«Сколько великих людей породил этот мрак!»
Фридрих Шиллер
Недавно в Нью-Йорке в столетнем возрасте скончался Юстус Розенберг — последний из остававшихся в живых членов команды Вариана Фрая. С его уходом закрылась последняя страница в летописи, начатой в августе 1940 г., когда 32-летний американский журналист отправился в порабощённую нацистами Францию для спасения тех, кому грозила смертельная опасность.
О его миссии уже немало сказано, а в дальнейшем будет написано, очевидно, ещё больше. Сегодня, когда не осталось никого из участников тех событий, уместно вспомнить, что происходило в то, уже ушедшее в историю время.
Миссия Вариана Фрая неразрывна от деятельности другого американца Гарри Бингхэма. Если Вариан, закончивший Гарвардский университете (в знаменитом выпуске 1909 г.), происходил из хорошо обеспеченной, но обычной семьи, то Гарри без преувеличения можно назвать воплощением американской аристократии. Его отец Хирам учился в Гарвардском, Принстонском и Йельском университетах. В 1911г. он получил мировую славу, когда возглавляемая им экспедиция отыскала в Перу сохранившийся и никому до этого не известный город древних инков. После такого успеха его книга «Последний город инков» приобрела большую популярность как в Америке, так и в Европе. В годы Первой мировой войны старший Бингхэм отличился на фронте, проходя службу в недавно созданных в Америке военно-воздушных силах. После войны удачливый молодой человек занялся политикой, провёл успешные кампании на выборах губернатора Коннектикута, а затем и сенатора от этого штата, в Конгрессе США. Он женился на Альфреде Митчелл, внучке основателя «Тиффани» и племянницы дизайнера знаменитой компании Луиса Тиффани. Молодожёны поселились в роскошном имении Нью-Хейвена, где в 1903 г. у них родился сын Гарри.
Окончив Йель, потомок столь известной семьи получил юридическую степень в Гарвардском университете. Страсть к путешествиям и дипломатии побудила его сдать экзамен на дипломатическую службу, после которого он был принят в Госдепартамент. Началась его безоблачная деятельность в американских посольствах Японии, Польши, Великобритании. Сопровождая по долгу службы на приём в Букингемский дворец элегантную Роуз Моррисон, племянницу сенатора Джеймса Левиса, Гарри сразу же влюбляется в неё и также быстро женится. В 1937г. его направляют вице-консулом в Марсель, второй по значению город во Франции.
Юг Франции, подобно Парижу, притягивал к себе беженцев из Германии, Австрии, а потом — и из оккупированных нацистами стран. Многие из них считались с тем, что, приютившая их страна, тоже может стать жертвой гитлеровской агрессии. Поэтому они предпринимали попытки добраться до американского континента. Однако получить визы в Новый Свет всегда было довольно сложно, а с поражением Франции почти невозможно.
Париж пал 14 июня 1940 г. Гитлер достиг вершины своей славы. Франция, чья военная мощь была постоянной угрозой для Германии, перестала существовать как противник рейха. В Германии было приказано на десять дней вывесить государственные флаги и в течение недели звонить в колокола. Через три дня, 17 июня, Кремль поздравил с блестящей победой своих союзников-нацистов. Германский посол в Москве граф Шуленбург телеграфировал своему руководству: «Молотов пригласил меня сегодня вечером в свой кабинет и выразил мне самые тёплые поздравления по случаю блестящего успеха германских вооружённых сил…».
После подписания перемирия с фашистской Германией 22 июня 1940 г. Франция была разделена на две зоны. Южная часть страны, куда входил Марсель, находилась под властью правительства маршала Петена с центром в городе Виши. Американское консульство стало эпицентром для каждого, кто хотел получить въездные визы в Соединённые Штаты. Длинные очереди беженцев к зданию дипломатического представительства стояли целый день, но рассчитывать на успех могли лишь немногие.
