Продолжение.
Начало в № 863
Сегодня премьер выглядел неважно. Припухшие веки, глубоко залегшие под глазами серые тени свидетельствовали о хроническом недосыпании. В общем-то, оно и понятно: главная ответственность за происходящее лежит на нём. Выслушав доклад последнего представителя экспертной группы, премьер с облегчением объявил перерыв.
Илан отказался от обеда с коллегами в правительственной столовой, решив прогуляться по городу. Выйдя на улицу, он сразу пожалел об этом, потому что после кондиционера в помещении раскалённый иерусалимский воздух буквально обжигал дыхание, и рубашка моментально прилипла к телу.
— И как они выдерживают? — ни к кому не обращаясь, пробормотал он, провожая глазами двоих харедим в чёрных сюртуках и шляпах, неторопливо прошествовавших по противоположной (солнечной!) стороне улицы, оживлённо беседуя.
— А они не замечают жары.
Илан обернулся. Рядом с ним стоял пожилой мужчина небольшого роста в еле застёгивающейся на неохватном животе несвежей рубашке и пузырящихся на коленях брюках. На голове его чудом держалась крохотная вязаная кипа, и довершал сей малосимпатичный облик кулёк с семечками, которые тот непрерывно лузгал, сплёвывая прямо на тротуар.
— Хотите? — он протянул Илану кулёк.
— Нет, спасибо. А что вы имели в виду?
— Когда?
— Ну, вы сказали, что они не замечают жары.
— Да, сказал, — толстяк скомкал бумажный кулёк, хотел бросить на землю, но, постеснявшись Илана, засунул в карман.
— Понимаете, я всю жизнь прожил здесь, по соседству с ортодоксальным кварталом. Сам, как видите, не очень на них похож, но то, что положено, дома соблюдаем.
Илан нетерпеливо посмотрел на часы: у него не было времени и желания выслушивать всю биографию собеседника.
— А вы не торопитесь, — тот прищурил маленькие глазки, — этот город спешки и суеты не любит — здесь вам не Тель-Авив. Я, знаете, сам часто задавался вопросом: как им не жарко? И в более широком смысле: как они выдерживают эту жизнь, которую сами себе придумали? Квартиры тесные, детей куча, денег вечно не хватает, телевизор не смотрят, развлечения запрещены. Ладно, в местечках, в гетто сто лет назад так жили, но сейчас — прогресс научно-технический, всё доступно, а они, как нарочно, в своё средневековье упёрлись. Большинство израильтян этого понять не могут, и до меня, признаюсь, долгое время не доходило. Хотя сложного здесь ничего нет…
Он закурил и, выпустив дым колечком, продолжил:
— Харедим живут в мире с самими собой. Может, это банально звучит, но это так. Они знают, что всё вокруг совершается по воле Создателя. Что человеческая суета, все эти эмоции, страсти, переживания в отношении вещей, в сущности мелких и быстро преходящих, излишни. Что нам, евреям, Тора дана для того, чтобы её изучать и по ней жить, а не растрачивать по пустякам свои силы, моральные и физические. И в этой своей вере они очень цельные люди, понимаете? Поэтому и живут они в этом вечном городе всё время нашего галута, претерпевая нужду и лишения, хотя, наверное, могли бы и получше устроиться в других странах. Но они жили здесь, живут и останутся жить даже если правительство, не приведи Г-сподь, подпишет эти безумные соглашения и государство под названием Израиль вскоре перестанет существовать. Тогда все уедут, а они останутся, пытаясь вымолить у Него прощение за грехи других.
Ну, а жара, как вы теперь понимаете, не самая большая проблема. Раз уж Вс-вышний решил поселить нас в такой, не самой прохладной местности, значит, этот климат нам больше всего и подходит. И, между нами говоря, — он поманил Илана пальцем и подмигнул, — кондиционеры в этой стране не запрещены даже для харедим.
-… Вот, получается как, — размышлял Илан, заказав питу и сок в ближайшем ресторанчике, — голосовать за кандидата с программой мирного урегулирования они согласны, а когда эта программа начинает реализовываться — сразу «безумные соглашения»… Ладно, этот, может, и не голосовал. А другие?..
Мысль о том, что с созданием палестинского государства и подписанием мирного договора могут быть не согласны широкие слои населения, до сих пор как-то не приходила ему в голову. Маргиналы, экстремисты, фанатики, имеющиеся в любом обществе, — понятно. Ну хорошо, если прикинуть кто против: поселенцы, ортодоксы, сефарды, голосующие за ШАС, значительная часть консервативно настроенных военных. Чёрт… уже немало набегает. Что там говорил Фейглин про общенациональный референдум?
