Уважаемые читатели
Предлагаем вашему вниманию следующую главу из книги Соломона Динкевича «Евреи, иудаизм, Израиль».
«Моя единственная мечта – оказаться достойным надежд читающей России”.
А. И. Солженицын «Письмо в Литературную газету 12 декабря 1968 года (ответ на поздравления в связи с 50-летием со дня рождения)».
«Я не могу обминуть ни одного важного вопроса, например, еврейский вопрос – зачем бы он мне. Спокойней миновать. А я вот не могу».
А. И. Солженицын «Бодался телёнок с дубом» YMCA-Press, 1975.
О чём она, книга Солженицына «Двести лет вместе»?
«Показать, что всё, произошедшее за два столетия с еврейством в России – и черта оседлости, и выход из её прозябания, и расцвет, и возвышение в круги российской власти, и новое стеснение, и потом Исход – не игра случайных стечений на окраине истории…»
А. И. Солженицын «Двести лет вместе». Часть II (М., «Русский путь», 2002)
«Ведь переплёл русских с евреями рок, может быть, и навсегда, из-за чего эта книга и пишется». (Там же).
Еврейский вопрос. Действительно, спокойнее миновать его. Но вот не удаётся творцам мировой культуры обойти его. О Вагнере и Достоевском мы говорили в предыдущей главе, поговорим теперь о Солженицыне.
В статье «Еврейский вопрос» (в мартовской книжке «Дневника писателя» за 1877 год) Ф. М. Достоевский, опуская многие детали, осветил в той или иной мере 100-летний период пребывания евреев в России, начиная, скажем, с первого раздела Польши в 1772 году. Он прекрасно понимал, что его работа, говоря современным языком, носит лишь постановочный характер. Достоевский «застолбил» проблему в русской историко-публицистике. (Работы его предшественника Гавриила Державина и современника Николая Лескова представляли собой «служебные записки» и не стали достоянием читающей публики). Вспомним его слова: «Поднять такой величины вопрос, как положение евреев в России и о положении России, имеющей в числе сынов своих три миллиона евреев, – я не в силах. Вопрос этот не в моих размерах».
Прекрасно зная эти слова Достоевского о масштабах проблемы и понимая, что «вопрос еврейский есть русский вопрос» (Дмитрий Мережковский), Солженицын не посчитал себя вправе пройти мимо такого «калёного клина». Конечно, спокойнее миновать, но когда «сроки жизни на исчерпе», он полагал, что именно таким путём осуществит свою «единственную мечту – оказаться достойным надежд читающей России».
Он поставил себе задачу рассмотреть проблему «всеохватно» и «обоесторонне», «в исторических, политических, бытовых и культурных отношениях», да не на протяжении 100 лет, а «в пределах совместной двухвековой жизни русских и евреев в одном государстве». К тому же, завершив публикацией «Апреля 1917» работу над эпопеей «Красное колесо», он обладал, по собственному признанию в первом интервью Виктору Лошаку (газета «Московские новости», N№ 25, 19 – 25 июня 2001 г.), огромным неиспользованным материалом русско-еврейских отношений.