Незадолго до назначения Бингхэма вице-консулом в Марсель иммиграционные дела из Министерства труда были переданы в Госдепартамент США, высшие должностные лица которого чинили постоянные препятствия на въезд в страну европейских евреев и других «ненадёжных» лиц. Их позиция, очевидно, с ведома Франклина Рузвельта была заметно усилена, когда в 1940 г. президент назначил своего давнего друга Брекенриджа Лонга заместителем государственного секретаря. Назначение оказалось роковым: контроль за выдачей виз в Соединённые Штаты, на которые, главным образом, претендовали спасающиеся от нацистов евреи, был поручен их яростному противнику, который не скрывал своего пещерного антисемитизма.
В 1938 году, отмеченном жесточайшим еврейским погромом по всей Германии и Австрии, получившим название «Хрустальная ночь», этот господин оставил в личном дневнике примечательную запись: «Гитлер в книге «Майн Кампф» был весьма убедительным в своей оппозиции к еврейству и евреям как представителям коммунизма и хаоса». И пишет это, заметим, не сотрудник германского МИДа, а чиновник американского внешнеполитического ведомства, приближенный к президенту США. Персонаж с такими профашистскими взглядами, получив назначение на одну из высших позиций в Госдепартаменте и пользуясь расположением президента, все свои антисемитские наклонности умело направил в практическое русло. Прежде всего, он, насколько мог, ужесточил всевозможные иммиграционные ограничения. Иммиграционная политика, фактически регулируемая Лонгом, привела к тому, что даже установленные невысокие квоты на иммиграцию из стран, находившихся под немецким или итальянским контролем, так и не были заполнены. Из-за его маниакального усердия десятки тысяч человек, замученных нацистами, не смогли избежать этих зверств. Вскоре после своего назначения в Госдеп он разослал в американские дипломатические представительства меморандум, в котором писал: «Мы можем отложить и фактически остановить на неопределённый срок количество иммигрантов в Соединённые Штаты. Мы могли бы сделать это, просто посоветовав нашим консульствам прибегать к различным административным средствам, которые бы откладывали, откладывали и откладывали выдачу виз…».
Показательна та роль, которую он сыграл в срыве не очень известного так называемого Вирджинского проекта. Его идея возникла ещё в конце 1938 г. Тогда, спустя 9 дней после событий «Хрустальной ночи», губернатор Вирджинских островов Лоренс Крамер, получив одобрение членов Законодательного собрания этих территорий и при активной поддержке Министра внутренних дел США Гарольда Айкса, провозгласил Вирджинские острова убежищем для тех, кто бежал от Гитлера. Малонаселённая территория островов позволяла принять десятки тысяч беженцев. Заявки на иммиграционные визы в США от жертв нацистских преследований затмили существующие квоты. Им, живущим в большой опасности в оккупированных странах, пришлось бы ждать многие годы, пока рассмотрят их просьбы. Учитывая эти обстоятельства, Айкс и Крамер предложили выдавать временные визы, которые позволяли бы людям переждать все иммиграционные процедуры в безопасном месте. Госсекретарь Корделл Халл категорически противостоял плану предоставления временных виз, которые, как он утверждал, несовместимы с существующим законодательством. Началось длительное бюрократическое противостояние.
В ситуации, которая, казалось, не имела разрешения, появился шанс. Юристы Министерства внутренних дел нашли путь, позволявший обойти печально известное антисемитское противодействие Госдепартамента принятию беженцев. Они выяснили, что существующий исполнительный указ Рузвельта позволял губернаторам, без согласования с Госдепом, отказываться от паспортных требований в чрезвычайных обстоятельствах. Исходя из этого указа, Лоренс Крамер 7 ноября 1940 г. подписал прокламацию о предоставлении права на временное проживание на Вирджинских островах США тем беженцам, которые будут соответствовать определённым финансовым гарантиям и гарантиям безопасности. Гарольд Айкс выпустил 220-страничный отчёт, подтверждавший, что план, предложенный губернатором, «юридически безупречен». Тогда же начались встречи губернатора с руководителями благотворительных организаций для помощи и поддержки беженцев. Но указ Крамера привлёк внимание заместителя госсекретаря Брекенриджа Лонга.
