Еврейский Мир

 Давид Маркиш. Фото: new.antho.net

Давид Маркиш об отце и о себе 

«На прошлое нужно оглядываться, но не следует прошлым жить», — говорит мне писатель Давид Маркиш, когда я прошу рассказать о событиях, происходивших более 70 лет назад.

Август для него — непростой месяц. Месяц воспоминаний. Он идет на кладбище, где похоронены мама и брат, и рядом с их могилами кладет камень в память об отце, Переце Маркише. Место его захоронения неизвестно. Классик идишской литературы был расстрелян вместе с другими руководителями Еврейского антифашистского комитета 12 августа 1952 года по личному приказу Сталина. А его родные как члены семьи врага народа отправлены в ссылку. О судьбе отца, о жизни в степном кишлаке, о годах отказа и о книгах мы и поговорили с писателем.
— Я думаю, что несвобода ссылки и пейзаж казахской степи подарили мне ощущение свободы, — рассказывает Давид. — В нашем кишлаке жили около десяти тысяч человек, в основном ссыльные. Чечены, абхазы, корейцы, немцы и совсем мало евреев. А казахов вообще было не больше сотни. Когда многотысячный табун необузданных скакунов гнали с одного пастбища на другое, он, четырнадцатилетний мальчик, видел свободу. Когда степной ветер перекатывал круглые колючки перекати-поля, он видел свободу. Свобода скрывалась вдали от кишлака, в бесконечной степи, которую невозможно было объять глазом, в обжигающем степном зное, в колючем степном песке. Но она была недоступна, ведь отходить от поселения дальше, чем на пять километров, было строго запрещено.
— Однажды я ушел, но меня поймали и отвезли в комендатуру. Я впервые увидел в государственном документе слово «каторга». Мне казалось, что это относится к царскому режиму, к приключенческой литературе. А оказалось, это правда. Но уже тогда я понял, что жить в этой стране не хочу и не буду.
До двадцатых годов прошлого века, то есть до установления советской власти, подавляющее большинство евреев проживали за чертой оседлости, на современной территории Украины, Белоруссии, Молдавии и Польши. Это был «идишленд», как называет эти земли Маркиш. Здесь рождены самые известные и значительные авторы, писавшие на идиш, среди них Шолом-Алейхем, Менделе Мойхер-Сфорим, Хаим Бялик и молодой, но очень заметный Перец Маркиш, основатель еврейского конструктивизма. По словам его сына, Маркиш сделал «переливание крови» идишской поэзии.

Давид Маркиш

Перец Маркиш воевал в Первой мировой, получил тяжелое ранение. После лечения вернулся домой, вступил в отряд еврейской самообороны и познакомился с будущим Любавичским Ребе. А в начале двадцатых вместе с другими литераторами уехал в эмиграцию. Первым пунктом его путешествия стала Польша, но там он не поладил с местными властями. Незадолго до отъезда Маркиш опубликовал страшную поэму «Куча», посвященную еврейскому погрому в Украине. В Польше его обвинили в «богохульстве» и «оскорблении религиозных чувств». В итоге поэту пришлось бежать из Польши, и он переехал в Париж. Денег не было. Ни одно издательство не было готово взяться за издание книг на идиш. Тогда он решил самостоятельно издавать авангардный журнал «Халястра», что в переводе означало «банда». В «банду» входил, помимо Маркиша, его ближайший друг Марк Шагал, который писал прозу и рисовал иллюстрации к своим рассказам. В свет вышло всего два выпуска, в Варшаве и Париже, после чего журнал прекратил существование. Маркиш пытался найти себе заработок, и однажды подвернулось очень необычное предложение.
— Он был невероятно красив, — вспоминает Давид. — Но у него не было денег, чтобы купить приличный костюм. И одна девушка, довольно известная в художественных кругах, дала деньги, чтобы он смог взять напрокат фрак. И в этом фраке он пошел на «всенародный конкурс мужской красоты», который проходил в те дни в Париже. Это был первый день просмотра, и как только он появился, члены жюри сказали: «Завтра не надо ничего объявлять. Это и есть лауреат».

Вот так, за красоту, еврейскому поэту заплатили большие деньги, которых хватило, чтобы добраться до Лондона, а затем, через Египет, и до Палестины. Здесь Маркиш написал несколько стихотворений, сказав в одном из них «Галилея — это я».
Зная иврит, он мог бы остаться в ишуве, но предпочел вернуться в родную языковую среду, к «мамэ-лошн». В будущем Израиле в то время шла «война языков». Идиш безжалостно преследовался, был фактически под запретом, книги на этом языке буквально уничтожались.

