«Утвердилось говорить: преследование евреев в России, — пишет Солженицын. – Однако слово не то. Это было не преследование, это была череда стеснений, ограничений, — да, досадных, болезненных, даже и вопиющих».
Не иначе, как у российского премьер-министра С. Ю. Витте позаимствовал Александр Исаевич такое тонкое слово «стеснение». Тот обещал в 1906 году, что ещё «до созыва (Думы) будут отменены не оправдываемые обстоятельствами времени наиболее стеснительные ограничения (евреев)» (выделено мною. – С. Д.). Не будем заблуждаться насчёт солженицынских слов «досадных» и «даже вопиющих», позже он назовёт их (естественными) «оградительными мерами российского правительства» из-за опасения «прорыва (еврейской) активности» в жизнь российского общества. «К тому же, — напоминает Солженицын, — правовые ограничения евреев в России никогда не были расовыми». Достаточно было отречься от своего народа, чтобы стать равноправным, хотя и мало уважаемым русскими и вполне презираемым евреями российским гражданином.
Что же это за «стеснения»? Вот некоторые из них: проживание в черте оседлости (1791 г.), институт малолетних кантонистов и 25-летняя последующая рекрутская служба (1827), % норма при поступлении в училища, гимназии и высшие учебные заведения (1887), запрет на участие в выборах в городские думы и управления (1892), запрет на владение недвижимым имуществом вне черты оседлости (1903). Добавим сюда изгнание из Москвы около 40 тысяч евреев-ремесленников в 1891 году, волны погромов, последовавших после убийства царя Александра II 1-го марта 1881 года. Всего к 1885 году насчитывалось 626 статей законов о евреях, более 10 правительственных комиссий последовательно занимались «еврейским вопросом». Премьер Витте писал в «Воспоминаниях»: «Я всегда смотрел и смотрю на еврейский вопрос не с точки зрения, что приятно для евреев, а с точки зрения, что полезно для нас, русских, и для Российской империи» (Т. 2, Таллинн-Москва, «Скиф Алекс», 1991), а в беседе с Теодором Герцлем признался, что «если бы он сам был евреем, то был бы против правительства».
Во время Первой мировой войны в Москве издаётся в 1914 г. и через год переиздаётся литературный сборник «Щит» под редакцией Л. Андреева, М. Горького и Ф. Сологуба. Он целиком посвящён еврейскому вопросу. В статье Леонида Андреева читаем: «Если для самих евреев черта оседлости, (процентная) норма и прочее явилось роковым и неподвижным фактором, искажавшим всю их жизнь, то для меня, русского, они служили чем-то вроде горба на спине. Когда влез ко мне на спину «еврейский вопрос»? Я не знаю. Я родился с ним и под ним. Надо всем понять, что конец еврейских страданий – начало нашего самоуважения, без которого России не быть» (выделено мною. – С. Д.). В статье Максима Горького находим: «Мы носим на совести нашей позорное пятно еврейского бесправия… мне близок еврей сегодняшнего дня, и я чувствую себя виноватым перед ним…» «Уравнение евреев в правах с нами (русскими) повелительно диктуется и заботою о государственном достоинстве нашем», — пишет Фёдор Сологуб. «Вопрос о еврейском равноправии в России есть вопрос о равноправии всех граждан вообще» (проф. истории П. Н. Милюков). Писатель Дмитрий Мережковский подвёл черту: «Еврейский вопрос есть вопрос русский».
А. И. Солженицын прекрасно знает сборник «Щит», даже цитирует отдельных авторов. Для них еврейский вопрос был русским вопросом, «вопросом самоуважения, без которого России не быть». Для Александра Исаевича почти 90 лет спустя, это всего лишь вопрос «досадных, болезненных, даже вопиющих стеснений, ограничений евреев», отнюдь не вопрос «быть или не быть России». Почему? Попробуем разобраться.
ЧЕРТА ОСЕДЛОСТИ
С тремя разделами Польши (1772, 1793 и 1795 гг.) к России отошли вся правобережная Украина, Белоруссия и Земли царства Польского, среди жителей которых было несколько миллионов восточноевропейских евреев. 23 декабря 1791 года императрица Екатерина II подписала декрет, с которого впоследствии началась черта еврейской оседлости. Евреи в этом документе вообще не упоминались. Декрет предписывал сохранить за всеми жителями присоединённых земель те права, которыми они до этого обладали. Речь идёт о жителях 15 губерний: Бессарабской, Виленской, Витебской, Волынской, Гродненской, Екатеринославской, Киевской, Ковенской, Минской, Могилевской, Подольской, Полтавской, Таврической, Херсонской и Черниговской. В статье «Еврейский вопрос в России» («Щит», Изд. 2, 1916) профессор и будущий министр Временного правительства П. Н. Милюков писал, что действовавший тогда закон запрещал горожанам переезжать из города в город, из города в деревню. Все евреи были записаны горожанами. Позднее этот закон отменили для русских, белорусов, украинцев – для всех горожан, кроме евреев. Так образовалась еврейская черта оседлости.
«Только в необъятной России такая черта могла выглядеть как тесная», — пишет Солженицын и «уточняет», — стеснённость евреев в черте оседлости шла не от численности их, но от единообразия занятий в ней». Вслед за Достоевским напоминает, что «эта черта две трети века существовала одновременно с крепостным правом,… в сравнении с которым гнёт этого стеснения в передвижении (выделено мною. – С. Д.) выглядит не столь мрачно». И чтобы уж совсем сразить несогласных, говорит о «резервациях», которые установили «пришлые колонизаторы (англосаксы, испанцы) для коренного населения завоёванных земель»… В годы правления Александра II (1855 – 1881гг.) право проживания вне черты оседлости получили купцы первой гильдии, лица с высшим образованием, провизоры, дантисты, фельдшеры, врачи, акушеры, ремесленники («мастера нужных ремёсел») и николаевские солдаты – бывшие кантонисты, отслужившие 25 лет (это право было у них отнято в 1891 году). К 1882 году в черте оседлости проживали более 4 миллионов евреев, вне её – менее 100 тысяч, т. е. порядка 2,5%.