Со своего поста, курирующего консульские вопросы, ему удавалось блокировать даже незначительное расширение квот для еврейских беженцев. Узнав об инициативе с Вирджинскими островами, он позвонил Рузвельту с жалобой на неправомочные действия Айкса. Раздражённый президент сделал жёсткое внушение Министру внутренних дел, но неустрашимый министр продолжал отстаивать свою позицию. Он отметил, что, помимо гуманитарных целей, приём беженцев будет способствовать развитию экономики самих островов. Если Министерство юстиции подтвердит его законность, реализация этого плана пойдёт на пользу как беженцам, так и самой Америке. Рузвельт не возражал, чтобы «Вирджинский проект» всё-таки был послан в Минюст на юридическую экспертизу. Узнав об этом, Лонг был в ярости.
Мастер бюрократических манипуляций знал, каким образом можно воздействовать на президента. Ещё будучи послом США в Италии, он, большой поклонник Муссолини, сумел отговорить Рузвельта от принятия против Италии санкций (речь шла о прекращении поставок американской нефти фашистскому режиму) за вторжение итальянских войск в Эфиопию. На этот раз он придумал более сложную комбинацию. Лонг решил действовать до того как появится юридический анализ Минюста. Вызывая ложную озабоченность национальной безопасностью, связанной с потенциальными вражескими шпионами, которые могут скрываться среди беженцев, он убедил начальника военно-морской разведки США Алена Кирка объявить Вирджинские острова запретной зоной, предназначенной только для военного использования. То есть, он добился своего, «эффективно устраняя таким образом Министерство внутренних дел от контроля за территорией этих островов, и, снимая любые политические вопросы, связанные с потоком туда беженцев и нежелательных граждан». Так 22 апреля 1941 г. записал Лонг в своём дневнике, хранящимся сейчас в библиотеке Конгресса США. И там же дописал: «Я вызвал непоправимый гнев Айкса, выступив против его схемы с Вирджинскими островами».
В вашингтонских коридорах власти Лонг переиграл Айкса и Крамера. После его победы американские Вирджинские острова остались такими же малонаселёнными, как и прежде, и тысячи еврейских семей остались брошенными на произвол судьбы.
Усилия другого тандема американских спасателей — Вариана Фрая и Гарри Бингхэма — оказались более успешными.
По условиям подписанного перемирия французское правительство обязалось по требованию Германии выдавать всех людей, находящихся в розыске гестапо. Французская делегация сначала не согласилась с этими условиями перемирия, предусмотренными в 119 статьe, но эти возражения продолжались не более 20 минут. Кейтель, начальник Штаба Верховного Главнокомандования, в 18:30 потребовал в течение часа подписать или отклонить предложенный текст, который не подлежит обсуждению. В 18:50 глава французской делегации генерал Шарль Хюнцигер поставил под ним свою подпись.
Начиная с этого дня, любой беженец из Германии, нашедший убежище во Франции, вновь попадал под власть немцев, и ему снова грозила смертельная опасность, но выехать из Франции без виз он тоже не мог: никто не собирался предоставлять оказавшимся в ловушке беженцам эти заветные документы. Генеральный консул США Джон Херли разъяснял своим сотрудникам: «Германия победит в этой войне. Зачем же нам делать то, что может только рассердить их?» Такова была позиция Соединённых Штатов, которые в начавшейся Мировой войне проводили тогда политику нейтралитета.
Именно эта, 119 статья, и стала причиной появления в Марселе Вариана Фрая. В отличие от многих, он хорошо знал, на что способны нацисты. Ещё летом 1935 г. этот редактор информационного агентства из окна берлинской гостиницы стал свидетелем погрома, который описал в своих воспоминаниях: «Я видел собственными глазами, как банды нацистских молодчиков громят еврейское кафе. Я с ужасом смотрел, как выволакивают на улицу евреев и гонят по улице рыдающих, доведенных до истерики женщин, сбивают с ног стариков и бьют их сапогами в лицо. Если теперь, когда немцы захватили Францию, у меня был хоть маленький шанс спасти кого-нибудь из их жертв, я не мог оставаться в стороне».