— Илан… — он обернулся. За соседним столиком расположились двое ребят, по виду типичные студенты: короткие яркие майки, модные рваные джинсы, кеды без шнурков на босу ногу, небрежно брошенные на стул папки с конспектами.
-… Илан Рамон его звали. Первый космонавт наш, разбился с американцами на старте несколько лет назад, — втолковывал долговязый с двумя серёжками в левом ухе своему товарищу, коренастому брюнету с выкрашенной в жёлтый цвет полосой через всю голову.
— Я недавно про него читал. Нормальный такой парень был, офицер, карьеру успешную делал. Им в полёт немного личных вещей брать разрешается, так он знаешь, что взял? Книгу Торы, мезузу прикрепил на дверь своего отсека, питание кошерное заказал, соблюдать шаббат намеревался. Я сначала думал: «Зачем?» Повыделываться перед американцами, вот, мол, я какой, еврей, особенный. А те чего не видели? У них в Америке евреев, сам знаешь, сколько. И продукты кошерные — в каждом супермаркете. Нет, тут дело в другом. Он идентичность свою искал, понимаешь? Вот ты на нас посмотри. Чем мы с тобой от того же американского, французского или там австралийского тинэйджера отличаемся? Правильно, ничем. Этого и добивались отцы-основатели государства — создать нацию израильтян, которые станут такими же, как все народы мира. Гордый свободный израильтянин заменит забитого галутного еврея и заживёт счастливо в дружной семье народов. А о еврействе своём будет иногда вспоминать как о древней легенде. Илан Рамон, нормальный светский парень, видимо, почувствовал, что без этой «легенды» еврейской он никто, тот же безликий тинэйджер с израильским флажком на скафандре. Те, которые его в космос посылали, наверное, хотели, чтобы он с орбиты к миру с палестинцами призывал. О другом он думал…
— А в космос наши, кстати, больше так и не полетели…
Вечером Илан пошёл в бар. Выпивал он редко и никогда в одиночку, но сегодня ощущал такой сумбур и смятение мыслей, что алкоголь казался единственной возможностью расставить вещи на свои места. После второй порции виски со льдом внутри потеплело и поток сознания устремился в одном направлении. Илан сфокусировал взгляд на экране подвешенного над барной стойкой телевизора.
— Последние новости. Сегодня силами безопасности предотвращён теракт, который собиралась совершить группа арабов — жителей Восточного Иерусалима. В доме у одного из задержанных обнаружена взрывчатка, детонаторы, несколько единиц стрелкового оружия. Задержанные отрицают принадлежность к какой-либо террористической группировке. Ведётся расследование.
— Самария. На участке дороги между Кедумим и Карней Шомрон арабские подростки забрасывали камнями проезжавшие автомобили. При появлении полицейского патруля нападавшие скрылись.
— Новости спорта…
Обычная сводка новостей. Обычная для Израиля. Больше похожая на сводку новостей с фронта. Здесь даже никто не помнит, когда было иначе… Так ведь для того и нужен мирный договор, чтобы ситуацию изменить! Установить границу, укрепить забор безопасности и всё, пусть только сунутся!
— Бармен, ещё виски!
— Граница, забор, улучшение демографии, надёжный мир. Сам-то ты в это веришь? — спросил Илан у зеркального отражения на противоположной стене.
Услужливая память тут же выдала эпизод, когда он впервые усомнился в целесообразности своей работы. С месяц назад в Иерусалиме едва не произошла новая кровавая бойня. На автобусной остановке в час пик араб вытащил из сумки короткоствольный калашников, к счастью, замешкался с подсоединением магазина и, находившийся рядом полицейский-ЯСАМник успел среагировать первым. На следующее утро все газеты разместили снимки лежащего в луже крови террориста с заголовками, прославляющими доблестную полицию и мантрами о необратимости мирного процесса, несмотря на противодействие отдельных экстремистов.
В этот день была запланирована встреча экспертных рабочих групп израильтян и палестинцев. Проходили такие встречи регулярно, и Илан уже неплохо знал большинство палестинских коллег, с которыми у них с самого начала установились нормальные деловые отношения. Молодые общительные ребята, прекрасно образованные, с хорошим английским, двоих он даже знал по Йельскому университету, ломали все стереотипы о фанатичных злобных палестинцах, люто ненавидящих Израиль. Общаясь с этими арабскими интеллектуалами, Илан подмечал у себя больше сходства с ними, нежели со многими евреями, что лишний раз доказывало правильность курса правительства.
Продолжение следует