— И в итоге в двадцать шестом году он вернулся в Советский Союз. Не из-за большой любви к большевикам или к теории Карла Маркса, которого он, естественно, не читал. А по одной причине: единственная страна в мире, которая финансировала культуру на языке идиш, была Советская Россия. Они давали реальные деньги на издательства, газеты, театры, школы и факультеты в высших учебных заведениях. Государство вкладывало огромные деньги в культуру, потому что видело в ней часть пропаганды.
Как и многие представители творческой интеллигенции того времени, Маркиш верил, что Советский Союз — это то место, которое сможет стать источником справедливости. Он понимал, что идиш, как культурное явление, может развиваться только в СССР. Он вернулся в Украину, где родился и вырос, но через несколько лет перебрался в Москву, вступил в Союз писателей, а позже — в ЕАК, Еврейский антифашистский комитет, во главе которого стоял Соломон Михоэлс.

Перец Маркиш (слева), Давид Бергельсон, Изи Харик и Соломон Михоэлс, Москва, 1935 год

— ЕАК придумал не Сталин, — рассказывает Давид. — А другие люди, которых, конечно, быстро уничтожили. Идея была в том, чтобы с помощью еврейской интеллигенции в Советском Союзе получить доступ и влияние на могущественные еврейские круги на Западе и в США. И поначалу это было очень выгодно. Но по окончании войны Комитет приобрел слишком сильное влияние, он стал промежуточным звеном между советскими и западными евреями. По сути, Михоэлс стал «главным евреем» страны. Его так и воспринимали и внутри СССР, и за границей. Сталин, конечно, не мог с этим смириться и приказал его убить. После чего Комитет был разогнан. Помимо этого, Сталин готовил почву для нового витка террора, направленного, в первую очередь, против евреев. В это же время началось печально знаменитое «Дело врачей», велось «Ленинградское дело». Вслед за разгоном ЕАК, в соответствии со сталинскими традициями, последовала новая кара. Членов Комитета арестовали.
— Решение уничтожить президиум ЕАК принадлежало Сталину, чтобы тем самым пресечь все возможные проявления еврейского национализма, признания в будущем Израиля, а заодно задавить зачатки алии. Для вынесения высшей меры наказания не было никаких доказательств. Тогда была придумана версия о том, что члены Комитета пытались «отторгнуть Крым и передать его американцам». Поэтому позже этот процесс получил название «Крымское дело».

Давид рассказывает, что отец знал о приближающемся аресте. Возле дверей их дома всегда дежурили двое агентов МГБ, их еще называли «топтунами». Однажды ночью пришли люди в форме и сообщили, что министр госбезопасности Абакумов вызывает Маркиша к себе немедленно, и что через пару часов он вернется домой. А через пару часов принесли ордер на арест.
— Обыск у нас в доме шел около полутора суток. Они, конечно, ничего не нашли, но квартиру разнести успели. Архив отца сложили в соседней комнате, которую тут же опечатали. А мы до февраля пятьдесят третьего года прожили в этой квартире, после чего нас арестовали и выслали. Вместе с Маркишем были арестованы еще шестнадцать членов Еврейского антифашистского комитета, среди них — писатели, артисты, переводчики, ученые и врачи. Эстер Маркиш, вдова Переца Маркиша, пишет в книге «Столь долгое возвращение»: «Не успела Лина Штерн пересечь порог кабинета министра Абакумова, как тот заорал: — Нам все известно! Признайтесь во всем! Вы — сионистка, вы хотели отторгнуть Крым от России и создать там еврейское государство!

— Я впервые это слышу, — сказала Лина Штерн.

— Ах ты старая б..! — выкрикнул Абакумов.

— Так разговаривает министр с академиком, — покачав головой, сказала Лина Штерн».

