Вердикт по делу русского летчика


В прошлый четверг присяжные на процессе ростовчанина Константина Ярошенко и трех его подельников-африканцев, как всегда, собрались в 9 утра в совещательной комнате, в которой они встречались уже почти месяц. Судья Джед Рейкофф работает по конвейерной системе, и зал его не простаивал: в нем слушалось какое-то другое дело.

В 11 часов присяжные прислали судье записку, которую я пока не видел, но обычно они гласят: «Ваша честь, мы вынесли вердикт». Секретарша судьи объявила об этом и попросила разыскать переводчиков. Через пять минут в зал подтянулись белокурая Яна Агуреева и учившийся в Киеве ганец Кобина Ампа, хорошо знающий русский, но сейчас переводивший с английского на африканский язык фанти.
Прокуроры между тем позвонили себе на работу, и в зал прибежала стайка их коллег, в том числе бородатый Анджан Сахни в своей неизменной бордовой чалме. В октябре он будет государственным обвинителем на процессе Виктора Бута.
Привели четверых подсудимых, которые дожидались вердикта за боковой дверью. Как всегда, на всякий случай в зал прислали дополнительных судебных приставов. Раздался стук в дверь, все встали, и в зал вошел седовласый Рейкофф в черной судейской мантии. Раздался стук в другую дверь, и из нее гуськом вышли двенадцать присяжных, заседавших со вторника.
Проходя в свою ложу, они не взглянули на подсудимых. Это принято считать признаком того, что вердикт обвинительный. Оказалось, что не совсем.
Судья поблагодарил присяжных и сострил, что они ему так понравились, что он было собрался использовать их и на своем следующем процессе, начинающемся на будущей неделе, но вспомнил, что это будет незаконно.
Выбранный присяжными старший — грузный чернокожий мужчина в очках — четким и громким голосом огласил вердикт. «Чигбо Питер Уме! — сказал он. — Виновен! Константин Ярошенко! Виновен!»
Но затем последовали два «Не виновен!», относившиеся к двум ганцам — седенькому тщедушному Кудуфии Мавуко и Натаниэлю Френчу, которого нигериец Уме пренебрежительно называл в записанных следствием разговорах «жиртрестом».
По дороге в США и Мавуко, и Френч признались в самолете сотрудникам американского Управления по борьбе с наркотиками (DEA), что они занимаются перевозкой кокаина. Их адвокаты мало того, что не отрицали этого обстоятельства, но неоднократно его подчеркивали.
Они лишь отрицали, что пожилые ганцы знали о намерении своих сообщников отвезти часть кокаина в США. А единственный пункт обвинения состоял именно в этом.
Это была новаторская тактика, которая в случае Мавуко и Френча себя оправдала.
Присяжные запросили в совещательную комнату распечатки разговоров между ганцами, Уме и тайным осведомителем DEA Спиросом Энотиадесом, который выдавал себя за финансиста по имени Набил Хадж. Очевидно, присяжные сочли, что американский элемент сговора в случае Мавуко и Френча не очевиден, и решили их оправдать.
Если двое ганцев играли в сговоре скорее эпизодическую роль, то прокуратура несколько дней подряд крутила записи разговоров, в которых Уме, Энотиадес, Ярошенко и другой тайный агент DEA, ирландец по имени Патрик Маккай, обсуждали детали операции, состоявшей в доставке в Либерию нескольких тонн кокаина из Южной Америки. За это Ярошенко запросил 4,5 млн долларов.
Из Либерии он подрядился за 1,8 млн долларов дважды отвезти часть наркотика в Гану, откуда Набил, по его словам, собирался переправить несколько сот кило­граммов кокаина в США. Энотиадес работает на DEA уже ровно 30 лет, но не сумел на этот раз хорошо выучить свою легенду и говорил, что кокаин предназначается то его американскому другу Киту, то Тони, и едет то в Атланту, то в Нью-Йорк, то на Северо-Запад США. Но его собеседники были настолько поглощены доходным кокаиновым проектом, что не замечали этих противоречий.
