(Окончание)
То ли с детства приобретённый пиетет перед профессией парикмахера, то ли личность именитого «фигаро», то ли атмосфера мужского зала, то ли всё это вместе взятое в сочетании со временем хрущёвской оттепели привели к тому, что на очередную стрижку Симка шёл как на праздник: сидение в очереди, оживлённые пересуды происходящих городских событий и, наконец, 20-30-минутное наслаждение в кресле в великосветской беседе с Юлиусом.
Это была не стрижка, это было священнодействие, колдовство, божественная музыка. Пальцы маэстро умело и решительно, а вместе с тем деликатно и нежно касались волос; весело звенели ножницы, деловито щёлкала тогда ещё механическая машинка. Мысли старого «фигаро» парили над многообразием тем. Как впоследствии персонажи из известной серии анекдотов о таксистах, парикмахеры имели своё оригинальное видение всех злободневных проблем.
Каждый раз, пока длилась стрижка, Юлиус успевал высказаться по проблемам мирового значения или философского смысла. Вот некоторые из этих высказываний, которые запомнились Симке.
… — Вот вы, молодой человек, изучаете теорию относительности, которую придумал тоже наш человек, можно сказать даже цадик, Эйнштейн. Так я вам скажу, как я сам её понимаю. Приведу пример (только не обижайтесь, он немножко некрасивый, зато очень понятный):
— Представьте на минуточку, что ваш нос у меня, извините, в попе. Что мы имеем: и у вас нос в попе, и у меня в попе нос – выражение одно, но какие разные ощущения!
Звучит не менее доказательно, чем формулы самого Альберта Эйнштейна…
… Что бы там ни говорили: есть Б-г, нет Б-га, а Б-г он в самом человеке.
… Насколько мне известно, молодой человек, вы учитесь в кредитно-экономическом институте. Ну что сказать про вашу профессию? Кредит портит отношения – это знает маленький ребёнок. Если же говорить об экономике, с этим делом тоже надо быть осторожным.
Допустим, у вас есть пятёрка и вам надо купить калоши. Заходите в магазин, а калош нет. Вы сэкономили вашу пятёрку, но я не советовал бы очень радоваться. Если хотите выйти сухим из воды, ради Б-га, не экономьте на калошах!
Иногда у старого мастера возникало желание излить душу. Тогда он рассказывал эпизоды из своей жизни, делился планами на будущее. Юлиус уже вошёл в пенсионный возраст, но продолжал работать, так как профессия приносила хороший доход, а знакомства и связи помогали решать проблемы семьи: жильё детям, поступление в институты внукам… Сам же Юлий Матвеевич мечтал, уйдя на пенсию, жить на своей дачке на 9-й станции Большого Фонтана, ходить на рыбалку с внуком и хоть разик свидеться с живущим в далёкой и враждебной Америке старшим братом…
Пути Г-сподни неисповедимы… Юлий Матвеевич умер легко и внезапно. Проститься с ним в его просторную квартиру на Пастера пришла в полном составе вся его клиентура – от благообразных старцев до супермодных городских пижонов. К удивлению Симки, Юлиус оказался глубоко верующим человеком, и хоронили его по еврейскому обычаю — в ермолке и в белом саване (тахрихем). Псалмы скороговоркой проговаривал, периодически подвывая, то ли раввин, то ли просто знающий кадиш пожилой еврей (дело было после недавней кампании против «космополитов», «врачей-убийц», и всякое проявление еврейского духа расценивалось как пропаганда сионизма).
Похоронную музыку сыграли клиенты старого «фигаро» из оркестра областной филармонии. Обнажённые головы провожавших Юлиуса в последний путь ещё хранили очертания причёсок, возведённых золотыми руками мэтра.
Уход Юлиуса поставил Симку перед выбором, и он его сделал, то есть остался клиентом уже Генки-рыжего, потому что не мыслил себя без этого ставшего родным мужского зала. И хоть контингент посетителей, по большому счёту, и обеднел, Симка влился в число почитателей искусства Геннадия Марковича и в течение трёх лет до дня получения диплома был завсегдатаем этого уголка многоликого города.
Манера поведения Геннадия существенно отличалась от стиля его старшего коллеги. Своё действо с основательно зараставшей от раза к разу головой он начинал всегда словами:
“Ну-с, молодой человек, что сегодня мы изобразим на вашем куполе?”
После чего начинался процесс, в результате которого обычный веснушчатый юнец превращался в подобие Вана Клиберна. В отсутствие появившихся значительно позднее журналов мод стрижки совершались по образцу кумиров тех лет в лице уже названного американского пианиста, французов Жерара Филиппа, Ива Монтана, итальянского актёра Мессимо Джиротти…
Круг интересов Геннадия также отличался от тематики бесед с Юлиусом: разговор в основном шёл о театральных премьерах, футболе, прочитанной книге. Всегда спокойный, тактичный и предельно вежливый, он казался рафинированным интеллигентом, прожившим беспечную и размеренную жизнь.
Позже, приезжая в Одессу к друзьям или в командировки, Симка неизменно заходил в парикмахерскую на углу Ласточкина, чтобы хоть на полчаса окунуться в атмосферу стремительно убегающей в прошлое студенческой жизни. В один из таких «заходов» несколько лет спустя Симка выслушал исповедь растроганного его верностью мастера. Спокойный и благополучный Гена прошёл все ужасы войны: попал в плен, был узником концлагеря и чудом спасся в результате стремительного продвижения союзных войск. Даже тогда в своём рассказе он стороной обошёл тему возвращения на Родину…
В последний свой заход Симка застал на привычном месте… «Салон красоты» для женщин. Никто не мог ему сказать, куда девался работавший здесь доселе много лет Геннадий Маркович, а у Симки на долгие годы осталось чувство сожаления о чём-то недосказанном, недожитом…
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
