Редчайшее убийство в писательском доме творчества под Минском

Фото: vzsar.ru

Тридцать четыре года тому назад в писательском Доме творчества под Минском было совершено редчайшее в судебной практике преступление: двое писателей зарезали еврея-фронтовика. Власти сразу же приняли особые меры, чтобы это позорное злодеяние, которое могло бросить тень на всю писательскую братию, не получило широкой огласки. И им это удалось. Краткое сообщение о чрезвычайном происшествии появилось лишь в одной белорусской газете, а судебное слушание по этому делу было вскоре после открытия перенесено на неопределенное время. Возобновилось оно 21 марта 1989 года, когда стихли слухи об этом странном убийстве. Суд проходил в почти секретных условиях. Дата и место слушания нигде не сообщались, журналисты отсутствовали, да и само ведение судопроизводства было явно подчинено установке сверху: тихо, без эксцессов, по возможности быстрее завершить неприятное судебное дело.

А сейчас о самом преступлении.

Случилось оно, как уже было сказано, в Доме творчества , где писатели совмещали приятный отдых с работой над своими произведениями. Временами, в силу разных причин, домики пустовали, и тогда в них поселялись по путевкам рабочие минских предприятий. Одна такая путевка досталась цеховому электрику Черному (имя, к сожалению, забыл). Еврей — фронтовик, он после демобилизации поступил в институт и, окончив его, работал инженером-электриком на одном минском заводе. Когда же наступило время выйти на пенсию, он, по чисто материальным соображениям, сменил инженерную должность на рабочую и стал трудиться в цеху дежурным электриком.

Приехав в дом творчества, Черный поселился в уютном коттедже. Вокруг — ухоженная зелень, много цветов, красивые места. И тишина, так необходимая ему, учитывая, что он ежедневно трудился в цеху, в обстановке непрерывного шума. Все это предвещало безмятежный отдых в райских условиях.

Но вот беда, соседом в столовой оказался белорусский писатель — пьянчуга Олейник. К обеду он всегда приходил навеселе и вел себя за столом развязно, отпуская грубые и пошлые шутки. Желая досадить своему соседу-еврею, он рассказывал всякие байки с антисемитским душком. Черный какое-то время терпел юдофоба. Но однажды, когда тот особенно задел его, позволив себе откровенный антисемитский выпад, он предложил Олейнику выйти во двор и поговорить. Как ни странно, тот принял вызов. Они недолго отсутствовали. Олейник вернулся к столу притихшим. Молча закончив свою трапезу, он спешно покинул столовую. Что там произошло между ними во дворе, осталось неизвестным. Можно только предположить, что антисемит получил хорошего тумака от бывшего фронтовика.

Вечером Черный и соседи по коттеджу смотрели фильм по телевизору. Открылась дверь с улицы, и вошли Олейник и его друг, такой же выпивоха, ленинградский писатель А. Леонов. Олейник указал на мирно сидевшего Черного. Его приятель подошел к нему и крикнут: «Ты зачем обидел моего друга?» Тот встал, чтобы ответить, но не успел: Леонов выхватил из внутреннего кармана скальпель (им писатели обычно затачивают карандаши) и резким движением всадил его в грудь Черного. Рана оказалась смертельной. В медпункте не смогли остановить сильное кровотечение. Вызвали скорую помощь, но время было упущено. Все попытки врачей спасти жизнь фронтовика оказались тщетными.

Леонова арестовали. Мне довелось присутствовать на втором слушании дела. Я узнал о предстоящем судебном процессе от моей доброй знакомой, жившей неподалеку от здания суда. Благодаря ей, имею возможность рассказать подробно об этой трагической истории.

Несомненно, принятые властями меры привели к желанному результату. Зал заседания был наполовину пуст, в нем присутствовали в основном люди пенсионного возраста, в большинстве — евреи. Само слушание проходило в приглушенном тоне, который искусно поддерживала судья, стараясь затруднить публике слышать ход судебного разбирательства. Дело велось так, будто речь шла о мелком правонарушении, а не о вопиющем преступлении, совершенном людьми, принадлежавшими к творческой интеллигенции. Но как ни старалась судья затушевать факты “хмельной жизни” двух писателей — забулдыг, ей это не удалось. Помню свидетельские показания, которые дала на суде официантка, обслуживавшая стол, за которым сидели Черный и Олейник. Она рассказала, что писатель постоянно приставал к соседу, а однажды, когда она принесла Черному тарелку борща, Олейник, будучи, как всегда, крикнул: «Что у вас на кухне нет мух?

Бросили бы парочку этому еврейчику в тарелку!» (возможно, это был тот случай, который и привел к трагическому финалу).

О том, каким «творчеством» занимались два друга, прояснили в своем отчете милиционеры, которые проводили осмотр их комнаты сразу после совершенного убийства. Они увидели невообразимую картину: в комнатах — полный бедлам, на подоконниках пылились батареи пустых бутылок, по углам на полу ждали свою очередь непочатые емкости. По всему было видно, что оба писателя — старые собутыльники. Ленинградцу Леонову устроил путевку в Дом творчества его белорусский друг Олейник, а когда срок путевки истек, Олейник добился ее продления, и пьяный разгул

продолжился. К чему это привело — мы знаем.

Под конец судебного заседания было зачитано письмо, присланное руководством одного ленинградского журнала. В нем редакция обратилась в суд с настоятельной просьбой учесть в обвинительном приговоре огромную общественную и творческую деятельность подсудимого Леонова в деле воспитания советской молодежи. Письмо вызвало оживление в зале. После всего того, что стало известно о беспробудном пьянстве писателя — убийцы, циничное восхваление его заслуг выглядело, по меньшей мере, нелепо и абсурдно.

Похоже, что при вынесении приговора судья учел ходатайство ленинградцев о смягчении наказания убийце Леонову. К сожалению, память не сохранила полученный им срок тюремного заключения, но хорошо помню, что он явно не соответствовал содеянному преступлению. Ну а соучастник убийств, ярый антисемит Олейник, который, по всем законам, должен был сидеть на скамье подсудимых рядом со своим приятелем, был привлечен к суду только в качестве свидетеля.

Исаак ДОНДИК

Нью Йорк, 2023