Через три дня после подписания перемирия между Германией и Францией Фрай и его друг немецкий беженец Пауль Хаген организовали благотворительный вечер для двухсот гостей в нью-йоркском Commodore Hotel. Приглашение на него получили известные общественные, культурные и политические деятели. Помимо собранных средств (3 тысячи долларов), по предложению Эрики Манн, дочери Томаса Манна, был создан Чрезвычайный Комитет Спасения. Томас Манн предоставил созданному Комитету список немецких писателей, которым угрожала смертельная опасность, директор Музея Современного Искусства Альфред Барр — аналогичный список художников. О своей поддержке деятельности этого комитета сразу же заявила Элеонора Рузвельт. По настоятельной просьбе супруги президента США Госдепартамент согласился сделать исключение из своей визовой политики и предоставил дополнительно 200 виз для известных деятелей культуры, значительная часть которых были евреями. Перед вылетом Фрая в Европу г-жа Рузвельт получила для него рекомендательное письмо с необходимыми полномочиями от заместителя госсекретаря Саммера Уэллса. Выбор для этой миссии пал на Фрая не только потому, что он был одним из организаторов самой идеи вызволения из смертельной мышеловки цвета европейской интеллигенции. Этот специалист по классический литературе владел языками, включая немецкий и французский, и был готов сам немедленно отправиться в эту рискованную поездку.
В августе 1940 г. он прибыл в Марсель. Первым в его списке значился Лион Фейхтвангер. Один из наиболее популярных авторов в мире этот баварский еврей был страстным критиком нацизма. 30 января 1933 г. — день, когда Гитлер был назначен канцлером Германии, писатель находился в Америке. Германский посол в Америке Фридрих Вильгейм фон Притвиц удн Гаффрон заявил о своей отставке в знак протеста против фатального выбора президента Гинденбурга. Он посоветовал и Фейхтвангеру не возвращаться на родину. Жена писателя Марта находилась в Швейцарии, и он отправился к ней, а затем они переехали на юг Франции. В мае его книги наряду с произведениями других неугодных фашистам авторов были церемониально сожжены на печально известном костре перед зданием Государственной Оперы в Берлине. Любопытный штрих, который трудно себе представить. Только несколько лет назад, увидев своего соседа (их дома в Мюнхене были напротив друг друга) на террасе кафе «Хек», где писатель обычно заказывал себе лимонад, Гитлер услужливо помог ему надеть пальто, уважительно обращаясь к нему «Герр Фейхтвангер».
Когда Франция объявила войну Германии в сентябре 1939 г., Фейхтвангер вместе с другими проживающими в стране немцами был интернирован в специальный лагерь (несмотря на то, что был уже лишён немецкого гражданства). После многочисленных протестов его выпустили, но выехать из страны он не мог. После германского вторжения во Францию его снова привезли в лагерные бараки и в любой день могли выдать немцам.
