написал в 1850 году, все его великие оперы были созданы гораздо позже, а последняя – «Персифаль» – в 1882 году, за год до смерти. Статью «Еврейский вопрос» Фёдор Михайлович Достоевский опубликовал в мартовской книжке «Дневник писателя» за 1877 год. Гениальные «Братья Карамазовы» написаны позже, они публиковались в 1879 – 80 годах. Но, может быть, Аркадий Ваксберг оказался прав в отношении Солженицына? «Двести лет вместе» на сегодня – последняя книга 85-летнего писателя, сроки жизни которого по его же словам «на исчерпе». Нет, ошибся и здесь. Этот капитальный труд в области «русской научной евреелогии», как мы теперь знаем, «в сжатом, концентрированном и более откровенном виде» (С. Резник) был написан в 1965 – 68 годах. Это его «Евреи в СССР и в будущей России». И, что ещё важнее и отвратительнее – это то, что писался этот «Первенец русской евреелогии» одновременно с великой книгой «Архипелаг ГУЛАГ». Вспомним обращенные к Солженицыну слова Лидии Корнеевны Чуковской: «Вы вернули русской литературе её громовое могущество» (Муж Л. К. Чуковской – талантливейший физик Матвей Бронштейн – был арестован в 1937 году и погиб в ГУЛАГе. Ему было 26 лет).
Так что же, верна или не верна «моцартовская формула»? Увы, неверна: гений и злодейство отнюдь не исключают друг друга. Иначе не было бы и выражения «злой гений», но ведь гений! И Александр Исаевич Солженицын, безусловно, классик русской литературы, хотя и бесстыжий.
Увы, не единственный.
Окончание следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
