Судьба резидента

В СССР чаще всего «невозвращенцами» называли не вернувшихся на родину разведчиков, которые оставались «за бугром» не из-за ареста или гибели, а вполне осознанно. И, в большей или меньшей степени, добровольно: кого-то поймали «на горячем» и вынудили, кто-то польстился на обещанное вознаграждение, кто-то в знак протеста или в силу обиды на начальство.

С точки зрения закона и житейской логики, эти люди — предатели. Их судили заочно, и приговаривали, как правило, к смертной казни. Иногда выслеживали и убивали без суда и следствия. Впрочем, ныне в силу российских новаций прежней неотвратимости наказания нет. Во всяком случае, многие «невозвращенцы» живут в приютивших их странах более или менее открыто: пишут книги, выступают с лекциями, участвуют в работе каких-то фондов… Нельзя, тем не менее, всех «невозвращенцев» мерить одной меркой. В чем можно упрекнуть оставшихся за рубежом в ходе сталинских «чисток» конца 1930-х годов, узнавших об арестах разведчиков по окончанию Второй мировой войны? Тогда в число арестованных и осужденных попали такие видные фигуры, как руководители легендарной «Красной капеллы» Анатолий Гуревич (Кент), Леопольд Треппер, Шандор Радо.

Перед бойцами «тайного фронта» стоял нелегкий выбор: возвращение домой было чревато непредсказуемыми последствиями, встать на путь невозвращенца тоже нелегко — и в моральном плане, и из опасения последствий — могли пострадать (и, как правило, страдали) близкие. Спастись, как хорошо понимали многоопытные разведчики, было трудно: пресловутые «длинные руки» знали свое дело. Уцелели единицы. В их числе — майор госбезопасности (звания офицеров НКВД отличались от общеармейских, по нынешней табели о рангах это — генерал-майор — В.Д.) Александр Орлов.

…21 августа 1895 года в городе Бобруйске в семье мелкого служащего лесного ведомства Лазаря Фельдбина родился сын Лейбл. У Лазаря Фельдбина нашлись необходимые средства, и он смог оплатить учебу сына в гимназии. Но лишь отчасти, и потому с шестнадцатилетнего возраста Лейбл подрабатывал частными уроками. Гимназию окончил довольно поздно, скорее всего, экстерном.

В 1916 году Лейбл Фельдбин поступил на юридический факультет Московского университета. В этом же году его призвали в армию и определили в размещенный в Царицыне (ныне Волгоград) студенческий батальон, где, как указано в одном из справочных изданий, «служили неблагонадежные элементы».

Февральская революция способствовала военной карьере Фельдбина (он окончил школу прапорщиков) и повлияла на его политические пристрастия. Фельдбин вступил в партию социал-демократов или объединенных интернационалистов, как они себя именовали. В результате внутрипартийных трансформаций партия раскололась. И какая-то её часть примкнула к большевикам. Лейбл Фельдбин был в числе своевременно осознавших и вовремя примкнувших.

В предисловии к своей нашумевшей книге «Тайная история сталинских преступлений» Александр Орлов (одна из конспиративных фамилий Фельдбина) пишет: «Я принимал активное участие в Гражданской войне, сражался в рядах Красной Армии на Юго-Восточном фронте, где командовал партизанскими отрядами, действовавшими в тылу врага, и отвечал также за контрразведку». Судя по другим источникам, Фельдбин был зачислен в Особый отдел 12-й армии и назначен следователем. В 1921 году он вернулся в Москву.

Проявившему себя в Гражданскую войну особисту, недоучившемуся студенту, дали возможность получить юридическое образование. Его направили в престижную Школу правоведения при Московском университете. Учился Фельдбин, как тогда говорилось, без отрыва от производства: занятия в Школе совмещал с работой следователя Верховного трибунала при ВЦИК. Опытных специалистов не хватало, такое совмещение было в порядке вещей. По окончанию учебы Лейбл Фельдбин сменил имя и фамилию — стал Львом Никольским. В те годы еврейская фамилия сама по себе не препятствовала карьере, так что, скорее всего, свою роль сыграла служебная необходимость. Для разведчика смена фамилии была делом обыденным — строгие законы конспирации и всё такое…

После завершения в 1924 году учебы в Школе правоведения Никольский (бывший Фельдбин) вернулся в органы госбезопасности. Какое-то время работал в центральном аппарате ОГПУ и на периферии. После соответствующей обкатки и изучения деловых качеств Никольского-Фельдбина в 1926 году перевели в ИНО (иностранный отдел) ОГПУ.

Дальше — как в известной песне: «Я менял города, я менял имена…». В 1926 году ИНО ОГПУ назначает Льва Никольского резидентом советской разведки во Францию. Работает он под прикрытием торгпредства, числится его сотрудником Львом Николаевым. В 1928-м Лев Николаев, теперь уже как Лев Фельдель, переводится в Германию. Как и во Франции, он един в двух лицах: торговый советник полпредства СССР в Германии и глава берлинской резидентуры.

В 1932-м во время краткосрочной командировки в США разведчику удалось раздобыть подлинный американский паспорт на имя Уильяма Голдина. С этим паспортом весной 1933 года во главе нелегальной оперативной группы «Экспресс» он был направлен в Париж. Перед группой была поставлена задача «разработки» 2-го бюро (разведка) французского Генштаба. Никольскому не повезло, его опознал бывший сотрудник советского торгпредства, и разведчик был вынужден покинуть Францию.