СПАИВАНИЕ РУССКОГО НАРОДА
Чем же занимались евреи, «густо» проживая в черте оседлости? Главным их занятием, считает Солженицын, было шинкарство. Это несмотря на утверждение Николая Лескова (о нём ниже), что «шинкарей (было) много менее, чем слесарей, пекарей и сапожников. Евреи столярничают, кладут печи, штукатурят, малярят, портняжничают, сапожничают, держат мельницы, пекут булки, куют лошадей, ловят рыбу. О торговле нечего и говорить».
Солженицын опирается на другой источник. Кто сегодня, кроме профессионалов-славистов, вспоминает поэта Гаврилу Державина иначе как в связи с Пушкиным, которого он, «в гроб сходя, благословил»? Солженицын извлёк его из гроба через 200 лет, чтобы его именем обвинить евреев в спаивании русского народа, такого простодушного и доверчивого, про которого князь Владимир «Красное Солнышко» как бы и не говорил вовсе: «На Руси веселие есть пити». «Державин, — пишет Солженицын, — не только наш выдающийся поэт, но и незаурядный государственный деятель, оставил свидетельство уникальное и ярко изложенное». И действительно, ярко излагает поэт и незаурядный государственный деятель: «Жиды из своего корыстолюбия выманивали у крестьян хлеб попойками…
Жиды, ездя по деревням, а особливо осенью при собирании жатвы, и напоив крестьян со всеми их семействами, собирают с них долги свои и похищают последнее нужное их пропитание» (Г. Державин «Мнение об отвращении в Белоруссии голода и устройстве быта Евреев». 1800 г.). И как нам не поверить Александру Исаевичу, что «никакой исконной предвзятости к евреям у него не было».
Не единожды цитирует Солженицын служебную записку писателя Николая Лескова «Евреи в России. Несколько замечаний по еврейскому вопросу», 1884 г. Однако старательно обходит такие его слова: «Еврей во всей этой печальной истории деморализации в нашем Отечестве не имеет никакой роли, и распойство русского народа совершалось без малейшего еврейского участия при одной нравственной неразборчивости и неумелости государственных лиц, которые не нашли в государстве лучших статей дохода, как заимствованный у татар кабак» (выделено мною. – С. Д.). Всё же приводит более нейтральные слова Лескова: «В Великорусских губерниях, где евреи не живут, число судимых за пьянство, равно как и число преступлений, совершённых в пьяном виде, постоянно гораздо более, чем число таких же случаев в черте оседлости». Поверим, что и у самого Александра Исаевича тоже нет «никакой предвзятости к евреям». Напомним ему слова Гоголя, вложенные в уста своего героя в пьесе «Игроки»: «Странно, отчего русский человек, если не смотреть за ним, сделается пьяницей или негодяем?» (Обратите внимание, Александр Исаевич: сам по себе сделается пьяницей, без каких-либо понуканий со стороны евреев – С. Д.). Продолжим гоголевского героя: «(Это) от недостатка просвещения… Б-г весть отчего! Ведь мы и просветились, и в университете были, а на что годимся? Ну, чему я выучился? Ничему…» Как видим, ещё за сто лет до вас, Александр Исаевич, говорил Гоголь об «образованщине» и о русском пьянстве говорил как-то без упоминания евреев, а уж как он нас ненавидел! Жаль, не слышит меня Солженицын. Да что ему Гоголь, что ему Лесков. Он стоит на позиции Державина и утверждает: «… евреи стали незаменимым, деятельным и находчивым звеном в этой эксплуатации бесправных, неграмотных и изнурённых крестьян. Не прослоись белорусские селения евреями-шинкарями и евреями-арендаторами – без них не наладить бы этой обширной выкачивающей системы, выемка еврейского звена обещала бы расстроить её». Как же так, Александр Исаевич, вы же только что сами приводили слова Николая Лескова о большем числе пьяных преступлений в губерниях, где не «прослоились» евреи между русскими селениями. Да и «выемка» отсутствующего «еврейского звена» не расстроила там беспробудного пьянства. Не иначе как патриотически настроенные крестьяне хорошо помнили слова Петра Первого: «Смерд, коий водки не пьёт, ничтожен, ибо державу в убыток вводит». Никак не могли они «ввести державу в убыток». Уместно напомнить: после того, как в 1896 году в России была введена казённая винная монополия, доход от продажи вина составил в 1897 году 285 миллионов рублей, в то время как прямые налоги с населения принесли в казну только 98 миллионов рублей.
«Введение в конце 90-х годов казённой питейной продажи в черте оседлости, — пишет Солженицын, — лишило более 100 тысяч евреев их заработка… Именно с конца XIX века заметно усилилась эмиграция евреев из России». Так элегантно, одной фразой объяснив мощный рост еврейской эмиграции, он всё же не упустил подстраховаться, заметив, что «статистическую её связь с введением казённой питейной продажи не установить…» А мы-то, простаки, до сих пор полагали, что эмиграция из России более миллиона евреев в конце XIX века была вызвана волной погромов, прокатившейся по южным и западным губерниям после убийства царя Александра II в 1881 году. Спасибо, Александр Исаевич, просветили нас — недоумков.
Продолжение следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
