Мы все в пути. Хотя не всегда это осознаём. Поэтому до прочтения книги Евсея Цейтлина «Откуда и куда» (Franc-Tireur, USA, 2010) ее название может звучать в форме вопроса. Но по мере чтения и раздумья, тем более по прочтении, вопросительная интонация непременно сменится утвердительной, ибо всё, что с этими вопросами связано, проясняется на жизненном материале близких и понятных нам человеческих судеб. И если был у кого-то вопрос «откуда» или он просто забыл пережитое, то вспомнит и утвердится в памяти, а если еще не понял «куда», то всмотрится, задумается и поймет.
Из предисловия: «В конце восьмидесятых, когда советская империя уже дышала на ладан, я стал записывать устные рассказы евреев… и… переломил свою жизнь. Из успешного литературоведа и критика, вузовского доцента я на долгие годы превратился в интервьюера, гоняющегося за людскими судьбами». Если проследим хотя бы только за названиями его книг – «Беседы в дороге» (1977), «Всегда и сегодня» (1980), «Так что же завтра?» (1982), «Всеволод Иванов» (1983), «Свет не гаснет» 1984), «Долгое эхо» (1985), «О том, что остается» (1985), «На пути к человеку» (1986), «Вехи памяти» (1987, совместно с Львом Аннинским), «Писатель в провинции» (1990) и другими, то заметим, что за людскими судьбами Евсей Цейтлин «гонялся» всегда, но постепенно сектор интересов сужался, пока его взгляд не сосредоточился и сфокусировался исключительно на еврейских судьбах.
Важным этапом в этом процессе стала его книга «Долгие беседы в ожидании счастливой смерти» (1996), изданная на русском, литовском и немецком языках, многократно переиздававшаяся в разных странах. Написана она в Вильнюсе, куда автор (по рождению сибиряк) перебрался, продвигаясь на Запад. Там работал главным редактором альманаха «Еврейский музей», оттуда иммигрировал в США, где уже много лет редактирует ежемесячник «Шалом», издающийся чикагской организацией FREE (Friends of Refugees from Eastern Europe).
Книга Евсея Цейтлина «Откуда и куда» состоит из трех разделов, представляющих три тетради автор-ских дневников. Между ними нет зазоров, они взаимосвязаны общей темой и охватывающими ее рассуждениями. Тетрадь первая – «Шаги спящих», вторая – «Единственный свидетель», третья – «Дорога к себе идет по пустыне». Они расположены в хронологическом порядке, так что первая тетрадь – она «оттуда», с покинутой родины. Дневниковые записи, зарисовки, маленькие новеллы, разделенные опять-таки на три части: «Одинокие среди идущих», «Талант исчезновения», «Послевкусие сна». Содержание первой попробую передать выборочным цитированием:
«У них было особое выражение глаз. А мне казалось даже – особый запах. И уж точно – особая походка»… «Вы не догадаетесь, за что я ненавижу общество «Память». Она делает паузу, но мне ничуть не хочется гадать. – Не могу перенести, что вынуждена говорить на их языке»… «В феврале девяностого, когда в Москве и других городах томительно ожидали погромов… думая исступленно об одном, она половину урока проговорила об антисемитизме. Класс смотрел на нее с недоумением. И, конечно, донесли директору»…
Из второй части: «Мама, мы действительно евреи?.. Мама, неужели нельзя ничего поправить?»… «Народ, как и любой человек, имеет срок жизни и должен умирать вовремя, а не путаться под ногами у молодых»… «Антисемитизм, встречающийся среди самих евреев… Это противоестественная, но вполне объяснимая реакция загнанного судьбой человека»… «Когда мы возвращались с кладбища, ее племянника уже ждали представители домоуправления: надо быстрее освободить квартиру»… «Обычные еврейские глаза за большими стеклами очков… Каким образом еврей мог оказаться во главе КГБ, а потом стать руководителем антисемитского государства?.. Я думаю сейчас не о той известной его жестокости, которая была даже предопределена его должностью. Я думаю о его жестокости по отношению к себе. О бессонных ночах. О том, как с оглядкой на разоблачение просчитывал каждый шаг»…
Третья часть первой тетради своими новеллами коснулась толкования сновидений. Тема эта, на мой взгляд, неблагодарная, поскольку заводит обычно в иррациональные темные сферы, и миновать их благополучно – как пройти по тонкому льду. Это ощущение, чувствуется, предостерегало автора. Видимо, поэтому он предварил новеллы дневниковыми заметками: «Начинаю делать записи снов… Кое-что уже не помню и недоверчиво перечитываю… Думал, это будет огромный архив… Почему я сначала мечтаю создать такой архив… а потом охладеваю к этой идее?»…
Выясняется, однако, что сны снам рознь, и у людей, с которыми автор книги до эмиграции беседовал, записывая поразившие их сны, они в чем-то особенные. По крайней мере, он стремится выявить их особенность. Эта особенность проступает и в некоторых заголовках новелл: «Мотив погони», «Откуда приходят ночные страхи». «В эти годы, – пишет автор, – я прочитал все, что можно было прочитать о сновидениях. От Фрейда и Юнга до Борхеса и Кастанеды, от Учителей востока до авторов различных сонников».
