Где была израильская армия?

Григорий Тамар, капитан запаса Армии Обороны Израиля, по образованию биолог, журналист, специализирующийся на военной истории, бывший сотрудник одной из израильских спецслужб.

— Григорий, первый вопрос вам как военному эксперту связан с трагедией 7 октября. Террористы ХАМАСа напали на нас неожиданно, исподтишка. Такая трагедия была также и во время войны Йом-Кипур. Совсем недавно отмечалось 50-летие этой войны, и вдруг сценарий повторился. Страшно слушать истории о том, что люди прятались, закрывались в специальных комнатах безопасности, звонили своим близким, друзьям и просили о помощи, но помощь не пришла. Где же была не только израильская разведка, которая допустила этот удар, но где была израильская армия, которая не смогла защитить наших граждан от этого удара?

— Что бы я ни сказал сейчас в оправдание израильской армии — а я буду стараться её оправдать — события 7 октября легли на погоны наших военных несмываемым позором. Позором, который останется навсегда с нами точно так же, как доблесть и военные успехи, которые присущи нашим вооруженным силам.

Ничего нового под этим солнцем уже не произойдет, поэтому нужно учить историю. Ни одна армия не чувствует себя комфортно под неожиданным ударом. Здесь мы имеем дело с крахом структуры безопасности сразу на трёх уровнях. Во-первых, мы можем говорить о том, что рухнула вся геополитическая концепция, которую выстраивал Израиль последние условные 20 лет. Кратко — идея была такая: Шарон вывел наши войска и поселения из Газы, похоронив этим действием в среднесрочной перспективе возможность создания палестинского государства.

Шарон был очень умным. Он прекрасно понимал, что в Газе к власти придёт ХАМАС и придёт он насильственным путём. Он прекрасно понимал, что таким образом появятся «две Палестины». Нетаниягу развил эту идею и сделал ставку, условно говоря, на ХАМАС, а Палестинскую автономию решил «иссушить»… Такая была концепция. Об этом в открытую говорили, то есть это не какая-то военная тайна.

Была идея, что ХАМАСом можно управлять, что можно его приручить, что нужно разговаривать с ХАМАСом закулисно. С ХАМАСом, который в любом случае отрицает право Израиля на существование!

Когда я был еще молодым человеком, начался процесс Осло. Я его активно и горячо поддержал тогда, но так же быстро в нём разочаровался, и мне стало понятно, что он ничем хорошим не закончится. Это был тот момент, когда стало понятно, что израильтяне не хотят, не в состоянии, не могут или не понимают важности изменения учебной программы в Палестинской автономии. Если бы краеугольным камнем стало бы изменение атмосферы в палестинском обществе, то это был бы какой-то шанс. Но нашим политикам тогда было намного интереснее получить Нобелевскую премию, чем заниматься такими мелочами, как школьные учебники.

— В самом деле, эти территории были под израильским контролем с 67-го года. Палестинским населением управляла тогда военная администрация, а она почему-то не обращала внимания на те самые учебные программы для детей. То есть дело не только в том, что было в Осло. Пропаганда ненависти среди населения началась еще раньше.

— Вы правы, но когда мы находились там в качестве оккупационных войск, то, по крайней мере, этому было хотя бы логическое объяснение — мы были «оккупанты». Они так воспитывают своих детей. Но если уж вы начали мирный процесс, то не может быть мирного процесса при наличии, к примеру, учебников по математике, где ставится задача: «Было 20 евреев, террористы убили 10. Сколько осталось?». Наверное, если по таким учебникам учить молодёжь, то вряд ли эта молодёжь придёт к миру.

— Когда начались интифада, в Нью-Йорк приехал Натан Щаранский, и я брал у него интервью на телевидении, тогда я спросил его: «Ицхак Рабин, Шимон Перес были великими политиками и военными, как могли они допустить такую ошибку?». Щаранский сказал, что израильтяне, в принципе, надеялись на мир, и переоценили готовность палестинцев к примирению.

— Это слишком простой ответ. Шимон Перес был прагматичный политик. Он был одним из самых умных людей своего поколения, человек, который умел делать очень высокие ставки, он был игрок. К Рабину я отношусь с большим уважением. Это тот человек, который подготовил израильскую армию к Шестидневной войне. Да, когда началась война, он слёг в больницу с нервным срывом, но армию он подготовил так, что даже когда она осталась без главнокомандующего, она функционировала, как швейцарские часы. Операцию «Мокед» по уничтожению египетских и сирийских ВВС отрабатывали больше года. Ведь кто-то ж этим руководил! Он был военный чиновник, он был администратор, про него говорили, что Рабин был генерал, который ни в кого никогда не стрелял. Он был штабной работник, это очень важно для армии, там разные бывают генералы. Кто-то, как Шарон, на танке прёт вперёд, а кто-то сидит в штабе и готовит всё это.