Марта нашла американское консульство в Марселе, но попасть туда было невозможно. Она передала охраннику клочок бумаги, который попросила передать официальному лицу. В записке было только одно слово — имя. К счастью, она попало к Бингхэму. Марту впустили, и вице-консул обещал помочь. Уже на следующий день, Фейхтвангер не без приключений (эти подробности можно сейчас пропустить, они достойны отдельного рассказа или киносценария) был вывезен из лагеря. Машина доставила его на двухэтажную виллу, где жил Бингхэм. Свою семью после вторжения немцев он отправил обратно в Америку. На этой вилле к тому времени уже скрывались от властей несколько человек, включая младшего сына Томаса Манна Голо (впоследствии известного немецкого историка). Для них это был настоящий оазис, однако, дипломатическим иммунитетом эта вилла не пользовалась. Поэтому с отъездом следовало торопиться. Фейхтвангер был слишком известен, чтобы пересекать границу под своим собственным именем. Будучи в списке врагов Гитлера, он мог быть задержан и передан германским властям. Бингхэм вместе с американской визой выдал ему удостоверение личности на имя его литературного псевдонима Джеймса Ветчика. Когда с этими документами чета Фейхтвангеров пересекла Испанию и добралась до Лиссабона, свободных мест на уходящие в Америку пароходы не было. Неопределённо тревожная ситуация для беженцев в португальской столице побудила сопровождавшую их представительницу унитарной церкви из Бостона миссис Шарп отдать писателю свой, ранее приобретённый билет. Казалось бы, обычный и естественный шаг со стороны этой женщины, однако, так поступали далеко не все. Как не вспомнить, что в аналогичной ситуации совсем по-иному повёл себя глава американской дипломатической миссии в Германии Джордж Кеннан. Выехавший из Берлина вместе со штатом своих сотрудников из немецкой столицы в мае 1942 г. он прибыл в Лиссабон. Там ему сообщили, что на первом зафрахтованном шведском судне из Португалии в Америку отправится только часть прибывших дипломатов, остальные будут ждать следующего корабля. В первую очередь надлежало отправить в Нью-Йорк еврейских беженцев, спасающихся от уничтожения в гитлеровской Европе. Своё возмущение этим решением видный американский дипломат не пытался скрыть от сопровождавших его американских коллег. Возмущённый обстоятельствами, которые его задерживали, Кеннан публично разразился гневной и громогласной тирадой, не стесняясь в выражении своих антисемитских выпадов…
С борта корабля Лион Фейхтвангер написал своему спасителю Гарри Бингхэму: «Ну вот я и здесь. И всё ещё не могу поверить в это… Когда вы получите это письмо, то, несомненно, будете знать, как всё произошло… У меня был сильный стресс, но я счастлив и надеюсь встретиться с вами в Америке. Всегда ваш, Ветчик».
Среди тех, кто находился на вершине списка личных врагов Гитлера, был и писатель Генрих Манн, старший брат Томаса Манна. В начале 30-х годов он резко выступает против нацистов, призывает к объединению социал-демократов и коммунистов против общего врага и резко осуждает угрожающий стране антисемитизм. В то время он рассматривался в качестве возможного кандидата в борьбе за пост президента Германии. Его призыв к немецкому народу не голосовать за нацистов, подписанный вместе с Альбертом Эйнштейном, был напечатан в большинстве немецких изданий. На него обрушилась и мировая слава, когда по его роману в 1930 г. на экраны вышел фильм «Голубой ангел» с легендарной Марлен Дитрих в главной роли. С приходом Гитлера к власти он был настолько уязвим, что французский посол в Берлине предложил ему своё посольство, если ему нужно срочно укрыться. Вскоре с молодой женой Нелли Крюгер, певицей берлинского кабаре, он покинул Третий рейх. Так же, как и Фейхтвангер он был лишён германского гражданства, и его книги тоже сжигались на знаменитом берлинским костре. Уехав во Францию, он не прекращал выступать с антинацистскими радиообращениями, и после немецкого вступления в Париж его жизнь зависела только от получения визы. В таком же положении находился поэт и писатель Франц Верфель. Своим романом о геноциде армян 1915 г. в Турции он навлёк на себя гнев Гитлера, лишён германского гражданства, и вместе с женой Алмой Малер (вдовой известного композитора) переехал во Францию.
12 сентября 1940 г. Франц Верфель, Анна Малер, Генрих Манн, Нелли Крюгер и Голо в сопровождении Вариана Фрая и Юстаса Розенберга доехали на поезде до испанской границы. Дождавшись темноты, беженцы начали переход границы через Пиренеи. Этот участок горного подъёма в поисках наиболее безопасного и доступного пути выбрал и многократно обследовал Фрай. Генрих Манн с женой покидали Францию под вымышленными фамилиями, документы на которые им выдал Гарри Бингхэм. Перед горным подъёмом Фрай тщательно проверил, чтобы в их бумагах нигде не фигурировали их подлинные имена.