Возвращаясь транссибирским экспрессом в Россию после 20-летнего изгнания (февраль 1974 – май 1994), Солженицын ощущал себя чуть ли не пророком, и именно в таком ключе написал он «Как нам обустроить Россию» (М., «Русский путь», 1990) и «Россия в обвале» (М., «Русский путь», 1998). Видимо, с таким ощущением принялся он и за эту работу: «Я долго откладывал эту книгу,… но сроки моей жизни на исчерпе, и приходится взяться», — написал он в предисловии к первому тому («части I») в 1995 году, уже отдав работе 5 лет. Здесь же читаем, что целью всей работы было осуществить «поиск всех точек единого понимания и всех возможных путей в будущее, очищенных от горечи прошлого». Это в 1995 году, а пять лет спустя он добавляет, что это – «поиск доброжелательных решений на будущее» (выделено мною – С. Д.). Во втором томе этот «поиск доброжелательных отношений» принимает форму призыва к обоим народам, русским и евреям, «признать свою долю греха» и раскаяться. Вводя читателя «в тему», он писал в первом томе: «До сих пор не появился такой показ или освещение взаимной нашей истории, который встретил бы понимание с обеих сторон». И полагая, что принимает облик беспристрастного судьи, он заносит меч над головами обоих народов, обещая «рассеять… обвинения ложные (и) напомнить… об обвинениях справедливых». Однако, посвятив первый том досоветскому периоду, он выводит, как мы увидим, русских из-под удара «обвинений ложных», утверждая, что грехи царской России по отношению к евреям сильно преувеличены и к тому же спровоцированы самими евреями. Зато во втором томе («часть II»), посвящённом советскому периоду, он обрушивает на еврейские головы двойной по силе удар «обвинений справедливых». «Не впервые будет еврей поставлен виновником всех бед русской жизни, он уже не однажды являлся козлом отпущения за грехи наши…», — писал ещё в 1914 году Максим Горький в сборнике «Щит».
«Грамматическое деление,
Обсуждению не подлежащее:
Русский – это определение,
А еврей – это подлежащее.»
Юрий Солодкин
Поэтому странное впечатление производят слова Солженицына: «Смею ожидать, что книга не будет встречена гневом крайних и непримиримых, а наоборот, сослужит взаимному согласию». Что это: свидетельство авторской инфантильности, или насмешка над читателями «крайними и непримиримыми»? Ведь «неутешительный результат был изначально запрограммирован (выделено мною – С. Д.) уже тем, что автор искусственно сместил акценты, затушёвывая социально-политический аспект проблемы и выпячивая национальный» (Г. Костырченко «Из-под глыб века», «Лехаим», 5(133), май 2003). (Полагаю, что «средние и примиримые» вообще вряд ли дочитали этот тысячестраничный труд до конца: он показался им просто скучным).
Приступая к анализу этой книги, будем помнить призыв писателя «Жить не по лжи!» Посмотрим, включает ли он призыв «Писать не по лжи!»
СОЛЖЕНИЦЫН И ИУДАИЗМ
«Чем меньше человек разбирается в религии, политике или науке, тем с большей категоричностью он высказывает своё мнение». Проф. Г. Брановер «История конфликта», журнал «Свет», № 31, NY, июль-август, 1986
Полагаю, что о нашей еврейской истории, религии и культуре первоначально Солженицын знал не больше, чем мы сами, евреи «потерянного поколения». Ну, может, всё же больше – читал «Ветхий завет» – умышленно и неумышленно искажённый перевод ТАНАХА – 24 книг Святого писания: 5 книг Торы, 8 книг Пророков и 11 книг Писаний. Сначала они были переведены на греческий («Септуагинта») и латынь («Вульгата»), а затем оттуда уже и на церковно-славянский. Казалось бы, принимаясь за такой капитальный труд и потратив на него 10 лет жизни, автор должен был бы познакомиться с основами иудаизма, прочитать ТАНАХ с комментариями великих Раши, Рамбама, Рамбана, Ибн Эзры, Сфорно, Мальбима… в прекрасных переводах на русский язык, книги современных гигантов иудаизма: Любавичского Ребе рабби Менахема-Менделя Шнеерсона, рабби Адина Штейнзальца, рабби Йосефа-Дова Соловейчика, рабби Арье Каплана, книги Пинхаса Полонского и т. д. Мог бы вспомнить, например, слова и опыт Максима Горького, писавшего в 1914 году (сборник «Щит»): «В ранней юности я прочитал – не помню где – слова древнееврейского мудреца – Гилеля, если не ошибаюсь: «Если ты не за себя, то кто за тебя? Но если ты только за себя – зачем ты?» Смысл этих слов показался мне глубоко мудрым, и я истолковал его для себя так: я должен сам действенно заботиться о том, чтобы мне жилось лучше, я не должен возлагать забот о самом себе на чужие плечи. Но если я стану заботиться только о себе, только о моей личной жизни – эта жизнь будет бесполезна, некрасива и лишена смысла». Эти слова Гилеля приведены в Мишне в трактате «Авот». Вот их точный перевод: «Если я не за себя, то кто за меня? Но если я только за себя – что я? И если не теперь, то когда?» Горький прокомментировал эти слова – точно в духе иудаизма. Он не вспомнил последнюю фразу Гилеля: «Если не теперь, то когда?» Но из его последующих слов однозначно видно, что он не упустил их в жизни. Читаем дальше: «Мудрость Гилеля была крепким посохом в пути моём, неровном и нелёгком… Гилель нередко помогал мне своей ясной мудростью… Я думаю, что еврейская мудрость более общечеловечна и общезначима, чем всякая иная, и это не только вследствие древности, вследствие первородства её, но и по силе гуманности, которая насыщает её, по высокой оценке ею человека». (выделено мною – С. Д.).
