Еврейский Мир

ЕВГЕНИЯ СОКОЛОВ (ФЕРДМАН) О СЕБЕ:

Детство прошло на Яузе в Ростокино, тогдашней окраине Москвы. Потом МЭИ в Лефортово. Дом на Трифоновской, школа на Ново-Алексеевской. Инженерствовала, не без успеха. Первая внучка появилась в Москве. В Израиле родились ещё трое внуков-сабрят. Живу Израилем, дышу Израилем!

Уважаемые читатели

Представляем автора —

Евгения Соколов,

город Хайфа.

По счастливой случайности — родная сестра всеми

любимого артиста

Семена Фарады.

«В его внешности ничего от привычного актёрского облика. Плотная коренастая фигура, на которой вечерний концертный костюм сидит мешковато. Волосы курчавятся, как их ни прилизывай. Щеголеватая тонкая ниточка усов находится в некотором противоречии с большими печальными тёмными глазами… Зал встречает его бурными аплодисментами и улыбками узнавания». (Григорий Горин)

Меня упрекнут в эксплуатации имени моего известного брата — Семёна Фарады.

Но разве можно исчерпать тему любви? Некоторые поэты воспевают любимую женщину всю свою жизнь. А я воспеваю, как могу, старшего брата. Помню себя с возраста 5 — 6 лет — уже тогда его обожала, как и всю последующую жизнь. В детстве обожание выражалось подчас смешно, например, в том, что стакан компота из среднеазиатских сухофруктов, выдаваемый мамой «на третье», я отодвигала от себя в сторону Сёмы. «Не хочу!» — говорила я и кривила губки. Компот он очень любил и любит по сей день. Может, это у него со времён эвакуации в Ташкент, кто его знает? В книге Семёна «Уно моменто» есть такие воспоминания:

«Помню, в Ташкенте было огромное количество разнообразных фруктов. Под каждой кроватью в доме, где мы жили, хранились фрукты. А под ними ползали скорпионы. Поднимешь дыньку, а под ней появляется скорпиончик.»

Помню мою великую детскую гордость, когда меня, почему-то с запозданием, привели в 1-й класс. Учительница Дора Моисеевна Майданник спросила:

— А Сёма Фердман тебе кто? Брат?

— Брат! — счастливо выдохнула я, и эту гордость сохранила на всю жизнь.

Я любила его футбол, его стиляжничество, его джаз, восхищалась вместе с ним «Эллочкой» (Фицджеральд) и Луи Армстронгом. Я знала всех его друзей по школе, потом по Бауманскому институту, потом по театру-студии «Наш дом» при МГУ и, конечно, коллег по театру на Таганке.

После моей статьи «Главное — живи, Сёмка!» я получила укоризненный мessage: почему не дала анализ его творчества, не разобрала его театральные роли или киношные. Да не критик я, не исследователь творческого пути актёра Семёна Фарады! Я — сестра, и этим сама себе интересна. Конечно, знала все его премьеры и любила ходить на один и тот же спектакль по многу раз. Мне были интересны нюансы исполнения, каждый раз меняющиеся, но я не рецензент. Однако вспомню две роли Семёна в театре на Таганке, которые особенно любила.

В первой из них (спектакль «Обмен» 1975 года) он играл много пожившего на свете мудрого еврея, квартирного маклера лет семидесяти.

Во второй роли Семён играл мальчика, «которому пошёл четырнадцатый год, но по росту и хилости… можно было сбыть за восьмилетнего» (спектакль «Пять рассказов Бабеля» 1980 года.) Вот такой возрастной разброс…

Сценарий спектакля «Обмен» писатель Юрий Трифонов написал по своей же одноименной повести. Роль маклера специально введена для Семёна — состоит из трёх проникновенных ярких монологов, которые Юрий Петрович Любимов вставил в общую канву спектакля. Удивительная личность этот старый еврей, который сам не понимает, какая сила заставляет, направляет его мыслительные способности бесконечно прокручивать в голове многосложные комбинации- варианты квартирных обменов. В них одновременно задействуются цепочки из десятка участников, интересы которых должны быть удовлетворены.

Семён буквально бегал, метался по сцене с вопросом, который задавал сам себе, зачем ему, старому обеспеченному человеку, решать эти многоходовые задачи — головоломки. Чёрный маклер, украшение спектакля… Кто помнит?! Зиновий Гердт сказал, придя на спектакль, что роль сыграна Семёном на стыке трагизма, фарса и комедии.