Любопытный штрих. На одном из привалов, всматриваясь в пиренейские вершины, Нелли сказала мужу: «Мистер Фрай — приятный молодой человек. Он говорит, что приехал спасать нас. Но так ли это? Может быть, он шпион, который заведёт нас в ловушку. Думаю, нам не следует полагаться на его советы». «Извините меня, –прервал певицу Фрай на её родном языке, но, возможно, вы не знаете, что я владею немецким. Она покраснела, — написал он после войны, и мы больше ничего от неё не слышали». Вся эта группа благополучно добралась со Соединённых Штатов.
Марк Шагал жил во Франции с 1922 г., обожал Ривьеру и уезжать из страны никуда не собирался. Американскую визу, предложенную ему Фраем, он сразу же отклонил, полагая, что как гражданину Франции ему ничто не угрожает. Когда в октябре 1940 г. маршал Петен выпустил серию антиеврейских законов, Фрай и Бингхэм приехали к художнику и всё-таки убедили его в необходимости отъезда. Готовясь к нему, Шагал с женой в декабре 1940 г. прибыли в Марсель. Во время одной из облав на евреев Шагал был схвачен полицией. За арестом должна была последовать депортация. Белла в панике позвонила Фраю и Бингхэму — американцам удалось вызволить его из крайне опасной и, казалось бы, уже безнадёжной ситуации. 7 мая 1941 г. Марк Шагал с Беллой покинули Францию, добрались до Америки и поселились в Коннектикуте.
С такой же неохотой, как и Шагал, покидал Францию Жак Липшиц. «Холодные каньоны небоскрёбов убьют меня. Я хочу умереть во Франции», — такая была первая реакция известнейшего скульптора на предложенную ему визу, но доводы Фрая всё-таки подействовали, и он покинул Францию.
Два других самых известных живописца тех лет — Пабло Пикассо и Генри Матисс, несмотря на все уговоры Фрая, категорически отказались уезжать. У Матисса, к которому приехал Фрай в фешенебельную часть Ниццы, предложение Фрая о переезде в США не вызвало никакого энтузиазма. «Если все талантливые люди покинут Францию, страна будет намного беднее, — сказал он Фраю. «Я начинал как бедный художник и не боюсь стать им снова. Запрусь в Ницце со своими 200 птицами и своими красками и буду там жить». Непреклонен в своём решении оставаться во Франции был и Пикассо. Они не были евреями и, несмотря на антифашистскую репутацию Пикассо, могли рассчитывать на безопасную жизнь в оккупированной нацистами Франции. Может показаться, что писатели охотнее, чем художники, покидали Францию. Однако такой вывод был бы поспешным. От американских виз отказались французские писатели Андре Мальро и Андре Жид.
В тот день, когда Марк Шагал покинул Францию, Гарри Бингхэм сообщил Фраю, что Госдепартамент отзывает его из Марселя. В нарушение всех полученных инструкций и приказов своего руководства этот американский аристократ с редким благородством щедро выдавал визы евреям, спасая их от верной гибели. По сообщению Общества Помощи Еврейским Иммигрантам в 1940 г., Бингхэм выдавал их подопечным до ста виз ежедневно. В одном из случаев он предоставил въездные документы всем… 52 членам семьи Зукер и снабдил их и транзитными визами.
Потеряв терпение, Госдепартамент отзывал неуправляемого вице-консула из Франции и направлял его сначала в Лиссабон, а затем — в Буэнос-Айрес. «Его отъезд станет большой потерей для беженцев и серьёзно навредит нашей работе», — записал Фрай в своём дневнике. «Он был единственным человеком в консульстве, который всегда понимал, что его работа сейчас не в том, чтобы строго применять правила, а в том, чтобы спасать жизни, не нарушая законов Соединённых Штатов. Без его помощи многое из того, что мы сделали, никогда бы не произошло… Его поведение резко контрастировало с поведением большинства сотрудников американского консульства во Франции. Мне страшно подумать, что здесь будет, когда он уедет». Из его дальнейших записей: «Потеря Бингхэма оказалась действительно непоправимой. Его сменил молодой человек, который приходил в восторг, когда… отказывал в выдаче американской визы. Он очень слаб в современной европейской истории, но сильно защищает Америку от беженцев, которых считает радикалами».
