(Продолжение)
Не забыл Александр Исаевич и такой довод в оправдание «правовых мер» против евреев, как крещение: «Крещёных евреев на российской государственной службе был длинный ряд… Переход в христианство, особенно в лютеранство (не требовавшее регулярного посещения религиозной службы – С. Д.)… сразу открывал все пути жизни». “Подумать только, — вздыхает Солженицын, — какое приобретение это давало христианству? Многие обращения только и могли быть неискренними». Так и хочется продолжить его мысль: в Испании церковь здорово следила за еврейскими выкрестами – «новыми христианами». Их называли «маранами» (свиньями) и чуть что – на костёр. А у нас в России всё пустили на самотёк: «Хотели как лучше, получилось как всегда». А ведь прав Солженицын: перейдя в христианство, не порвали связи со своим народом ни физик Абрам Иоффе, ни дирижёр Юрий Файер, ни даже ставший профессором Петербургской духовной академии Даниил Хвольсон (1819 – 1911). Он активно боролся против «кровавого навета», написал глубокое исследование «О некоторых средневековых обвинениях против евреев» (1861 и 1880 гг.). «Книга поражает обширной эрудицией автора, безупречностью доказательств, сочетанием строгого академического стиля и прямоты, с которой этот христианин отстаивал честь и достоинство своих бывших единоверцев», — пишет Семён Резник в книге «Растление ненавистью: Кровавый навет в России» (Москва-Иерусалим, ДААТ/ЗНАНИЕ, 2001). Он же приводит и анекдот того времени: «Скажите, профессор Хвольсон крестился по убеждению или по принуждению?» — «Конечно по убеждению. Он был убеждён, что получать профессорское жалование в Петербурге лучше, чем умирать с голоду в черте оседлости!» Вот ещё пример в пользу Солженицына. В старом здании Ленинградского Политехнического института одна из больших аудиторий носит имя профессора математики Ивана Ивановича Иванова. В 20-х годах прошлого века мой отец учился у него и много общался с ним неофициально вне стен института. При этом они говорили исключительно на идиш.
1 марта 1881 года был убит царь Александр II. «Убийство царя-освободителя, — пишет Солженицын, — произвело сотрясение народного сознания… И – отозвалось. Но непредсказуемо – еврейскими погромами…». Они прокатились по южным и западным губерниям в течение 1881 – 82 годов. Да так ли уж были они непредсказуемы? Например, писателю Ивану Аксакову ещё в 1867 году было ясно, что «не об эмансипации евреев следует толковать, а об эмансипации русских от евреев». Естественно, объяснил он погромы 80-х годов проявлением народного гнева против «гнёта еврейства над русским местным народом». Вот и Глеб Успенский туда же, его также цитирует Солженицын: «… всё вытерпел народ – и татарщину, и неметчину, а стал жид донимать рублём – не вытерпел». Попробуй, вытерпи, когда правительство не только не сумело задавить погромы в зародыше, а наоборот, даже подстрекает к ним. В своих мемуарах премьер-министр С. Ю. Витте («Воспоминания», т. 3) прямо писал, что «провокаторская деятельность департамента полиции по устройству погромов дала при моём министерстве явные результаты в Гомеле». Борис Кушнер («Больше чем ответ», VESTNIK, N№ 1, January 7, 2004) приводит текст одной из полицейских прокламаций: «Знаете ли вы, братья и сёстры, рабочие и крестьяне, кто главный виновник всех наших несчастий? Знаете ли вы, что евреи всего мира… объединились в союз и решили полностью разрушить Россию? Рвите на части, убивайте этих врагов Христовых, как только завидите…». Вспомним также и подстрекательские статьи Павла Крушевана. Они печатались в Петербурге в его газете «Знамя» с ведома властей, за которыми укрепилась кличка «погромщиков».