Гуляя по Интернету при подготовке своей статьи, прочла суждение о Семёне:

«Семён непременно ассоциируется с улыбкой. Но за ней скрываются и радость, и боль». Сам Семён говорит: «Я не весельчак уж точно. Самой серьёзной считаю роль доброго пожилого портного из фильма «Попугай, говорящий на идиш». Это фильм 1990 года режиссёра Эфраима Севелы, в котором Семён снимался вместе с женой, актрисой Марией Полицеймако. Помните? Смешной любовник-портной, старый еврей, который остался один после уничтожения в гетто близких. Семён: «По сюжету я должен был заплакать и заплакал. Мне не надо было закапывать глицерин, как обычно делают в кино».

Но вернусь к театру, к спектаклю «Пять рассказов Бабеля»… На молодёжном Интернет-форуме прочла суждение: «Спектакль на Таганке был шикарный. А как Фарада играл! Какая мощная энергетика! Тема Бабеля была раскрыта…» Рада, что даже молодёжь помнит тот звёздный спектакль. Встретила также воспоминание актёра- участника спектакля Алексея Граббе: «Чудный был спектакль, лёгкий, весь построен на радужном импровизационном состоянии».

Поставил спектакль режиссёр Ефим Кучер, ныне преподаватель театральной школы-студии Бейт-Цви в Рамат-Гане. Поставил талантливо, великолепно! Основа сценария, понятно, рассказы Исаака Бабеля. Репетировалось девять рассказов. От Ефима Кучера узнала про многотрудную, тяжкую историю сдачи и пробивания спектакля через высокие комиссии и даже про визит замминистра культуры на прогон. Из девяти новелл было разрешено к показу только пять. Обида участников спектакля была так велика, что не позволяла им выпустить спектакль в урезанном виде. И тогда члены худсовета театра Аникст и Вольпин сказали, что надо использовать возможность спектакль всё- таки выпустить, даже в сокращённом варианте, для того, чтобы вновь зазвучало имя писателя Исаака Бабеля. Имя, сорок лет бывшее под запретом!

Успех спектакля был потрясающим! Он потом игрался на сцене Малого зала театра на Таганке много лет. Всё же нелегально играли шесть рассказов, шестой преподносился зрителям как некий бонус, как премия. Это говорил Семён, поскольку был как бы в роли ведущего, осуществлявшего прямой доверительный контакт с публикой. Семён был задействован в нескольких новеллах, главная из которых, конечно же, «Пробуждение» — про мальчика, ученика Загурского. Бессмертные Бабелевские строки:

«Все люди нашего круга учили детей музыке… Когда мальчику исполнялось четыре или пять лет, мать вела крохотное, хилое это существо к господину Загурскому. Загурский содержал фабрику вундеркиндов».

Когда затюканный учёбой на скрипке мальчик в несуразных брючках на подтяжках мчался на берег моря и, счастливый, забрасывал ненавистную скрипку на песок… зал заходился от восторга. Этим мальчиком был Семён.

Бабель: «Трудно мне дался первый шаг. Однажды я вышел из дому, навьюченный футляром, скрипкой, нотами и двенадцатью рублями денег — платой за месяц учения». Но… очутился в порту, на берегу моря, и так началось освобождение.

Бабель: «Прошло уже три месяца с тех пор как скрипка опустилась на песок у волнореза… Мечтой моей сделалось уменье плавать». Ну а дальше расплата, когда господин Загурский пришёл в отчий дом сообщить о беглеце.

Бабель: «Я кинулся к чёрному ходу — его накануне заколотили от воров. Тогда я заперся в уборной. Через полчаса возле моей двери собралась вся семья. Женщины плакали…

В моей крепости я досидел до ночи».

Бедный мальчик! Все симпатии зрителей были на стороне Семёна в этой искромётной роли, с поразительной тонкостью передавшего щемящую ноту прекрасной Бабелевской прозы.

На премьере спектакля присутствовала вдова Бабеля — Антонина Пирожкова. Она сказала, что язык Семёна более всех артистов, занятых в спектакле, близок к Бабелевским интонациям. Семён верно уловил мелодику речи, не утрируя акцент Молдаванки. В своей книге «Уно моменто» Семён назвал Бабеля гениальным писателем. Приведу цитату: «Писателей любимых, близких по всем моим душевным переживаниям, только двое. Это Исаак Бабель и Андрей Платонов. Очевидно, мои чувства помогают мне не испортить впечатление от их творчества, когда я читаю их рассказы вслух… их литературный язык это шедевры. Ведь когда они писали фразу, из пяти слов четыре вычеркивали и заменяли другими».

Вот так бы все работали со словом!

