Активные отказники делились на две группы по их отношению к советским диссидентам. Одни говорили, что «так как мы хотим покинуть СССР, неправильно вмешиваться во внутренние советские дела». Другие считали, что «раз нас вынуждают здесь жить, мы должны вместе с диссидентами протестовать против беззаконий, творимых властями».
Я понимал резоны первой группы, но принадлежал ко второй. Правда, диссидентство в СССР к 1982 году было в большей степени разгромлено. Одни диссиденты сидели по тюрьмам и психушкам, других выпихнули из страны.
Думаю, разгром диссидентства, осуществлённый КГБ, оказался величайшей бедой России. После смерти коммунизма, в конце восьмидесятых, когда Чехословакию возглавил блистательный Вацлав Гавел, а Польшу – Лех Валенса, в России не нашлось другого лидера, кроме как бывший первый секретарь Обкома партии. Естественно, коррупция стала нормой жизни при таком лидере. Разгром диссидентства в итоге привёл к власти в 2000 году, когда президентом России стал Владимир Путин, сам КГБ.
После высылки из Москвы академика Сахарова в январе 1982 года, с которым я не успел познакомиться, эмиграции Владимова и других тяжёлых ударов по правозащитному движению, основными диссидентами в Москве остались пожилые женщины. Их тащить в кутузку КГБ, видимо, стыдился.
С Еленой Георги-евной Боннэр, женой Сахарова, я познакомился на процессе Ивана Ковалёва в апреле 1982 года. На суд Ковалёва мы пришли с моим другом «отказных лет», Валерием Сойфером.
Отец Ивана, один из виднейших правозащитников Сергей Ковалёв, уже находился в заключении, а теперь КГБ, подчищая ряды диссидентов, отправлял в тюрьму и сына. Залы заседаний на таких процессах заполнялись «представителями общественности» из КГБ, а друзья судимых выражали свои чувства за стенами суда.
Способ выражения этих чувств был один – помахать осуждённому (оправданных в советских судах не бывало), когда того выводили из здания суда, прокричать ему что-нибудь. Задачей КГБ было, соответственно, не дать нам этого сделать. Вывести осуждённого из суда могли через парадный вход или через «чёрный» – с другой стороны здания. Мы стояли перед главным входом. Неожиданно гэбэшник из стоявших у входа показал нам пальцем так, чтобы не видели его «коллеги», на «чёрный» вход. Мы побежали и успели помахать Ивану Ковалёву. Я слышал про гэбэшников, симпатизировавших правозащитникам. Один из них даже был осуждён за помощь диссидентам. Похоже, такого типа парня мы видели и у здания суда.
В «группе поддержки» Ковалёва находилась и Елена Георгиевна Боннэр, которая наезжала время от времени в Москву из Горького, где жила со ссыльным Андреем Дмитриевичем. После процесса Боннэр пригласила нас с Сойфером к себе в знаменитую квартиру Сахаровых на улице Чкалова.
Компанией жены академика были пожилые женщины, «остатки» диссидентской Москвы. Из разговоров я запомнил замечание Боннэр, что она – последняя жена в Москве, которая не выбрасывает износившиеся носки мужа, а штопает их.
На квартире Сахаровых я познакомился с Марией Гавриловной Петренко-Подъяпольской, вдовой одного из создателей правозащитного движения в Москве, Григория Подъяпольского, умершего в возрасте 49 лет при загадочных обстоятельствах. Мария Гавриловна была активна в Солженицынском фонде помощи полит-заключённым, сотрудничала в подпольной Хронике текущих событий.
Как-то Мария Гавриловна предложила мне поехать с ней в Елец, где готовился процесс над диссидентом Михаилом Кукабакой. Мы отправились с ней в этот старый город, в котором вид интересных старинных зданий был сильно подпорчен какими-то красными полотнищами, навешанными на них.
Елец занимает особое место в российской истории. В 1395 году великий завоеватель Тамерлан, разгромив Золотую Орду, двинулся на Россию и дошёл до Ельца. Удручённый увиденным в округе, Тамерлан повернул назад в благословенный южный Самарканд. Так «затрапезность» Ельца спасла Россию от свирепого завоевателя.
Здесь, в уездном городке, мой статус неожиданно вырос. Если в Москве я был бесправным отказником, то здесь я стал человеком из столицы. Со мной вежливо, если не подобострастно беседовали в адвокатуре, где я договаривался о защитнике для Кукабаки на процессе. Потом мы сдали две передачи для заключённого – вещевую и продовольственную (почему-то в разных местах) и благополучно отбыли домой.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