— Однако ведь были политики, которые видели опасность договоренностей в Осло, и среди них как раз был Биби и другие лидеры правых, в то время как другая часть израильского общества в каком-то смысле «навязала» эти договорённости.

— Безусловно. То, что происходило тогда в обществе, совершенно неприемлемая ситуация для демократической страны. Общество нельзя ломать через колено. Вот тогда, во время Осло, ломали общество через колено, и сейчас, когда Биби пытался провести свою юридическую реформу, он тоже ломал общество через колено. Этого нельзя делать, ни слева, ни справа. Смысл демократического строя не в том, что большинство навязывает меньшинству свою волю, а в том, что права меньшинств защищены.

Итак, я говорил о геополитических вопросах, теперь я перейду к вопросам оперативным.

У нас в Израиле есть один из умнейших людей своего поколения — Эхуд Барак. У него IQ выше, чем у Биби, хотя Биби очень умный человек. Но именно Эхуд Барак, будучи начальником генштаба, начал пропагандировать идею «маленькой умной армии».

Такая идея не Барака, она примерно лет 100 уже бродит в умах некоторых генералов, и её в свое время пропагандировал молодой Де Голль. Где бы её ни пытались внедрить, там, где речь идёт про воюющую армию, она оборачивалась трагедией.

Наполеон, который понимал в войне, говорил, что счастье в войне — на стороне сильных батальонов. Маленькая умная армия — это блеф лентяев, которые не хотят или, может быть, экономят деньги, или не хотят работать, не хотят создавать и поддерживать большую армию. Армия не должна быть глупой, но должна быть большой.

Со времён Барака, а он был начальником генштаба примерно три десятилетия назад, началось поэтапное и последовательное иссушение израильской армии. Сокращение количества пехотных сухопутных и бронетанковых бригад, сокращение резервистской подготовки, сокращение бюджетов. Потому что звучали предпосылки, что все большие войны закончились, теперь остались антитеррористические операции. В Израиле развивались спецподразделения, и они прекрасно функционировали, на очень высоком уровне, может быть, лучшие в мире.

Количество этих сильных батальонов у нас теперь резко сократилось до недопустимо низкого уровня. У нас очень профессиональные ВВС, но это не говорит о том, что другие рода войск должны быть ущемлены в развитии. Армия — это организм, который должен быть гармонично развит, а у нас отсутствуют определённые рода войск, определённые направления ракетных войск, к примеру. Поэтому либо сейчас произойдёт абсолютное переформатирование взаимоотношений между нашим обществом, армией и правительством, либо нас не будет здесь через 20 лет. У нас должна быть в два раза увеличена армия, у нас должен быть бюджет на армию увеличен в два раза, если не больше. Мы находимся в состоянии тотальной войны.

Мы рассмотрели оперативный уровень, теперь же про уровень тактический.

В 4 часа утра 7 октября завершилось совещание, на котором присутствовал глава военной разведки, глава службы безопасности и начальник генштаба. Инициировал эту встречу начальник службы безопасности, и он представил там факты, которые свидетельствовали о намерении ХАМАСа начать полномасштабную операцию. Несколько часов шло совещание, и единственным результатом этой встречи было то, что руководитель службы безопасности поднял по тревоге спецподразделение, которое не относилось к Министерству обороны и к армии, и послал его к границе. Это несколько десятков человек. Они выдвинулись, и когда подъехали к границе, там уже шла война. Они попали в засаду, приняли бой, понесли потери и с потерями отошли.

Достаточно было бы, чтобы начальник генштаба в 4 утра отдал приказ поднять по тревоге наших солдат. На этом бы всё закончилось, и весь ХАМАС на этом бы тоже закончился.

Я никогда не забуду, как в конце дня, 7 октября, взяли интервью у одного израильского офицера. Это был молодой мужчина, атлетической комплекции. Он был весь в саже, набок сбилась его вязаная кипа. Он сказал: «Воины ХАМАСа — смелые воины. У них очень хорошо получается воевать со спящими солдатами, беременными женщинами и с полицейскими, когда у тех заканчиваются боеприпасы. С остальными они воюют гораздо хуже».