Адвокаты, как могли, пытались сбить свидетелей обвинения и уличить их в несоответствиях, лукавости и уклонении от налогов. Но все это не могло заглушить в ушах присяжных голоса самих Уме и Ярошенко, которые, например, торговались насчет задатка в 3 млн долларов, а россиянин доказывал при этом, что он может сесть в тюрьму, и поэтому ему нужно оставить деньги семье.
Осужденных погубили не показания свидетелей прокуратуры, а их собственные разговоры.
Ярошенко неоднократно упоминал в них о своих связях с Бутом, сказав один раз, что «он мне как родной» (kin), и о своих прежних кокаиновых рейсах. Его адвокат Ли Гинсберг сказал мне, что это пустая похвальба. Но на пленках были и конкретные разговоры о транспортировке наркотика, распечатки которых час за часом бежали перед присяжными на экранах мониторов.
Уме, который уже отсидел в США за килограмм героина, принял вердикт стоически. Но у меня создалось впечатление, что Ярошенко до конца в такой исход не верил. Он выглядел растерянным и когда его уводили из зала, повернулся своей к жене Виктории и несколько раз негромко выкрикнул по-русски: «Я не виновен! Я не виновен!»
Виктория рыдала. Их 13-летняя дочь Катя, послушно высидевшая весь процесс, тихонько сидела с краю.
Судить людей нелегко: молодая черноволосая присяжная вышла из зала в слезах.
Адвокат Гинсберг сказал, что собирается подать апелляцию. Но апелляционная инстанция не пересматривает само дело: она изучает решения, принятые судьей, а Рейкофф — опытный юрист и вряд ли наделал на процессе ошибок.
Он назначил вынесение приговора на 28 июля, хотя в американских судах точных дат почти не бывает. Сейчас в дело вступит судебный отдел надзора, который составит за пару месяцев так называемую приговорную справку. Это секретный документ в несколько десятков страниц, который служит судье подспорьем при вынесении приговора. Тюремный срок высчитывается по специальной таблице, которая учитывает число судимостей, какую роль (руководящую или второстепенную) играл осужденный в деле, степень раскаяния или его отсутствие и другие факторы.
Результат предоставляется обе­им сторонам, и они сообщают судье свои соображения. Адвокаты указывают на смягчающие обстоятельства, а прокуроры — на отягчающие. Последнее слово остается за судьей, хотя чаще всего он более или менее следует рекомендации отдела надзора.
Судьи должны избегать разнобоя в приговорах за равноценные преступления.
Размер наказания, которое грозит Ярошенко, можно предположить, исходя из приговора, вынесенного крупному наркоторговцу Хесусу Эдуардо Валенсии-Арбелаесу по кличке Падре, чья организация прибрела в 2009 году в Молдавии тот самый АН-12, ради покупки которого Ярошенко познакомился с тайным агентом Маккаем. Валенсию, кстати, судил федеральный прокурор Брендан Макгвайр, который будет вторым обвинителем на процессе Бута.
Когда Падре арестовали за сговор с целью контрабанды кокаина из Южной Америки в Западную Африку и потом в США, DEA решило избавиться от этого АН-12 и поместило объявление о его продаже. На него откликнулся Ярошенко, владевший небольшой компанией «Роставиа».
Валенсия счел за благо признать себя виновным и получил 17,5 года тюрьмы, так как его признание избавило прокуратуру от необходимости устраивать дорогостоящий процесс. Поскольку Ярошенко предпочел судиться, ему, по идее, должны дать значительно больше.
С другой стороны, Валенсия играл в своей организации руководящую роль, а Ярошенко — второстепенную. Эксперты, с которыми я говорил, считают, что он получит от 22 до 25 лет.
Но точно этого не может сейчас предсказать никто.

Оцените пост

Одна звездаДве звездыТри звездыЧетыре звездыПять звёзд (ещё не оценено)
Загрузка...

Поделиться

Автор Владимир Козловский

Все публикации этого автора