Рабинович честно реагировал на вопрос: «есть ли жизнь на Марсе?» — «тоже нет». Дабы согласиться или возразить учёному, попробуем определить, что такое жизнь.
«Способ существования белковых тел» и сходные наукообразности прошу не предлагать, Рабинович говорит о жизни человеческой — той, что не стыдно называть «жизнью» и проживать. С другой стороны, тезис Владим Владимыча: «границы России не заканчиваются нигде», перенесённый на философию жизни, тоже не слишком продуктивен. Заканчиваются, и ещё как. И человеческая жизнь имеет границы. Попробуем определить их и с максимальной, и с минимальной перспективы. Что уже может понято быть как достойная человека жизнь и где она переходит во что-то большее?
Поскольку человек — двуногое без перьев и единственное его морфологическое отличие от прочей живности — мягкая мочка уха, логично предположить, что «человеческое качество» будет связано с функцией уха, то есть — способностью слушать. Традиция именует человека «душа говорящая» — он не только «человек разумный», homo sapiens, но и способен разум выражать: осмысленно изъясняться и слушать речь. Обратите внимание, он — «душа», иначе говоря, разумность и сила речи есть проявление не столько телесной, как одухотворённой его природы. Перчатка помощи летит из буддизма, согласно учителям которого: «в разных мирах обучают по-разному, в мире этом человека учат через слух».
То — со стороны минимальной, сам термин «душа» Тора здесь использует в приземлённой ипостаси: «нефеш», душа животная, «живущая» в самом обыденном смысле. О другом конце шкалы напомнит, может быть, стих царя Давида: «Даже если пойду я долиной смертной тени, не устрашусь, ибо Ты со мною… и Ты утешишь меня». Речь о жизни, которая превосходит земные жизнь и смерть: Ты со мной, «Ты накроешь мне стол перед лицом врагов моих» (Ангела смерти и моих грехов). Об этой же части спектра пасук о возвращённом к праотцу Якову пророчестве (когда нашёлся Йосеф): «ожил дух Якова, отца их». Жизнь величайшего из людей поколения полноценной не считалась, пока ослаблена связь с Отцом.
Итак, человек — как минимум тот, кто способен обучаться, слышать, воспринимать. Обогащаться услышанным и узнанным. Русское «человек» складывается из санскритского «чело» — ученик и славянского «век» — время; то есть: «ученик во времени». Но иврит задаёт более высокую планку: слово адам состоит из букв алеф, далет и мем. Разделить его можно двояко: традиционное алеф-дам, то есть алуф (владыка, чемпион, генерал, дрессировщик) и далет-мем («дам» — кровь). Высшее во плоти, в земной жизни: «поскольку душа (нефеш) живого в крови его». А можно поделить и как алеф-далет и мем, где возникающее «ад» — предлог «до». Мем же — буква «женская» (алеф-мем составляет эм, мать). Она символизирует матку, из которой рождаешься, и микву, где происходит ритуальное очищение. Числовое значение мем — 40; 40 сеа воды — минимальный размер миквы. Эта буква как бы промежуточная, она — 13я из 22 в алфавите, средняя в слове эмет (правда), её природа — связь, переход, преобразование. Но без символизирующей наивысшее, открывающей алфавит буквы алеф слово «эмет», где мем — центр, опора, — превращается в мет, мёртвый. То есть без Властелина, Алуфа суть жизни, её горькая правда становится трагичной; неизбежный жизни результат, а, возможно, даже истинная её субстанция — смерть. Помните Пруткова: «первый шаг младенца — это уже шаг к его смерти».
При грамматическом разделении алеф-далет, мем человек (адам) становится «тем, кто до (буквы) мем». До перехода, до разделения, до столкновения рождения и смерти. В этом, в частности, проявлено его подобие Создателю, который весь предшествует дихотомии жизнь-смерть. До времени. «Я первый и Я последний», «вовек Я не изменюсь».