В рассматриваемом Солженицыным дореволюционном периоде в России жили великие мудрецы Торы «Виленский Гаон» – рабби Элиягу бен Шломо (1720 – 1797), Алтер Ребе (Старый Ребе) – рабби Шнеур-Залман из Ляд (1746 – 1813), основоположник хасидского учения ХАБАД, рабби Нахман из Брацлава (1772 – 1810), Мальбим – рабби Меир Лейбуш бен-Йехиель Михаль (1809 – 1879). Они вне поля внимания Солженицына: «В пределах нашего земного существования мы можем судить и о русских, и о евреях земными мерками. А небесное оставим Б-гу». Это – известный парафраз слов Иисуса из «Евангелия от Марка», 12:17: «Кесарю – кесарево, Б-гу – Б-жие». Западная культура, в основе которой лежит христианство, предусматривает отделение церкви от государства, разделение народа на «религиозных», включая и монашество (с его обетом безбрачия) и «светских» – мирян. Иудаизм не признаёт такого деления, ибо представляет собой мировоззрение и образ жизни еврея, неотъемлемую часть жизни которого составляет выполнение заповедей. «Иудаизм – это учение о том, как жить, а не о том, как верить» (П. Полонский «Евреи и христианство», Иерусалим, «Маханаим», 1995). «И пусть построят Мне Святилище и буду обитать среди них», — говорит Творец Моше (Шмот, 25:8). Таким образом, Б-г спускается к человеку, а не человек поднимается к Нему. «Иудаизм, — пишет там же Полонский, — это цельная система, по которой должна строиться жизнь человека, народа, государства. Таким образом, по христианским меркам иудаизм – это даже не чисто религия, а скорее «культура» или «цивилизация». Но для верующего еврея все области его жизни представляют собой сферу религии, ибо каждая из них является одним из элементов диалога человека с Б-гом». По этой причине у нас, евреев, религия не может быть отделена от государства.
За годы советской власти выросло несколько поколений евреев-атеистов, ничего не знающих не только об иудаизме, но и вообще об еврействе, кроме «пятой графы» в паспорте. В результате среди евреев (не только русскоговорящих) прижилось христианское разделение на «религиозных» и «светских» («секулярных»), хотя правильнее нас разделять на «соблюдающих» (заповеди – в большей или меньшей степени) и «несоблюдающих». («Несоблюдающие» заповеди Торы известны со времён Талмуда. В трактате «Авода Зара» их называют «мумарани». В еврейских общинах они стали заметны только во времена «реформизма» – XVIII век. Их стали называть «свободными» – свободными от соблюдения заповедей. В Израиле их называют «хилони»).
Итак, оставив Б-гу «небесные мерки», А. И. Солженицын выбрал земные. Их оказалось достаточно для написания первого тома. Однако, опубликовав его, Солженицын осознал, что ему никак не обойтись без таких базовых понятий, как «кто такие евреи, что значит избранный народ, почему евреи сохранились в галуте и почему не постигла их до сих пор полная ассимиляция». Он не знает, что ответы на все эти вопросы давно изложены в иудаизме. Продолжая его игнорировать, он начинает второй том с введения, названного им «В уяснении», и пытается дать ответы на эти вопросы с помощью «светских» авторов.
Продолжение следует