11 апреля в Вашингтоне на Пенсильвания-авеню и Шестой стрит, аккуратно посередине между Белым домом и Капитолием, открылся Newseum или «Ньюзей» — махина полезной площадью 250 тыс. кв. футов. В главном зале «ньюзея», который называется «Музеем журналистики», установлены огромные экраны, на которых транслируют теленовости из разных стран мира. По задумке отцов-основателей, а точнее организации «Форум свободы», музей должен «способствовать восстановлению доверия публики к журналистам и журналистике», на что сегодня есть все основания.
Один из 14 залов-галерей «Ньюзея» посвящен репортажам о «9/11», а в число экспонатов входят тысячи фотографий, десятки тысяч газетных полос и такая историческая экзотика, как кусок Берлинской стены и точная копия репортерского вертолета Bell 206B. Гвоздем экспозиции можно считать первый известный историкам репортаж — глиняный кирпич XIII века до нашей эры с клинописной надписью непонятного содержания. Создание музея обошлось в 450 миллионов долларов.
Событие это заставило в очередной раз поразмышлять о необходимости «восстановить доверие публики к журналистам и журналистике». Наверное, это не совсем так, — беда в том, что публика журналистам по-прежнему верит, но гигантские потоки информационного слива плюс современные скорости передачи информации привели к кризису доверия прессе не в низах, а в верхах общества, у рычагов легальной и нелегальной власти, которую пресса все усерднее обругивает.
Власть — я, опять-таки имею в виду ее имущих наверху и внизу — не остается в долгу, и после комнатной смелости эпохи «холодной войны» журналистика снова стала одной из опасных профессий. Журналистов убивают, как на самой горячей войне, их снова впору называть военкорами, теми самыми, которые пpошли сквозь огонь и стужу с лейкой и блокнотом, а то и с пулеметом. Романтизированный историей ХХ века образ военного корреспондента, будь то Эрнест Хемингуэй в Испании, Константин Симонов на дорогах Смоленщины или контр-адмирал ГРУ Тимур Гайдар с сыном Егоркой на Кубе, потихоньку сник. Поскольку война стала считаться немодным и даже позорным средством решения конфликтов, военкоры принялись ругать своих же военных, будь то россияне в Чечне или наши в Ираке.
Американские военные оказались не в чести у журналистов, и, заступаясь за честь мундира, отставной армейский подполковник, писатель и журналист Ральф Питерс заметил, что музей журналистики в центре Вашингтона есть, а музея в честь наших вооруженных сил там нет. «Ньюзей», по словам Питерса, может многое рассказать о тщеславии и превосходстве правящей информационной элиты, при власти которой чернила стали ценнее крови, а Пулитцеровская премия — почетней высшей военной награды США — Congressional Medal of Honor, что можно перевести как медаль «Знак Почета».
Журналисты воздвигли себе нерукотворный памятник, за то их вряд ли нужно ругать. Но справедливо ли, продолжает Питерс, состояние вещей, когда наши благотворители охотно дают деньги на «Ньюзей», прославляющий тех, кто пишет о войнах, и не жертвуют на память о тех, кто воюет? «Прослужив в армии два десятка лет, а затем с десяток лет занимаясь журналистикой, — пишет Ральф Питерс, — я должен сказать моим новым коллегам: дело не в вас». Питерс называет своих новых коллег, будь то военкор или редактор отдела городских новостей, паразитами, но не в бранном зоологическом значении, а ссылаясь на Оксфордский энциклопедический словарь, где разъясняется, что паразит — это «личность, живущая за счет другой личности или общества».
Зоолог, конечно, возразит, что паразиты бывают вредные и полезные, и к журналистам это относится в полной мере. Речь идет о том, что журналист, хочет он того или нет, может процветать и вообще профессионально функционировать, только наживаясь на чужих победах или поражениях. Лучшая журналистика всегда была профессией знатоков своего дела, когда репортер пишет о том, что хорошо знает, будь то беспредел уличных банд, плутни «белых воротничков» или проделки властей. Сегодня авторитетный американский журналист сам становится «белым воротничком», представляя профессию, которая от года к году становится все больше элитной.
