Подолом на Руси называли нижнюю часть многих холмистых русских городов, но только киевский Подол приобрел всеобщую известность, сравнимую с районом одесской Молдаванки.
Сложившаяся молва о веселой и бесшабашной жизни городских окраин Киева и Одессы окружила ореолом романтики эти перенаселенные ремесленным людом районы. Здесь было настолько трудно и плохо, что его обитателям ничего другого не оставалось, кроме как шутить и распевать веселые песенки. По сохранившимся легендам, из этих в прошлом трущобных окраин вышли благородные и неуловимые короли преступного мира. Они якобы грабили богатых в других частях своих городов и традиционно опекали жителей своих районов, защищая их от пришлых жуликов. Большинство жителей Подола и Молдаванки были евреями. Хотя Киев и Одессу разделяют полтысячи километров, отличить, на мой взгляд, коренного подолянина от еврея с Молдаванки очень трудно.
Еврейству киевского Подола исполняется 200 лет. Вообще-то евреи появились в Киеве 12 веков назад, когда еврейский квартал находился в городе Владимир в пределах нынешних улиц: Ярославов Вал, Стрелецкая и Рейтерская. В средние века евреев убивали и изгоняли из Киева. Позднее их не пускали в город, но, тем не менее, в конце XVIII века 1500 евреев обосновались на Подоле. В 1815 году им удалось построить синагогу недалеко от Флоровского женского монастыря. Полвека спустя вблизи синагоги был построен Доминиканский костел. Как-то уживались.
«Молодожен, спустивший приданое, муж, невзлюбивший свою жену, человек, поссорившийся с тестем и тещей или со своими родителями, купец, порвавший со своими компаньонами – куда они едут? В большой город. А иной слышал, что на бирже делают творожники из снега и набивают золотом мешки», – так объяснял притягательную силу Киева Шолом-Алейхем.
Подол имел преимущество перед другими районами, так как здесь, по рассказу писателя, «разрешалось жить евреям», но не всем: «там могли жить только те евреи, которые имели «правожительство». Например, ремесленники, приказчики, служившие у купцов первой гильдии, николаевские солдаты и те, чьи дети обучались в гимназии. Все прочие евреи пробирались сюда контрабандой, на короткий срок, и жили в великом страхе, пользуясь милостью дворника, «господина околоточного» и «господина пристава». И то – до поры до времени, до первой облавы, когда солдаты и жандармы нападали посреди ночи на еврейские заезжие дома». Но евреи рисковали, подкупали дворников и околоточных, так как только здесь можно было кое-как заработать себе на жизнь. Подол постепенно превращался в гетто.
На подольских склонах в 1911 году произошло чудовищное убийство мальчика Андрюши Ющинского, переросшее в ритуальный процесс по делу Бейлиса. Число евреев здесь беспрерывно росло и к 1910 году достигло 4455 человек. Со многими из них были знакомы знаменитые соседи по Подолу В. Вересаев и А. Куприн, о чем они рассказали в своих очерках о «киевских типах». Куприн как-то поздно вечером прогуливался по Подолу. Из-за угла выскочил здоровый дядя. Он хотел забрать у бедного писателя единственное пальто. «Пришлось его боксерским приемом обработать», – не без гордости рассказывал Куприн.
Возможно, он знал бубличника Бейгелмана, деда всемирно известных еврейских певиц сестер Берри и фельетониста, автора многих популярных песен (среди них «Бублички») Якова Давидова, последний псевдоним которого Ядов.
На Подоле начиналась карьера А. Вертинского, хотя жил он в другом районе, на улице Фундуклеевской. Дебют произошел в «Клубе фармацевтов». На первом выступлении Вертинский должен был спеть романс «Жалобно стонет». «Я вышел, – вспоминал певец, – поклонился. И спазма волнения перехватила мое дыхание. Я заэкал. Замэкал… и ушел при деликатном, но гробовом молчании зала». Провал ничуть не смутил Вертинского: «В следующую же субботу я появился на той же сцене в качестве рассказчика еврейских анекдотов и сценок мною самим сочиненных. На этот раз я имел большой успех». Милая ирония творческой судьбы.
В разные годы Подол посещали Петр Первый, Бальзак, Ф. Лист. На Подоле жил и венчался М. Булгаков. Учиться в ближайшей Подольской гимназии он не стал, а проделывал долгий путь в Первую Александровскую гимназию. Любил Булгаков рассматривать Подол с сохранившейся до наших дней площадки возле Андреевского собора: «Виден весь Подол… Крыши и купола, бурсы многоэтажных зданий и силуэты церквей, улицы, переулки, площадь, берег, река…»
На Подоле в Воскресенской церкви на Спасской улице венчались А. Ахматова и Н. Гумилев. К. Паустовский в «Повести о жизни» вспоминал о несостоявшемся в Киеве деникинском погроме: «Я слушал, кричал Подол… кричал весь огромный город. Это было невыносимо».
Значительная часть подольского еврейства пошла не за «Белой гвардией», а за большевиками. Они организовали райком РСДРП(б), где первую скрипку играл И. Якир. Сохранилась память о райкоме комсомола, во главе которого был М. Ратманский. Многие бабушки и дедушки с Подола наверняка помнят песню: «Мишенька Ратманский по полю проскакал. «Ребята, не робейте», – он весело сказал…». В его честь была названа улица на Подоле, а памяти комсомольцев, погибших вместе с ним в борьбе с бандами Зеленого в Триполье в 1929 году, улицу Спасская переименовали в Героев Триполья. Теперь снова вернули название – Спасская.
В предвоенные годы 70% подолян были евреями. Они жили в центральной части Подола, близко к очагам культурной и деловой жизни Крещатика и, как оказалось позднее, … к Бабьему Яру. Коренное население по преимуществу проживало на прилегающих к Днепру улицах. Украинцы без вражды относились к своим еврейским соседям, хорошо понимали идиш, но иногда для острастки приходили побезобразничать на еврейские улицы.
Годы советской власти уравняли различные социальные и национальные слои населения, но подольское еврейство сохранило свои традиции, свой юмор, свой украинско-еврейский диалект.
70 лет назад Осип Мандельштам писал о сложившемся отношении к этому району: «Презрение к Подолу чрезвычайно распространено в буржуазном городе: «Она кричит, как на Подоле», «У неё шляпка с Подола», «Что вы от него хотите? Он торгует на Подоле».
Я помню, как в 50-60-е годы на Подол жители центра и Печерска смотрели насмешливо-высокомерно. И немудрено, только на Подоле Мандельштам мог услышать: «Не езди коляску в тени, езди её по солнцу», или «произносимые нараспев формулы жизнелюбия: «Она цветет, как роза», «Он здоров, как бык» – и на все лады спрягаемый глагол «поправляться». Приветливые и контактные подольские евреи всегда легко находили повод поговорить с незнакомым человеком.
– Как вам нравится выступление Никиты Сергеевича на торжественном заседании? – спросил меня продавец газировки, коренной подолянин.
– А что он сказал?
– Наш мудрый вождь сказал, что 44-я годовщина Октябрьской революции бывает раз в жизни! Ты не помнишь, что он говорил по этому поводу в прошлом году? А что он скажет через год?» Я проверил позднее по газете – именно так и сказал Хрущев.
Примерно раз в десять лет в Киев приезжали чудом выжившие еврейские артисты. Их выступления проходили в подольском клубе «Пищевиков». Улица, носившая имя Шолом-Алейхема, с Подола перекочевала на отдаленное левобережье.
Большинство объявлений об обмене квартир тех лет заканчивалось припиской: «Подол и окраин не предлагать». Созревшие и перезревшие еврейские женихи с Красноармейской или Печерска стеснялись признаться друзьям, что женятся на подолянках. Насколько я знаю, никто не пожалел.
Я никогда не жил на Подоле. В первые послевоенные годы во время летних каникул вместе со школьным товарищем Витькой мы часто приезжали в военный госпиталь, расположенный на территории Братского монастыря. Во дворе было несколько старинных захоронений: гетмана П. Сагайдачного, украинского ученого В. Григоровича-Барского. Нам, десятилетним мальчишкам, казалось, что место для могилок существует на территории всех госпиталей – очень удобно, если кого-нибудь не вылечат, тут же похоронят. Мать Витьки работала нянечкой и подкармливала нас остатками обедов. Бывали в госпитале и развлечения: ежевечерние фильмы, концерты и танцы на свежем воздухе.
40 лет спустя мне снова пришлось побывать в монастыре-госпитале, теперь 15-й Подольской больнице. Там умирал от цирроза печени тот самый школьный друг Виктор. Его положили в палату смертников, маленький, отгороженный фанерой уголок в коридоре. Кроме старинных солнечных часов, я ничего не узнал во дворе монастыря.
По праздникам регулярно бывал в единственной городской синагоге на Щекавицкой улице. Ещё лет десять назад в Йом Кипур после работы от станции метро «Червона площадь» многотысячная толпа двигалась по направлению к синагоге. На Щекавицкой движение перекрывалось, но в последние годы в этом нет необходимости. Евреев в городе остается все меньше и меньше. Заканчивается еврейская история Подола.
Я люблю Подол, его добрых, приветливых евреев, может быть, за то, что они менее других поддавались ассимиляции, не стеснялись своего еврейства. Подолянина я узнаю по походке. Если к многочисленным всемирным еврейским организациям присоединится ассоциация евреев, выходцев киевского Подола, я хотел бы быть среди первых её членов, пусть даже без права голоса.