Вот то, что произошло: там, где по каким-то причинам солдаты были в строю, там, где танкисты спали не в трусах в казармах, а находились в танках, вот там — ситуация развивалась совершенно иначе. Там, где было подразделение бедуинов, которое в этот момент проходило мимо и выполняло боевую задачу, там не смогли захватить военную базу. В тех поселениях, где находился шериф, который правильно делал свою работу, там террористы не прошли.

Достаточно было в 4 утра объявить боевую тревогу.

Отвечаю на вопрос: «Где была армия?»

Когда это всё началось, в бой был брошен спецназ, где в подразделении 20 — 30 человек, а террористов было 5000. Туда должны были поступать не спецподразделения, а строевые части пехоты! Летит вертолёт, лётчик говорит: «Я вижу группу террористов. Жду приказа открыть огонь!». А приказа не поступает.

Теперь о нашем заборе… Еще Суворов говорил, что оборона смерти подобна. То есть никогда, ни в одной истории никакие заборы, стены и защитные сооружения не решали вопрос безопасности. Это вспомогательный инструмент.

Возьмём, к примеру, систему автоматического открытия огня. Её нужно было активировать, а ключи были у некого полковника. Когда стало известно, что произошло, этот полковник побежал, и в это время начался минометный обстрел. Он лег в канаву, чтобы не погибнуть. Можно по-разному к этому поступку относиться, но это факт. Я не знаю, как бы я на его месте поступил. Через 10 минут, когда он прибежал к объекту, уже было поздно, потому что враги снесли бульдозерами все эти автоматические хитроумные строения. Нужен лишь забор с колючей проволокой, минные поля и просто пехотные подразделения, которые бы это всё защищали. Все современные навороты, гаджеты, беспилотники — это вспомогательный инструмент ведения войны.

Вот то, что произошло, и сейчас либо мы это исправим (а мы уже в такой ситуации были ровно 50 лет назад, когда после войны Судного дня пришлось исправлять очень многое), либо нас здесь не будет. Но хочу сказать, что я настроен оптимистически, потому что эта война показала, что израильтяне — абсолютно героический народ, я это говорю сейчас с чувством огромной гордости. Ведь были не только спящие в трусах солдаты, а были и девушки, которые приезжали на танках и принимали общевойсковой бой (впервые в истории войн), и были деды-генералы, которые надевали свои мундиры, брали личное оружие и выезжали, поднимали растерявшихся солдат и вели их в бой. И были шерифы, ответственные за самооборону, которые отбивали целые кибуцы от террористов. А когда полиция оказалась последним буфером между террористами и мирным населением, то полиция встала насмерть! У нас полиция очень плохо ловит карманников и жуликов, но когда началась война, то выяснилось, что полиция дерется, как спецназ! Посмотрите список погибших — там не только патрульно-постовая служба. Там люди, которые занимались судмедэкспертизой или какими-то штабными делами… Эти люди одевались, брали пистолеты, шли и погибали. Хотя не должны были этого делать, это же полиция, это не армия.

— Когда это произошло, мне показалось, что Путин открыл второй фронт. Что это не другая война.

— Путин утверждает, что Россия является правопреемником Советского Союза. Ну, давайте один раз поверим Путину, и раз он это озвучивает, то давайте напомним, что вообще-то война на истощение, которая длилась в Израиле с 67 по 71-й год, называется «Советско-израильской войной». Давайте напомним, что за эти 4 года на территории Синая погибли более 200 советских офицеров.

Давайте напомним, что и Шестидневная война, и Война Судного дня, и Война на истощение — это абсолютно проекты Советского Союза. Давайте вспомним о том, что Советский Союз поставил стратегическую задачу уничтожения Израиля. Были оперативные планы, в том числе с использованием неконвенционального оружия.

Палестинский народ вообще придуман и создан как проект КГБ.

Я с невероятным уважением отнесся к украинской армии и украинскому народу, потому что они встали насмерть за свою честь, достоинство и независимость. Они решили, что готовы погибать за свою страну, за свою историю, за свой собственный народ, и у меня это вызывает огромное уважение: ведь они дали ответ совершенно наглой фашистской агрессии. По моему мнению, лучше всего по поводу ответа фашистской агрессии сказал Уинстон Черчилль: «Фашисты лучше всего понимают язык бронированного кулака».

Беседовал Лев КАЦИН

Фото предоставлены Григорием Тамаром