Когда две сотни американских виз были розданы, Фрай, выполнивший свою задачу, мог уже возвращаться. Однако картина, пока ещё живая картина множества евреев, брошенных на произвол судьбы, уже не отпускала его. Ещё когда он только приехал, слухи о его появлении быстро распространились по городу, и сотни людей стали обращаться к нему за помощью. Очереди страждущих перед гостиничным номером прибывшего американца стали такими длинными, что ему пришлось снять офис и набрать себе в помощь добровольцев из американцев, французских граждан и беженцев.
И после отъезда Бингхэма — единственного человека в американском консульстве, который поддерживал и помогал ему, он вместе со своими помощниками продолжал нелегально переводить спасающихся беженцев через франко-испанскую границу. Вошедший в его команду бежавший из Вены уникальный карикатурист изготовлял поддельные документы. С их помощью евреи получали визы не только в Америку, но и в другие страны. Портовый Марсель славился своей сардинской мафией, и Фрай наладил с ней связи. Гангстеры за валюту переправляли на своих судёнышках беженцев в Испанию или Северную Африку. Необходимую для этого валюту субсидировала вошедшая в группу Фрая американка Мэри Голд, богатая наследница и, по словам современников, очаровательная женщина, которая прибыла в Париж в начале 30-х годов.
Американский генеральный консул в Марселе Фуллертон предупредил Фрая, что у Виши накопилось подробное досье о его деятельности и рекомендовал ему как можно скорей покинуть Францию. Когда Фрай отказался, консул, как бы невзначай задал ему «вечный» вопрос, дающий представление о взглядах, царивших тогда в высшей дипломатической среде Соединённых Штатов: «Скажите всё-таки, мистер Фрай, почему в штате ваших сотрудников так много евреев»?
Посол США, которому Рузвельт поручил установить взаимовыгодные отношения с правительством в Виши, уведомил французского министра иностранных дел о том, что Госдепартамент США не одобряет активности Фрая. В январе 1942 г. американское консульство отказалось продлить ему паспорт, и в течение двух недель ему следовало покинуть Францию. Обычный человек так бы и поступил. Но Вариан Фрай, проявив высоту духа и такую внутреннюю силу, которую меньше всего ждёшь от хрупкого и внешне замкнутого в себе интеллигента, отверг полученное распоряжение. Этот неустрашимый любитель классической литературы, несмотря на ежедневно грозящую ему опасность, остался, если не на раскалённой, то на быстро подогреваемой сковородке, чтобы вместе со своими добровольными помощниками продолжать спасать тех, кого уже ждали работающие на полную мощь газовые камеры лагеря смерти.
По оценке Фрая, к маю 1941 г. через его офис прошли не менее 15 тысяч человек и более 4 тысяч из них были спасены. Так продолжалось до 30 августа — в этот день он был схвачен французской полицией, сопровождён к испанской границе, где ему сообщили, что его изгоняют из страны по соглашению между министерством внутренних дел Франции и посольством США. «Было серо и дождливо, когда я садился в поезд. Я смотрел в окна и бесчисленные образы толпились в моей голове. Я вспоминал лица тысяч беженцев, которых я вызволил из Франции, и думал о тысячах других, которых я оставляю…».