А теперь обращусь к газете, которую храню уже 16 лет. Это номер «Советской культуры» от 17 января 1989 года. Страницы её уже пожелтели, а статья, из-за которой газету храню, называется «Невысокий брюнет в чёрных ботинках с попугаем на голове». Это о Семёне. Белого попугая звали Гоша, и его трудно было согнать с головы Семёна, когда он приходил домой. Был ещё попугай Сеня, но он не выдержал соседства с кошкой Шурой. И овчарки Рика уже нет…

Автор статьи — Григорий Горин. Статья написана с такой любовью к Семёну и с таким сочувствием, как будто Гриша трагическое переплетение их судеб предчувствовал. В июне 2001 года Гриши не стало. Незадолго до трагедии ему исполнилось 60 лет. Сердечный приступ, неотложка, сказавший «ничего страшного» врач. Через несколько часов наступила развязка. Услышав скорбную весть, я сразу же позвонила в Москву. Семён был в подавленном, угнетённом состоянии, я услышала горькие слова о потере друга. Через день с Семёном случился тяжёлый инсульт. И вот уже пятый год мой брат страдает от его последствий.

Вернусь к статье так много успевшего сделать в театре, в кино, в литературе Григория Горина. В прославленных фильмах Марка Захарова, поставленных по сценариям Горина («Формула любви», «Тот самый Мюнхгаузен», «Дом, который построил Свифт»), всегда была предусмотрена роль для актёра Семёна Фарады. А сам Марк Захаров назвал Семёна истинным украшением его картин. У Гриши в статье об этих ролях: «Играя главнокомандующего в фильме «Тот самый Мюнхгаузен», губернатора в «Доме, который построил Свифт», он демонстрировал комическую величественность тупости… которая претендовала на верноподданническое почтение, а на самом деле вызывала лишь анекдоты и ироническую улыбку. Семён Фарада умеет создавать непроницаемое лицо. Оно тем серьёзней, чем больше смеётся артист в глубине своей души».

Не могу отказать себе в удовольствии привести начало Гришиной статьи, потому что эти строки звучат как поэма: «В его внешности ничего от привычного актёрского облика. Плотная коренастая фигура, на которой вечерний концертный костюм сидит мешковато. Волосы курчавятся, как их ни прилизывай. Щеголеватая тонкая ниточка усов находится в некотором противоречии с большими печальными тёмными глазами… Зал встречает его бурными аплодисментами и улыбками узнавания.. «Жизнь наша полна сложностей и загадок, — начинает он негромко. — Иногда сделаешь что-нибудь этакое хорошее, но ненужное, и получается себе же хуже». Это из рассказов «непутёвого человека», написанных Гориным и исполнявшихся Семёном с эстрады с неизменным успехом. И дальше в статье о том, что через маску «непутёвого человека» проступают черты собственного характера, судьбы самого Семёна, о которой вся статья Гриши: «Юмор выживания нам ещё пригодится. Будем же благодарны артисту, который щедро нам его дарит».

Ну вот, не собиралась писать о творческом пути актёра Семёна Фарады, но не удержалась и написала. Добавлю только вот о чём. Ролей сыграно Семёном огромное количество, хотя небольших, эпизодических. Но ярких! Кто, вспоминая «Формулу любви», не замурлыкает «Уно-уно-уно, ун- моменто» и не вспомнит: «Селянка, хочешь большой и светлой любви?»

Кто при упоминании фильма «Чародеи» не вспомнит прежде всего Семёна, пробродившего весь фильм по коридорам института НИИЧАВО с криками «Ау, люди! Кто так строит?» Меня, например, доводит до экстаза сценка в фильме «Миллион в брачной корзине» — помните незадачливого афериста, которого Александр Ширвиндт приводит в дом в качестве врача: «Молодой человек, у вас прекрасный гипс. Он абсолютно белый». Разве забудется в плеяде замечательных персонажей и исполнителей в «Человеке с бульвара Капуцинов» м-р Томпсон: «Джентльмены, а поезд уже ушёл?» или там же: «А вот ты, Хью, говоришь когда-нибудь пожалуйста?»

Так уж у Семёна получилось, что его фразы запомнились и пошли в народ, а его имя, имя Семёна Фарады, поднимает людям настроение.

Последний раз Семён приезжал в Израиль на гастроли театра на Таганке со спектаклем «Мастер и Маргарита». Вот семейная фотография, сделанная во время антракта: Семён со своей племянницей Инной Фердман.

Да, я рада, что моя дочь Инна и её дети, родившиеся в Израиле, носят настоящую фамилию Семёна.

Оцените пост

(ещё не оценено)

Загрузка...

Поделиться