Элитизация прессы началась в годы Вьетнамской войны, когда амбициозные молодые мужчины и реже женщины, отучившись в колледжах и университетах, искали острые ощущения и славу, не боясь огня и крови. Талантливы были некоторые, но эго было у всех. Именно тогда вьетнамские военкоры почувствовали себя героями песни Матвея Блантера на слова Константина Симонова, которые «на пикапе дpаном и с одним наганом пеpвыми въезжали в гоpода». Они начали ощущать себя героями своих же репортажей, не журналистами, а борцами за истину, спасителями своей страны и всего человечества.
Затем грянул гром «Уотергейта», когда двое молодых репортеров «Вашингтон пост» «сняли с работы» президента США, за что были канонизированы книгами-бетселлерами и фильмом, в котором их роли сыграли Роберт Редфорд и Дастин Хоффман. Журналистика стала модной, престижной и доходной профессией, университетские журфаки ломились от желающих, журналисты принялись писать про других журналистов ради наград, а не для народа. Журналистику можно было определить, как карьеру хорошо образованного молодого человека со связями, который предпочитает не пачкаться в социальном дерьме лично, а смеяться или негодовать по поводу солдат и полицейских, вечно барахтающихся в грязи пополам с кровью. И сейчас на работу в солидные средства массовой информации стараются принимать выпускников университетов престижной «Лиги плюща».
Ральф Питерс предлагает нехитрый тест. Он просит назвать журналистов, которые пишут из Ирака. Если вы затруднитесь вспомнить имена, то наверняка вспомните лица военкоров в касках и бронежилетах, которые регулярно появляются на телеэкранах и рассказывают о том, что там творится. Ниже в титрах значатся их имена, и какой-то офицер пресс-службы Пентагона назвал одного из них «самым испуганным человеком, которого довелось увидеть». Назовите хотя бы одного военного, героя боев в Ираке или Афганистане. Из тех, кого наградили медалью «Знак Почета», крестом «За отличную службу», «Серебряной Звездой» или «Бронзовой Звездой» с пометкой «V» («Valour», то есть «За отвагу»). Если не назовете, то вспомните хотя бы одно лицо — точно так же, как вы вспоминаете лица военкоров, снятых в солдатской столовой в безопасной «зеленой зоне».
Американцы знали своих героев Второй мировой войны. Сегодня они знают имена журналистов, которые в основном описывают героизм, как поступок сержанта Х, «отдавшего жизнь за своих солдат в провалившейся операции». Ненужная смерть в ненужной войне, и такого репортажа хочет не читатель, слушатель или зритель, а издатель и сам журналист, воспитанный либеральной академической культурой «Лиги плюща».Такие исключения, как Оливер Норт, есть, но это редкие исключения, а любимец зрителей, усатый Хералдо Ривера, нашу армию не ругает, но и не хвалит.
Ральф Питерс вспоминает, что, принимая присягу офицера, он поклялся «поддерживать и защищать Конституцию Соединенных Штатов», включая Первую к ней поправку, которая гарантирует свободу слова. Но шаг в шаг с этой гражданской свободой идет гражданская ответственность. Или, во всяком случае, считается, что идет. Вчерашние американские военкоры видели в нашей армии своих братьев, а сегодня маститые журналисты считают ее чем-то вроде театрального реквизита.
Вход в новый Музей журналистики для граждан от 13 до 64 лет стоит 20 долларов. Те, кто старше, платят за билет 18 долларов, дети от 7 до 13 лет проходят за 13 долларов, а от 6 лет и младше бесплатно. Для военных нет скидки ни на цент, хотя лучшими своими плодами журналистика обязана войне.
Александр ГРАНТ