Окончание.
Начало в № 876
— Ну, видишь ли, в чем дело — некогда, конечно, всем, но все по-разному соблюдают баланс между деятельностью трудовой, общественной, творческой и предназначением старинным женщины — дом, уют, обед…
— Вить, ну, по-моему, это бред — эти вот каноны, да? Кто в доме моет посуду? Да кому удобно.
— Кому удобно? Я тебя спрашиваю: кому удобно?
— Ну… Как в том анекдоте: «Какой вы национальности? — Да».
— Будем считать, что на этот вопрос ты ответила. Теперь ответь мне, пожалуйста, на следующий вопрос. Одна из программ, которые ты ведешь, это «Особое мнение» с Радзиховским. Складывается такое впечатление, что тебе с ним удобно и комфортно. В последнее время у меня есть ощущение, что это обманчивое впечатление. Что скажешь?
— Конечно, не удобно и не комфортно. Но мне кажется, что очень плохо, когда в эфире удобно и комфортно. Конечно, любой собеседник — это бомба замедленного действия. И Леня в этом отношении абсолютно не исключение, хотя самое страшное, когда ты с ним полностью согласен. Но я не могу с ним быть полностью согласна, моя задача его вывести на чистую воду. И вот, копаясь и разгребая залежи мыслей внутри Радзиховского, вытаскиваешь какие-то противоречия. Хотя на самом деле переспорить его вряд ли получится. Помню забавное было у меня как-то «Особое мнение», гостем которого была Валерия Новодворская.
— Удивительная женщина!
— Похвастаюсь: она мне разрешает называть себя Лерочкой. И мы с Лерочкой когда готовились к этой передаче — ну, она же — тайфун, пока она свое дацзыбао не выскажет, ее не остановишь. Я долго думала, как же быть, а потом позвонила и говорю: «Лера, а давайте мы будем яд не разбавлять, а концентрировать, и будем говорить очень коротко». И тут Валерия Ильинична, заметь, она не эфирный человек, она мне сказала: «Значит так, когда я буду, на ваш взгляд, перехлестывать, возьмите, пожалуйста, кружку в руки». И вот мы с этим паролем, с этой кружкой — это был такой кайф! Я знаю, как она говорит обычно, а тут она была просто, как на канате. Она четко понимала, что у нее нет времени.
— Вот я с Новодворской никогда не встречался, хотя мечтал бы с ней увидеться и поговорить. Удивительная женщина! Ну, действительно удивительная! Вот скажи мне, по твоим наблюдениям… Ты начала с того, что тайфун, да? А как тебе кажется, в определенной степени это работа на уже привычный имидж такой городской сумасшедшей, на самом деле она немножко не такая понимающая и не отдающая себе отчет, или она действительно вот такая вся, что называется, от винта?
— Она тайфун. Более того, в ее книге «Над пропастью во лжи» было написано, что она непримирима к любой власти, потому что считает любую российскую власть преемником той самой власти, которая ее изуродовала. Ведь если ты помнишь ее историю, в семнадцать лет девчонка пошла разбрасывать листовки… Ну, дали бы по заднице и отпустили. Нет, они из нее сделали жесткого и непримиримого борца. Во всем, что касается политики, она идеально последовательна, жестка и несгибаема, и ей есть что сказать. В жизни нежна, мягка, беззащитна. И общаться с ней — каждый раз большое удовольствие. Но я могу похвастаться — она моя поклонница большая, вот песен моих.
— Я должен успеть спросить у тебя еще об одной женщине, с которой я знаю, что ты встречалась. Если можешь, ответь коротко. Я знаю, что ты встречалась с мамой Ходорковского.
— С Мариной Филипповной.
— Да. Твои впечатления?
— Ты знаешь — вот фейсконтроль, да? Можно ничего не знать о Ходорковском, но когда общаешься с его родителями — все понимаешь. Интеллигентная железная леди, которая при этом красивая женщина с 34 размером ноги и которая, когда ее фотографируют для какого-нибудь западного издания (она стала публичным человеком), спрашивает: «Я красивая?». Она очень красивая. Она необыкновенная, и дай ей Б-г сил и здоровья все это вынести.
— Нателла, я тебе очень благодарен за то, что ты пришла, за то, что ты не отказалась попеть, за то, что ты, оказавшись на не очень привычном для себя месте, проявила лучшие свои качества: открытость, откровенность…
— Я еще на швейной машинке умею.
— Серьезно? А муж об этом знает?
— Нет, конечно.
— Очень рад был тебя повидать. Я тебе желаю радости творчества, чтобы все твои программы шли что называется по восходящей и привлекали внимание аудитории — в конце концов, мы для них работаем, а не для себя. А то, что ты делаешь на общественных началах, как я сегодня выяснил, для собственного удовольствия и из-за того, что «не могу молчать!», чтобы приносило тебе ту самую радость и то самое ощущение необходимости, как сегодня. Спасибо тебе большое.
— Спасибо.
Печатается
в сокращении