Обратился, естественно, и к книгам иудаизма, но в своих рассуждениях о снах он, как правило, не их разгадкой озабочен, они его больше интересуют как феномен человеческого состояния.
«Долгие годы я записывал сновидения евреев, а теперь предлагаю небольшую их «коллекцию» читателю. Впрочем, уточню: сны интересуют меня не сами по себе. Мне прежде всего интересен человек, который, мучительно разгадывая собственные сны (часто повторяющиеся, «вещие»), пытается прикоснуться, приблизиться к тайне своей судьбы».
Листаю книгу с конца к началу. Вот вторая тетрадь. В ней семнадцать новелл. Нет, это уже, пожалуй, эссе или очерки с суждением о личностях, с которыми жизнь тесно свела автора книги. Вот начало первого: «В начале девяносто второго года в Иерусалиме мела метель. Такой зимы не знали здесь лет сто… В те дни я читал рукопись, которая, как и метель, возвращала меня в Россию. На первой странице стояло: Аб Мише, «Черновой вариант». Автором был недавний репатриант из Москвы Анатолий Абрамович Кардаш»… Заканчивается этот шестистраничный очерк так: «Вспоминая нашу первую встречу с Аб Мише в заснеженном Иерусалиме, часто думаю: идти по «пустыне» легче, когда точно знаешь главное – откуда и куда идешь»…
Второй очерк: «Мне трудно было читать воспоминания Самуила Эстеровича; еще труднее пытаться их осмыслить… Как объяснить эту особенность читательского восприятия скромных мемуаров одного из вильнюсских евреев, который чудом выжил в Катастрофе, а спустя много лет решил рассказать «о том,что было»? Правда – вот простой ключ к этой загадке. Правдой дышит каждая строка… Правда потрясает, хотя… повергает читателя в растерянность. Впрочем, именно на этих, самых «трудных» страницах воспоминаний я останавливался особенно подолгу»…
«Жизнь писателя Иосифа Рабина была долгой и счастливой… я произношу мысленно эти стереотипные, но вроде бы и вполне уместные слова и чувствую их внутреннюю несовместимость. Почти кощунство. Можно ли вообще сказать «счастливый» о любом из еврейских советских писателях?»…
«Светлой памяти Дины Харик – с благодарностью за уроки оптимизма», – этим посвящением открывается следующий очерк. О вдове расстрелянного в 1937 году поэта Изи Харика. «Она не любит говорить о лагере, тюрьме, собственном аресте и, конечно, об аресте мужа»…
«Было это три десятилетия тому назад… Я жил тогда в Сибири, писал свою первую книгу, посвященную Всеволоду Иванову – одному из самых ярких представителей русского литературного авангарда двадцатых годов… Всю свою жизнь этот «оппозиционный классик» советской литературы уходил не только от догм соцреализма – от самого себя прежнего»… Годы спустя, в одном из московских архивов Евсей Цейтлин обнаружил около трехсот рецензий Всеволода Иванова на произведения молодых авторов. «Одна из самых интересных рецензий была посвящена творчеству детского поэта и драматурга Ефима Чеповецкого… Иванов, конечно, не ошибся, предрекая ему яркое литературное будущее». Так автор переходит от рецензента к рецензируемому, с которым жизнь свела его в Чикаго.
Прошу прощения, читатель, но ограниченный местом в пересказе 230 страниц книги, я, хотя и с сожалением, оставляю вторую ее тетрадь, чтобы хоть что-то сказать о третьей тетради, в которой Евсей Цейтлин раскрывается сам в неторопливых беседах с Ванкаремом Никифоровичем – о жизни, о прошлом, о проблемах иммиграции, о культуре, искусстве, обо всем, что волнует и озадачивает сегодня. Незримо присутствовать рядом, слушать их разговоры, прикасаться к их богатому внутреннему миру и воспринимать их суждения – очень интересно и впечатляюще. С этим чувством закрываю красиво изданную книгу. Ощущая руками идущее из нее тепло, поглаживаю ее глянцевую обложку и кладу недалеко, не расставаясь.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