Из маленького синтаксического анализа видим двойную природу человека, каждого из нас: существовать до времени, над перипетиями бушующего мира — и одновременно являться переходным компонентом, звеном между прошлым и будущим, «связью миров», учеником во времени. Который пришёл в этот мир с готовыми к работе и открытыми двумя — ушами, глазами, руками, ногами. Наше бытие — парадокс и сложная задача, не менее капризная, чем синтез ядерный: сопряжение противоречащих друг другу по самой своей сути — и в твоей жизни, и в жизни вселенной — вечной и меняющейся природы.
Ладно, хватит умствовать, скажи прямо: есть жизнь на Земле? А это у кого как. Можем открыть ещё одну грань максимы: «праведники и после смерти живы, грешники и при жизни мертвы». Эти слова можно понять буквально: праведник, существующий и «до времени», синтезирующий вечное во временное, даже после ухода сохраняет свою временную психическую оболочку — личность, сознание, — ибо, приблизясь к вечности, берёт с собой то преходящее, что он с надвременным соединял. Грешник, пробавляющийся мелким и текущим, и под солнцем не может быть назван живущим, ибо в страстях и трюках забыл о себе — подобном Всевышнему. О себе, пусть, как былинка и полёт птицы, преходящим, но одной ногой стоящим в до-времени. Он, по глупому своему выбору — не игрок, а фигура, щепка в мутном ручье.
Удивительный подарок дал нам Б-г — вложил в нас подобие Себя, предложил заповеди, открыл возможности милосердия — короче, всё то, что приподнимает нас над потоком событий. Даёт силу удержаться, остаться наполовину «над водой» даже при сильном шторме. Для того, кто просто переходит от момента к моменту, от проблеме к проблеме, от желания к желанию, от ситуации к ситуации — жизни нет. Есть только существование. Как и для того, кто застыл в идеологических установках и комплексах, ограничен не подверженным преобразованиям и развитию мировосприятием, то есть — не течёт по реке времени, но сидит на бережку, в кущах упрощающих и усекающих абстракций. А жизнь — синтез, одновременность «вне мира» и «в мире», в ней должны быть и переменное, и незыблемое.
Удачно теперь подойдёт любимое хасидами определение Всевышнего как: «проникающего все миры» и параллельно «окружающего все миры». Того, кто во всём (точнее, всё в Нём) и при этом не сопряжённого, не слитого с творением, полностью от него отличного и отделённого. Может быть, и в этом наше подобие Создателю: мы целиком в реке времени, в пространстве и сознании — и при этом вне всего этого. Настоящее наше «я» не имя, социальная роль или телесные ощущения; настоящее я — это не то, на что я могу посмотреть; не «то, что», а «тот, кто». Здесь не теория, простой эмпирический факт; человек, который хоть изредка задумывался: «кто я?», несомненно это ощущает.
Вероятно, заметил он и несовпадение: умом ты можешь улетать за край мира, подняться-опуститься к фантазиям и абстракциям, — но ощущения и настроения твои сиюминутны, непосредственны и в основном относятся к материи. Это значит, что и вневременность, и погруженность в поток событий — есть очевидные стороны твоего бытия. Жить — и значит это осознавать и находить между несопоставимыми частями баланс. Не — посылая разум рабски обслуживать желания и потребности, но и — не подавляя в угоду концепциям и математическим образам чувственное и эмоциональное.
Как практически, зримо соединить бесконечное с преходящим, скалу и пушинку? Предложу самый простой метод. Несомненно, он не единственный, но относительно лёгок для возвращения себя в живущего: жить в присутствии Всевышнего. Ничто не соизмеришь с Ним по вечности, неизменности; а переживание текущего времени, в котором ты как рыбка в ручье, прихотливые лучики его мгновений дополнят твоё бытие до жизни. Не обязательно сразу ты ощутишь близость Создателя, но уже мысль об этом, желание, чтобы философски очевидный, но чувственно ускользающий факт стал хотя бы «фоном» твоей жизни — будет опровержением присказки Рабиновича.