Перец Маркиш дважды побывал в карцере. Это был каменный мешок, совершенно пустой, площадью два квадратных метра. Камера была оборудована трубопроводной установкой, через которую подавали холодный воздух. Установка включалась, холод все время усиливался, и в итоге арестованный оказывался замурованным в холодильной камере без окон, в которой даже не было возможности присесть на стул. После этих нечеловеческих пыток Маркиш подписал признание в националистической и шпионской деятельности, а по сути — самооговор. Позже на суде он от него отказался, но это уже не могло изменить ситуацию. Тринадцать человек были расстреляны.
Никаких сведений о судьбе Маркиша у его родных не было. Но каждый месяц они исправно приносили в тюрьму деньги, которые обещали передать арестованному. Его к тому времени уже не было в живых. Только однажды родственникам одного из заключенных приказали принести в тюрьму костюм. Это была радостная новость, хотя и несколько загадочная. Позже выяснилось, что в этом костюме арестованный отправился на встречу с американским певцом Полем Робсоном, который прибыл с концертами в Советский Союз. Певец поинтересовался, где те знаменитые евреи, которых он встречал в Нью-Йорке. И в качестве доказательства их благополучия арестанта одели в лучший костюм, заретушировали следы от побоев на лице и «предъявили» зарубежному гостю.
— Мы узнали о том, что их расстреляли, только когда вернулись из ссылки, — рассказывает Давид. — Но в ссылке тоже происходило много интересного. Там я заработал свои первые деньги, играя на тарелках в похоронном оркестре. В день хоронили несколько человек, поэтому работа всегда была. Денег мне почти не платили, зато кормили на поминках.
«Верхом кулинарных достижений моей мамы в нашем ссылочном кишлаке Кармакчи было приготовление «фальшивого жаркого», — вспоминает Давид Маркиш в своей книге «В отказе». — Картошечка, по необъясним причинам, пленительно пахла мясом, хотя его, как говорится, «и близко не лежало».
— Отправился в ссылку я бараном, а вернулся волком, — говорит Давид. — Наверное, ссылка сформировала меня как личность. Я предпринимал первые попытки сбежать из страны. Это были детские немного наивные попытки, и, слава Богу, что меня в итоге за это не посадили. Хотя могли бы. Я был и остаюсь человеком действия, я считал, что нужно что-то делать, чтобы уехать, а не просто «поднимать еврейское самосознание». В итоге уже в начале семидесятых я оказался в отказе. Но мне повезло: я провел в отказе «детский срок» — всего два года. Хотя были люди, которые просидели в отказе десять, пятнадцать, а то и семнадцать лет! Кстати, однажды мне позвонил Меир Кахане и сказал, что постарается что-то сделать, чтобы помочь мне. Во время отказа я написал свой первый роман «Присказка».

Давид Маркиш в молодости

Наконец в 1972 году Давид Маркиш приземлился в аэропорту имени Бен-Гуриона, и его встречал лично Менахем Бегин, председатель партии «Херут».
— Я еще в Москве подал заявление на вступление в партию, ничего не зная о политическом устройстве Израиля. Для меня было важно, что это — партия еврейского народа. А как она называется, меня интересовало намного меньше. Но в «Херут» я вступил совершенно сознательно, потому что для меня Жаботинский — один из величайших евреев в истории.
Вскоре началась Война судного дня. «Слава Богу, я еще успел повоевать», — говорит Маркиш с гордостью. Он вообще с удовольствием вспоминает, как общался с Голдой Меир и дружил с Менахемом Бегином, как познакомился с Ариэлем Шароном и даже застал в живых Бен-Гуриона.
В Израиле семидесятых Маркиша воспринимали как сына классика еврейской литературы, а не как самостоятельного и сложившегося автора. Его это, кстати, совершенно не беспокоит. За свою жизнь Давид Маркиш опубликовал десятки книг. «Около шестидесяти или семидесяти, точно не помню», — говорит он. Его романы переведены на множество языков, в первую очередь, конечно, на иврит. Сегодня Маркиш по-прежнему продолжает работать и регулярно выпускать книги.
— Я приехал в Израиль уже вполне состоявшимся писателем. И я быстро понял, что журналист может перейти с русского на иврит, а писатель не может. Я пишу по-русски. Мои книги переводят на иврит другие люди. В Израиле нет другого русскоязычного писателя с таким количеством переводов. Мои книги выходят в переводах по всему миру: в Америке, Европе и Азии. Но, конечно, русский язык для Израиля — это иностранный язык. И поэтому, помните, как там у Шварца: «Тень, знай свое место!». Я знаю свое место. Если бы я писал на иврите, я бы наверняка занимал первые строчки среди имен израильских писателей. Но обсуждать это бессмысленно, и я нахожусь там, где и должен находиться.
Читатели Маркиша — это русскоязычные люди по всему миру. Роман «Пес» вышел тиражом триста тысяч экземпляров, а книга о временах Нестора Махно «Полюшко-поле» — сто тысяч.
Его герои живут в разных странах и даже в разных исторических периодах. Это и евреи при дворе Петра Великого, и советские отказники семидесятых, и персонажи из современного Израиля. Он работает в своем небольшое кабинете, где в углу стоит старая печатная машинка, две длинные полки прогибаются под тяжестью книг, а на стене висит фотография отца — на его красивом и благородном лице отпечаток возраста и взгляд человека, многое в жизни пережившего. Маркиш садится за рабочий стол, наливает себе чай из изящного фарфорового чайника, рядом пристраивается на подушке огромный верный пес Боб, и вместе они начинают сочинять истории.
— К моим восьмидесяти пяти годам я давно уже сложился как профессиональный литератор и, по всей видимости, освоил литературное ремесло вполне неплохо. Поэтому я на своем веку написал множество произведений. Никаких сбережений у меня никогда не было, я человек буквы, а не цифры. Но я не жалуюсь, как вы уже знаете. Я живу в своей любимой стране, своей Отчизне, а это намного ценнее, чем просто Родина. Я занимаюсь своим любимым делом и вполне здоров. Думаю, я состоялся на своем месте.

Беседовала Майя ГЕЛЬФАНД

9tv.co.il

Оцените пост

(голосовало: 6, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться