Обладающий талантом возвращать старым словам молодость, — остается молодым. Сказанное в полной мере относится к жителю Иерусалима (кто, быть может, этого не знает) Виктору Гину, автору нескольких оперных либретто, детских мюзиклов, стихотворных сборников и множества прекрасных произведений музыкально-поэтического жанра, члену Союза писателей Израиля и России, лауреату международных конкурсов эстрадной песни. Одаренному литератору и просто замечательному человеку исполнилось 70 лет.
— Создается впечатление, что с метриками у Вас не все в порядке: и фамилия в них другая, и в указанный там возраст трудно поверить…
— Первая часть вопроса — это, что называется, секрет полишинеля: по свидетельству о рождении, я — Гинзбурский, а Гин — это однажды выбранный литературный псевдоним, который давно известен многим. А возраст… Стареть не позволяет творчество, а другое лекарство от него — семейное счастье, радость от успехов дочерей.
— Стоит поговорить о семейных корнях.
— Появился я на свет в Гомеле, в Белоруссии, в семье учителей: мать преподавала немецкий, отец — математику. В 1939 году отца послали в Белосток директорствовать в школе, и оттуда он 21 июня 1941 года, за считанные часы до начала Великой Отечественной войны был вызван в Ленинград на совещание. Вскоре дошли слухи, что отец погиб в поезде во время авиаудара, и мама со мной и с братом (мне было два года, брату — четыре) стала пробиваться к родным в Гомель. Это «пробивание» затянулось на полгода, и, когда мы появились в Гомеле, оккупационные власти там уже переписали всех евреев. Мама бежала с нами на вокзал и, пользуясь хорошим немецким, уговорила коменданта товарного состава взять нас в поезд. Таким образом мы избежали верной смерти (всех моих родных, оставшихся в городе, гитлеровцы и их пособники расстреляли):
Под Гомелем где-то невинно убита
Лежит моя бабка по имени Гита.
Немного подальше, в растоптанной
Польше, —
Расстрелянный дед мой
по имени Мойше…
Мы же попали в оккупированный фашистами Орёл и, скрываясь от гестапо, прожили там три года.
О детстве сказать не могу ничего —
Война Мировая украла его,
Убила, разбила, развеяла в дым,
И нет обелиска над детством моим.
— А что было потом?
— Когда Орёл был освобождён, мы вернулись в Гомель, где нас разыскал отец, который остался жив и работал после контузии в Оренбурге. И мы, воссоединившись, переехали в Ленинград, где и прошла вся моя сознательная жизнь. Там я окончил школу, Финансово-экономический институт, филфак университета. Работал инженером-экономистом, совмещая эту деятельность с преподаванием литературы в одном из вузов города.
— А как начиналась биография поэта Гина?
— Первые стихи были написаны ещё в школьные годы. Мои произведения печатались в журналах «Юность», «Нева», «Смена», в коллективных сборниках, в альманахе «День поэзии». Подумывал о первой книжке. Но в 1968 году в психиатрическую больницу КГБ «упекли» моего близкого друга, поэта Николая Данилова, и мы, 12 его друзей, прошли по его процессу через Большой Дом. Я, очевидно, попал в «чёрный список», т. к. был вычеркнут из всех изданий. Продолжал вдохновенно писать, но исключительно «в стол».
— Но ведь недаром сказано: «Эту песню не задушишь, не убьешь».
— Да-да, именно песню. Стал потихоньку посещать песенную секцию Союза композиторов (благо, у меня хороший музыкальный слух), начал создавать с молодыми авторами первые музыкально-поэтические произведения. Однажды на этой секции я познакомился со студентом второго курса консерватории. Звали его Владимир Мигуля (его, к сожалению, уже нет в живых). Володя предложил мне написать стихи на музыку, которая у него уже родилась. Так появилась песня, впоследствии спетая Валентиной Толкуновой и ставшая всенародно известной — «Поговори со мною, мама»:
«Давно ли песни ты мне пела,
Над колыбелью наклонясь?
Но время птицей пролетело,
И в детство нить оборвалась.
Поговори со мною, мама,
О чем-нибудь поговори,
До звездной полночи, до самой,
Мне снова детство подари…».
— Но, насколько мне известно, путь этой песни в большую жизнь был нелегким…
— Когда мы с Мигулей показали эту песню на секции ленинградского Союза композиторов, её раскритиковали. Я очень расстроился, а Володя подошёл ко мне и говорит:
— Не переживай, эта песня нас ещё с тобой покормит.
Как он мог это предвидеть, и откуда могла быть такая уверенность у студента второго курса консерватории?
Вот что рассказала вдова композитора, Марина Мигуля, которая приняла участие в программе радиостанции РЭКа, посвященной юбилею Виктора Гина:
— Это был счастливый случай — встречи двух талантливых людей, которым было дано в мире, где, увы, множится число бесчувственных людей, побуждать проявление лучших человеческих чувств: чуткости, отзывчивости, доброты, любви к ближнему. В нынешние времена это еще более важно.
— Успех окрыляет. И продолжение, как мы знаем, Виктор, у Вас последовало очень бурное.
— Песня, написанная с Владимиром Мигулей, открыла мне путь к сотрудничеству со многими ведущими композиторами. Так, например, я стал работать с молодым тогда композитором Александром Морозовым, с которым написал не менее сотни песен, в том числе, «Зорька алая», «Наливное яблочко» (ее пела Анна Герман). Более чем на 80 пластинках вышли записи 250 моих песен, то есть, я был в «обойме» ведущих поэтов-песенников страны.
— Обращение Анны Герман и Эдуарда Хиля к Вашему творчеству — яркие в нем страницы. Но можно назвать и немало других громких имен исполнителей…
— Конечно! Иосиф Кобзон, Людмила Сенчина…Одну только песню «Дарите женщинам цветы» в разное время исполняли Александр Ворошило, Сергей Захаров. Но популярность она завоевала в интерпретации Рената Ибрагимова:
«Дарите женщинам цветы
Как символ поклонения,
Охватит пламя красоты
Их лица на мгновение…»
А музыку к этой песне написал московский композитор Борис Ревчун, и вот что он рассказал:
«Песня удалась. Помню, к Международному женскому дню вывешивали на улицах плакаты, среди которых достойное место занимали те, на которых огромными буквами были выведены слова из нашей песни: дарите женщинам цветы! Работа над этим произведением стала началом нашей с Виктором Гином дружбы (а это ведь далеко не всегда бывает, что соавторы произведения становятся в жизни большими друзьями), она продолжается спустя многие десятилетия».
— Все, казалось бы, складывалось в жизни хорошо: популярность, дружба со знаменитостями…
— В конце 80-х годов активно стала действовать пресловутая «Память». В школе, где училась моя младшая дочь, учитель истории зачитывал «манифест» этой организации на уроках и призывал не дружить с моей дочерью, за которой стоит «мощная сионистская банда». В 90-м году мы с женой поняли, что надо спасать детей. Так мы уехали в Израиль.
— Знаю, что и на родине предков все складывалось непросто…
— Это правда. Но со временем всё утряслось. Я стал редактировать русскоязычную муниципальную газету в Кфар-Сабе, жена устроилась по специальности — бактериологом, дочки окончили Иерусалимский университет и обрели самостоятельность. Сейчас живём в Иерусалиме. Ностальгируем? Как я написал в одном из своих стихотворений, «Я бежал не от России, я бежал от мракобесия». Ну и, конечно, нередко думаю, что мог бы написать там ещё много песен. Но на российской эстраде с некоторых пор «поют и танцуют деньги» (по выражению одного из московских журналистов). Не хочется ни с кем работать. Но верю, что этот «нэповский» период пройдёт и все изменится к лучшему.
— О минувшем стоило бы, наверное, написать книгу воспоминаний…
— А это идея! Есть о чем вспомнить. И о ком. Я прожил насыщенную событиями жизнь: встречался с Булатом Окуджавой и Сергеем Образцовым, Всеволодом Рождественским и Михаилом Александровичем, Семёном Кирсановым и Ярославом Смеляковым, дружил с бардами Клячкиным, Кукиным, Дольским, Городницким, хорошо знаком со Жванецким и знал Александра Иванова. Не говоря уже об исполнителях моих песен и о многих других интересных людях.
— В Израиле в Вашем творчестве открылись новые страницы, как в музыкальном, так и в поэтическом…
— Я выпустил книгу «Звёзды в траве», затем сборник стихов «Подари на память песню», представляющий интерес для композиторов и исполнителей. А совсем недавно удалось реализовать еще одну идею: на свет появился «Семейный альбом», который мне особенно дорог.
— Эта книга уникальна. — Написал в коротком предисловии к ней Игорь Губерман: «Под одной обложкой собраны стихи отца и двух дочерей. Все трое — отменные и разные поэты. Грех не почитать эту книгу». Стало быть, яблоки от яблони не далеко упали…
— Совсем близко! Младшая дочь Рэна — автор нескольких книг, лауреат Царскосельской премии. Записан компакт-диск, на котором ее стихи читает Олег Басилашвили. Поэтические успехи старшей — Милы — поскромнее, но и у нее есть еще время заявить о себе на этом поприще.
— До репатриации вам доводилось достаточно часто выступать. Насколько успешно удается продолжать эту традицию в новой жизни?
— Выступаю с авторскими концертами в Израиле и других странах: в Германии, Англии, России, в Америке. В моём новом багаже кассеты и диски с записями песен, написанных в Израиле. К слову, в начале января приглашен был в приграничный к сектору Газы Нетивот, где, как мне об этом стало известно, городские художественные коллективы к моему юбилею подготовили целую программу песен на мои стихи, но начавшаяся операция «Литой свинец» и обстрелы городов юга нашей страны изменили планы. Изменили, но не отменили моих выступлений.
— А с кем из композиторов и певцов Вы работаете в последнее время?
— В Израиле на мои стихи писали Злата Раздолина, Михаил Бендиков, Михаил Гершанов. Но особенно плодотворно сотрудничаю с композитором и исполнителем Алексом Ческисом, с которым выпущено несколько дисков. В творческом содружестве с ним совсем недавно написана песня под названием «Пока мы вместе». Ею мы хотели сказать: когда пушки стреляют, музы не молчат, и выразить несокрушимый оптимизм нашего народа:
«Сегодня повод повеселиться,
Я вижу снова родные лица…
От доброй вести на сердце май,
Пока мы вместе, Исраэль, хай!
Цветут оливы и тут, и там.
Мы будем живы назло врагам,
И будет молод и неделим
Небесный город наш Ерусалим!»
— Каждый пишет, как он дышит… Желаю Вам, Виктор, чтобы впредь и дышалось, и писалось легко.
— Есть такая шутка с долей правды: первого своего произведения не помню, а последнего знать не хочу. И все-таки не перестаю верить, что самые лучшие песни и стихи, это те, что еще не написаны. Дорога продолжается!