В прошлый четверг присяжные на процессе ростовчанина Константина Ярошенко и трех его подельников-африканцев, как всегда, собрались в 9 утра в совещательной комнате, в которой они встречались уже почти месяц. Судья Джед Рейкофф работает по конвейерной системе, и зал его не простаивал: в нем слушалось какое-то другое дело.
В 11 часов присяжные прислали судье записку, которую я пока не видел, но обычно они гласят: «Ваша честь, мы вынесли вердикт». Секретарша судьи объявила об этом и попросила разыскать переводчиков. Через пять минут в зал подтянулись белокурая Яна Агуреева и учившийся в Киеве ганец Кобина Ампа, хорошо знающий русский, но сейчас переводивший с английского на африканский язык фанти.
Прокуроры между тем позвонили себе на работу, и в зал прибежала стайка их коллег, в том числе бородатый Анджан Сахни в своей неизменной бордовой чалме. В октябре он будет государственным обвинителем на процессе Виктора Бута.
Привели четверых подсудимых, которые дожидались вердикта за боковой дверью. Как всегда, на всякий случай в зал прислали дополнительных судебных приставов. Раздался стук в дверь, все встали, и в зал вошел седовласый Рейкофф в черной судейской мантии. Раздался стук в другую дверь, и из нее гуськом вышли двенадцать присяжных, заседавших со вторника.
Проходя в свою ложу, они не взглянули на подсудимых. Это принято считать признаком того, что вердикт обвинительный. Оказалось, что не совсем.
Судья поблагодарил присяжных и сострил, что они ему так понравились, что он было собрался использовать их и на своем следующем процессе, начинающемся на будущей неделе, но вспомнил, что это будет незаконно.
Выбранный присяжными старший — грузный чернокожий мужчина в очках — четким и громким голосом огласил вердикт. «Чигбо Питер Уме! — сказал он. — Виновен! Константин Ярошенко! Виновен!»
Но затем последовали два «Не виновен!», относившиеся к двум ганцам — седенькому тщедушному Кудуфии Мавуко и Натаниэлю Френчу, которого нигериец Уме пренебрежительно называл в записанных следствием разговорах «жиртрестом».
По дороге в США и Мавуко, и Френч признались в самолете сотрудникам американского Управления по борьбе с наркотиками (DEA), что они занимаются перевозкой кокаина. Их адвокаты мало того, что не отрицали этого обстоятельства, но неоднократно его подчеркивали.
Они лишь отрицали, что пожилые ганцы знали о намерении своих сообщников отвезти часть кокаина в США. А единственный пункт обвинения состоял именно в этом.
Это была новаторская тактика, которая в случае Мавуко и Френча себя оправдала.
Присяжные запросили в совещательную комнату распечатки разговоров между ганцами, Уме и тайным осведомителем DEA Спиросом Энотиадесом, который выдавал себя за финансиста по имени Набил Хадж. Очевидно, присяжные сочли, что американский элемент сговора в случае Мавуко и Френча не очевиден, и решили их оправдать.
Если двое ганцев играли в сговоре скорее эпизодическую роль, то прокуратура несколько дней подряд крутила записи разговоров, в которых Уме, Энотиадес, Ярошенко и другой тайный агент DEA, ирландец по имени Патрик Маккай, обсуждали детали операции, состоявшей в доставке в Либерию нескольких тонн кокаина из Южной Америки. За это Ярошенко запросил 4,5 млн долларов.
Из Либерии он подрядился за 1,8 млн долларов дважды отвезти часть наркотика в Гану, откуда Набил, по его словам, собирался переправить несколько сот килограммов кокаина в США. Энотиадес работает на DEA уже ровно 30 лет, но не сумел на этот раз хорошо выучить свою легенду и говорил, что кокаин предназначается то его американскому другу Киту, то Тони, и едет то в Атланту, то в Нью-Йорк, то на Северо-Запад США. Но его собеседники были настолько поглощены доходным кокаиновым проектом, что не замечали этих противоречий.
Адвокаты, как могли, пытались сбить свидетелей обвинения и уличить их в несоответствиях, лукавости и уклонении от налогов. Но все это не могло заглушить в ушах присяжных голоса самих Уме и Ярошенко, которые, например, торговались насчет задатка в 3 млн долларов, а россиянин доказывал при этом, что он может сесть в тюрьму, и поэтому ему нужно оставить деньги семье.
Осужденных погубили не показания свидетелей прокуратуры, а их собственные разговоры.
Ярошенко неоднократно упоминал в них о своих связях с Бутом, сказав один раз, что «он мне как родной» (kin), и о своих прежних кокаиновых рейсах. Его адвокат Ли Гинсберг сказал мне, что это пустая похвальба. Но на пленках были и конкретные разговоры о транспортировке наркотика, распечатки которых час за часом бежали перед присяжными на экранах мониторов.
Уме, который уже отсидел в США за килограмм героина, принял вердикт стоически. Но у меня создалось впечатление, что Ярошенко до конца в такой исход не верил. Он выглядел растерянным и когда его уводили из зала, повернулся своей к жене Виктории и несколько раз негромко выкрикнул по-русски: «Я не виновен! Я не виновен!»
Виктория рыдала. Их 13-летняя дочь Катя, послушно высидевшая весь процесс, тихонько сидела с краю.
Судить людей нелегко: молодая черноволосая присяжная вышла из зала в слезах.
Адвокат Гинсберг сказал, что собирается подать апелляцию. Но апелляционная инстанция не пересматривает само дело: она изучает решения, принятые судьей, а Рейкофф — опытный юрист и вряд ли наделал на процессе ошибок.
Он назначил вынесение приговора на 28 июля, хотя в американских судах точных дат почти не бывает. Сейчас в дело вступит судебный отдел надзора, который составит за пару месяцев так называемую приговорную справку. Это секретный документ в несколько десятков страниц, который служит судье подспорьем при вынесении приговора. Тюремный срок высчитывается по специальной таблице, которая учитывает число судимостей, какую роль (руководящую или второстепенную) играл осужденный в деле, степень раскаяния или его отсутствие и другие факторы.
Результат предоставляется обеим сторонам, и они сообщают судье свои соображения. Адвокаты указывают на смягчающие обстоятельства, а прокуроры — на отягчающие. Последнее слово остается за судьей, хотя чаще всего он более или менее следует рекомендации отдела надзора.
Судьи должны избегать разнобоя в приговорах за равноценные преступления.
Размер наказания, которое грозит Ярошенко, можно предположить, исходя из приговора, вынесенного крупному наркоторговцу Хесусу Эдуардо Валенсии-Арбелаесу по кличке Падре, чья организация прибрела в 2009 году в Молдавии тот самый АН-12, ради покупки которого Ярошенко познакомился с тайным агентом Маккаем. Валенсию, кстати, судил федеральный прокурор Брендан Макгвайр, который будет вторым обвинителем на процессе Бута.
Когда Падре арестовали за сговор с целью контрабанды кокаина из Южной Америки в Западную Африку и потом в США, DEA решило избавиться от этого АН-12 и поместило объявление о его продаже. На него откликнулся Ярошенко, владевший небольшой компанией «Роставиа».
Валенсия счел за благо признать себя виновным и получил 17,5 года тюрьмы, так как его признание избавило прокуратуру от необходимости устраивать дорогостоящий процесс. Поскольку Ярошенко предпочел судиться, ему, по идее, должны дать значительно больше.
С другой стороны, Валенсия играл в своей организации руководящую роль, а Ярошенко — второстепенную. Эксперты, с которыми я говорил, считают, что он получит от 22 до 25 лет.
Но точно этого не может сейчас предсказать никто.