Еврейский Мир

Кремлевские стратеги никогда не дадут пресловутым «контрпартнерам» расслабиться. Аккурат на следующий день после переговоров с Госсекретарем США, объявленных чрезвычайно успешными и наполнивших участников надеждами на скорое заключение нового договора по стратегическим наступательным вооружениям (СНВ), секретарь Совета безопасности Николай Патрушев поведал о нюансах будущей военной доктрины России. Эти откровения таковы, что очень хочется верить: то ли бывший директор ФСБ что-то напутал в незнакомой военной терминологии, то ли эксперты СБ утратили всякий интерес к работе и работают спустя рукава. Патрушев заявил буквально следующее: «Скорректированы условия использования ядерного оружия при отражении агрессии с применением обычных средств поражения не только в крупномасштабной, но и в региональной и даже в локальной войне.

Кроме того, предусматривается вариантность возможности применения ядерного оружия в зависимости от условий обстановки и намерений вероятного противника. В критических для национальной безопасности ситуациях не исключается нанесение в том числе упреждающего (превентивного) ядерного удара по агрессору».

Речь здесь идет отнюдь не просто о возможности использовать ядерное оружие первыми. Подобная возможность допускается уже существующей военной доктриной: «Российская Федерация оставляет за собой право на применение ядерного оружия в ответ на использование против нее и (или) ее союзников ядерного и других видов оружия массового уничтожения, а также в ответ на крупномасштабную агрессию с применением обычного оружия в критических для национальной безопасности Российской Федерации ситуациях». В ситуации, когда российские силы общего назначения очевидно слабы, использование ядерного оружия первыми имеет основания. Однако Патрушев ведет речь вовсе не о том, что ядерное оружие может быть применено в критической ситуации, когда нет иной возможности остановить агрессора. Секретарь Совбеза ставит использование ядерного оружия в зависимость от намерений не реального, а потенциального противника. То есть Россия допускает возможность нанесения ядерного удара, исходя не из факта агрессии против нее, а из собственного анализа намерений противоположной стороны. Если называть вещи своими именами, то Москва фактически объявляет о своем праве на развязывание ядерной войны.

Не менее любопытно и намерение институционализировать, прописать условия применения ядерного оружия в региональных и локальных войнах. Еще недавно Москва заявляла, что это оружие — политическое. Оно, мол, и существует для того только, чтобы удержать обладателей ядерного оружия от войны друг с другом (не случайно война между США и СССР так и осталась, слава тебе Господи, «холодной»). Вот уже лет тридцать считалось, что победить в ядерной войне невозможно. Теперь же, если верить Патрушеву, Россия так же, как в начале 60-х, как во времена маршала Соколовского, видит в ядерном оружии не средство сдерживания, не оружие возмездия, а средство достижения победы в локальной войне. Подобных положений нет и не может быть в директивных документах ни одного из ядерных государств.

Этот приступ превентивного безумия можно объяснить двумя обстоятельствами. Первое и, как я думаю, главное, заключается в том, что Москва испытывает немалое раздражение от того, что факт обладания гигантским ядерным потенциалом отнюдь не внушает другим странам необходимого уважения. За без малого два десятилетия существования независимой России выяснилась неприятная вещь — для того, чтобы ядерное оружие стало эффективным средством внешней политики, важно не качество и не количество этого оружия. Принципиально важно, чтобы партнеры верили в некоторую толику безумия кремлевских обитателей, их готовность нажать кнопку (геронтократам из политбюро это вполне удавалось, а в сумасшествие нынешних — обладателей часов Cartier и счетов в лондонских банках — верится не очень). Видимо, заведомое доктринальное сумасшествие, озвученное только что Николаем Патрушевым, должно перебить впечатление от циничного жизнелюбия современных отцов нации.

Есть и другое объяснение. Разговоры об острой необходимости военной доктрины, по странному стечению обстоятельств, возникают всякий раз, когда руководство государства пытается провести военную реформу. Отставные генералы (выражающие позицию действующих) заявляют, что строительство Вооруженных сил невозможно-де вести без того, чтобы политическое руководство не определило потенциальных противников. И это классическая «уловка 22». Ведь называть в мирное время в доктринальных документах какое-то государство «потенциальным противником» — значит заранее расписаться в собственных агрессивных намерениях. Но генералы чрезвычайно ловко используют милитаристскую риторику Путина и Медведева, повторяя их ритуальные инвективы в адрес США и НАТО. И у политического руководства нет иного выхода, чем выдать еще один довольно-таки бессмысленный документ, содержащий бесконечное количество намеков (разной степени прозрачности) на наличие коварных врагов. Затем начинается долгое обсуждение того, как воплотить этот документ в жизнь. А там у властей постепенно испаряется желание проводить реформу.

Впрочем, я упустил самое простое объяснение. За десятилетие путинской отрицательной селекции из силовых структур, включая Совбез, были выброшены люди, понимавшие: любая конъюнктурная болтовня в документах, связанных с ядерной стратегией, несет прямую угрозу безопасности мира.

Ежедневный журнал

Опубликовал: Александр Гольц

Оцените пост

(ещё не оценено)

Загрузка...

Поделиться