По глубокому убеждению Солженицына, это было абсолютно несправедливо: «(Просто) Россия – в публичности рубежа веков – была неопытна (как дитя малое – С. Д.), неспособна внятно оправдаться, не знала ещё приёмов таких». А вот Александру Исаевичу хорошо известны такие приёмы, и он мастерски пользуется ими в обоих томах книги. Это – голоса «нужных», «полезных» евреев. Сейчас подошёл голос Ю. Гессена, автора «Истории еврейского народа в России» (Л., 1927): «Возникновение в короткий срок на огромной площади множества дружин и самоё свойство их выступлений устраняет мысль о наличии единого организационного центра». Ещё яснее выражается наш соотечественник Прайсман (Журнал «22», N№ 51, 1986/87), почему-то во множественном числе: «Мы абсолютно уверены, что департамент полиции не был таким хорошо организованным учреждением, чтобы подготовить в одну и ту же неделю погромы сразу в 600 местах». Теперь время и самому Солженицыну вступить: «… что погромы подготовлены самим правительством, — обвинение совершенно необоснованное». (Конечно, если, читая мемуары Витте, а он их читал, пропустить приведенное выше его признание. – С. Д.). Он пишет: «Кто-то безымянный изобрёл и пустил по миру ядовитую клевету: будто Александр III – неизвестно кому и неизвестно при каких обстоятельствах – сказал: «А я, признаться, сам рад, когда бьют евреев!» Так уж и неизвестно кому и когда, и при каких обстоятельствах? Вот что пишет А. Е. Бовин в «Записках ненастоящего посла» (М., «Захаров», 2001): «После Варшавского погрома Александр III выговаривал генерал-губернатору Гурко: «Сердце моё радуется, когда бьют евреев, но дозволять этого ни в коем случае не следует».
Выгораживая правительство, Солженицын даёт другой поворот теме: «еврейская молодежь того времени делит… ответственность» (за погромы). Рассказывая о Кишинёвском погроме 1903 года, он цитирует «Обвинительный акт»: «Слухи о насилиях, чинимых евреями над христианами, быстро стали распространяться по городу». У евреев, оказывается, были ружья, «у христиан огнестрельного оружия не было». Дальше – больше: некоторые евреи «имели при себе бутылки с серной кислотой, которой они и плескали в проходящих христиан». «Аптеками традиционно владели евреи», — услужливо добавляет уже сам Александр Исаевич, зная прекрасно, что ни огнестрельных ранений, ни ожогов серной кислотой следствие не обнаружило. Как старается он защитить правительство: «Хотя уже тогда (речь идёт о погромах 80-х годов. – С. Д.) и не оспаривалась несомненная стихийность погромной волны и никак не была доказана причастность к ней властей, а, напротив, — революционных народников («Народная воля» действительно призывала в прокламациях к погромам, полагая, что они неизбежно перерастут во всенародное восстание против властей. – С. Д.), однако не простили этих погромов именно русскому правительству и уж никогда впредь». «Кишинёвским погромом воспользовались, чтобы нарицательно и навсегда заклеймить Россию». «Правительство… было (всего-то на всего – С. Д.) косным стеснителем евреев… Зато путём лжи оно было представлено искусным… и бесконечно злым гонителем их» (выделено мною. – С. Д.). И ещё: «… лже-история Кишинёвского погрома стала громче его подлинной скорбной истории. И – осмыслится ли хоть ещё через 100 лет?» – прямо убивается он, силясь защитить «неопытную Россию, неспособную внятно оправдаться». Не удалось это и ему, знающему «такие приёмы». Прошло 100 лет после Кишинёвского погрома, события осмыслились, множество статей было опубликовано в 2003 году. Не «стеснением» евреев признаны действия царизма на всём протяжении досоветского периода пребывания евреев в России, а политикой злобного, жестокого антисемитизма. Не простили еврейских погромов русскому правительству ни тогда, ни теперь, в начале XXI века. Напрасно цитируете вы, Александр Исаевич, ещё одного «своего» еврея (Д. О. Линский, сб. «Россия и евреи», Берлин, 1924): «сравнительно с наступившим советским «уравнением в бесправии всего населения России» — неполноправие еврейского населения дореволюционного периода представляется идеалом». Не работает и этот довод. Вы бы ещё сравнили с гитлеровским «окончательным решением».
Продолжение следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