Дипломатическая служба Гарри Бингхэма тоже подходила к концу. Профашистское правительство Хуана Перона в Аргентине, куда он был переведён из Марселя, напоминало ему то, что он уже видел во Франции. В конце войны наводнённая нацистами южноамериканская страна стала их надёжным прибежищем. «Перон и вся его шайка совершенно ненадёжны, –сообщал он в Госдепартамент. Если не предпринять необходимые меры, страны Южной Америки после войны станут рассадниками нацизма…». В конце войны он отправил в Вашингтон Меморандум, в котором призвал к поиску и аресту военных преступников, которые нашли прибежище в Аргентине, Парагвае, Чили, Эквадоре и Бразилии. Он выразил готовность участвовать, как в организации такой правительственной структуры, так и поисках прячущихся нацистов. На все его многочисленные обращения Госдепартамент не реагировал. Вместо этого его перевели на Кубу, где он должен был заниматься мониторингом… гаванских казино. После его марсельской деятельности дипломатическая карьера была сломана и к концу войны лежала уже в руинах. Гарри был, по сути, наказан за свою гуманистическую деятельность во Франции. Узнав о новом назначении, которое, судя по его дневнику, было воспринято им как чувствительный жест неуважения, он подал в отставку и вернулся в Коннектикут, где провёл детство и начинал свой профессиональный путь.
Своим детям, а их у нашего героя было одиннадцать, он редко и немного рассказывал о работе в Марселе, чаще — о тех, кому он не успел помочь вырваться из фашистской западни. Они запомнили его мысль о том, что в ту пору американская политика и законы Виши диктовали одно, но, когда это противоречило международным законам и фундаментальным правам человека, необходимо было следовать последним.
После войны Фрай и Бингхэм поддерживали связь друг с другом, но их прежняя близость наткнулась на препятствие: Роуз Бингхэм невзлюбила Фрая, который, по её мнению, плохо влиял на мужа. Со временем два товарища отдалились друг от друга… Вариан Фрай на обратном пути из Европы написал жене: «Я не думаю, что когда-нибудь буду тем человеком, которым я был, когда на прощание поцеловал тебя в аэропорту перед тем как пройти к ожидавшему меня самолёту. Ибо опыт 10, 15 и даже 20 лет был втиснут в один. Я не знаю, понравится ли тебе перемена или нет: я скорее подозреваю, что не понравится». В том же 1942 г. они разошлись.
В журнале New Republic, где Фрай был штатным сотрудником, в декабре 1942 г. была напечатана облетевшая многие столицы — от Вашингтона до Москвы его статья «Уничтожение евреев», в которой подробно и точно он сообщал, что нацисты уже убили два миллиона евреев и намерены уничтожить их всех. Это была первая публикация о Холокосте в мировой печати. Впоследствии из-за конфликта с владельцами журнала он покинул это издание. В последние годы жизни, он умер в 1957 г., Фрай зарабатывал на жизнь, преподавая латынь в школе для мальчиков, а в свободное время писал книгу о Троянской войне. Он рано начал болеть, нуждался в деньгах. Однажды на горестном перекрёстке, незадолго до смерти, он обратился за финансовой поддержкой к одному из самых успешных деятелей культуры, которого спас в годы гитлеровской оккупации. Его отказ 59-летний Фрай воспринял спокойно и достойно…
В 1940 г., когда случились главные события в жизни Фрая и Бингхэма, на экраны Америки вышел анимационный диснеевский фильм «Буратино», в котором один из персонажей исполняет лирическую песню со словами, заученными не одним поколением юных американцев: «Пусть всегда совесть будет твоим проводником в жизни». Такой назидательный призыв, конечно, несопоставим со строкой Шиллера (из письма своему другу), послужившей эпиграфом к этой статье. Эти фразы из разных эпох, кажется, никогда не поставишь рядом, но они каким-то образом, словно договорившись, сами смыкаются друг с другом. Даже в самые тёмные времена находятся те, кто живёт по этим «детским» уставам из той давней незатейливой песенки 1940 года. Они, подобно Фраю и Бингхэму, чаще всего не заметны современникам, и их всё-таки меньше, чем столь оптимистично предположил признанный классик.
Борис Липецкер
Бостон, Массачусетс
Оцените пост
(голосовало: 5, средняя оценка: 4,20 из 5)
Загрузка...