Летом 1934 года в качестве представителя «Америкэн рефриджерейтор компани, лтд.» Никольский приехал в Лондон. Представительство в компании было очередным прикрытием для вновь назначенного резидента.

Какое-то время вместе с Никольским в Англии работал Арнольд Дейч (Стефан Ланг). Дейчу удалось привлечь к сотрудничеству с советской разведкой членов знаменитой «Кембриджской пятерки», включая Кима Филби. После отъезда Арнольда из Лондона Никольский был одним из главных кураторов «Кембриджской пятерки» — направлял её деятельность и осуществлял контроль. В июле 1936 года генерал Франко выступил против избранного правительства Испанской республики. Мятеж генерала перерос в гражданскую войну. Франко опирался на поддержку Германии и Италии, а Советский Союз выступил в защиту республиканского правительства, оказывая ему всестороннюю помощь, в том числе военную.

В сентябре 1936 года Лев Никольский выехал в Испанию в качестве атташе по политическим вопросам советского полпредства. В действительности же он был резидентом НКВД и главным советником по внутренней безопасности и контрразведке при республиканском правительстве. В Испании Льва Никольского знали как Александра Орлова. Это была его очередная и, как оказалось, последняя конспиративная фамилия.

Вскоре из Москвы на имя Орлова пришла зашифрованная телеграмма. Ему было поручено проведение чрезвычайно важной и в силу этого строго засекреченной операции. Подписал телеграмму некто Иван Васильевич — так Сталин обычно подписывал свои наиболее секретные депеши. Речь шла о золотом запасе Испании. Республиканское правительство, опасаясь захвата столицы войсками Франко, предложило отдать золото Советскому Союзу на хранение и в качестве платы за поставляемое вооружение.

Золотой запас Испании составлял весьма приличную по тем временам сумму — более полумиллиарда долларов США. Золото временно хранилось в огромной пещере вблизи порта Картахена. 21 октября 1936 года Орлов прибыл в порт для руководства операцией. Под охраной советских танкистов, переодетых в испанскую форму, ящики с драгоценным грузом перенесли на грузовики и доставили в Картахену. Затем с большими предосторожностями их переправили на четыре советских судна — «Ким», «Кубань», «Нева» и «Волголес», — и доставили морем в Одессу. Из Одессы спецпоезд под усиленной охраной перевез золото в Москву. Когда Орлов отказался вернуться в СССР, на него, как водится, завели уголовное дело. В числе прочего ему инкриминировали манипуляции с золотом: мол, какая-то часть груза прилипла к его рукам и не дошла по назначению. Специально созданная комиссия пропажу золота не подтвердила: сколько его хранилось в испанских запасниках, столько и прибыло в Одессу. Вклад Орлова в испанские события был весьма весом. На его счету реорганизация контрразведывательной службы республиканцев — СИМ, расширение круга ее возможностей. По инициативе Орлова было создано шесть школ особого назначения, в которых готовили специалистов по ведению партизанской войны: обучали премудростям взрывного дела, разработке и осуществлению диверсий в тылу врага. Орлов принял активное участие в подавлении мятежа анархистов и троцкистов — сторонников ПОУМ («Рабочая партии марксистского единения») в Каталонии. Анархисты и члены ПОУМ не во всем были согласны с республиканским правительством, саботировали его распоряжения и ратовали за свой путь борьбы. Противодействия между каталонскими сепаратистами и центральной властью вылились в вооруженное столкновение. Мятежники были разгромлены. Руководителей мятежа арестовали и отправили в тюрьму. Отношение советской власти и лично товарища Сталина к Троцкому и его сторонникам выходило за рамки Гражданской войны в Испании. Орлов получил соответствующее распоряжение и организовал похищение из Барселонской тюрьмы лидера испанских троцкистов Андреаса Нина, который был расстрелян похитителями.

Гражданская война в Испании для советского руководства была важным, но далеко не единственным местом борьбы с мировым империализмом. Для этой борьбы были нужны надежные и хорошо обученные кадры. В конце 1937 года втайне от испанских властей Орлов организовал разведшколу с многозначительным названием «Строительство». Кандидаты набирались из прокоммунистически настроенных бойцов интернациональных бригад.

После обучения выпускников школы вывозили из Испании через Францию и направляли со спецзаданиями в страны Западной Европы. В числе учащихся школы был завербованный Орловым боец Интернациональной бригады из США, сын российских эмигрантов Моррис Коэн — будущий «атомный разведчик», связной Рудольфа Абеля и Конона Молодыя.

Летом 1937 года чаша весов начала склоняться в сторону Франко. В войне наметился перелом, что осложнило работу Орлова и — что немаловажно, — вызывало нарекания в центре. Наверху явно стремились переложить ответственность за военные провалы и искали козла отпущения.

Лето 1937 года было ознаменовано ещё одним чрезвычайным событием, мало связанным с Гражданской войной в Испании: в органах госбезопасности началась очередная «чистка». В своей книге «Тайная история сталинских преступлений» Орлов писал: «Будучи в Испании, я узнал об аресте Ягоды, наркома внутренних дел. Там же до меня дошли известия об уничтожении всех моих бывших друзей и коллег, и, казалось, вот-вот наступит моя очередь…»

Опасения Орлова не были беспочвенными. В августе 1937 года начальник Иностранного управления НКВД Абрам Аронович Слуцкий, комиссар государственной безопасности 2-го ранга (отравлен 17 февраля 1938 года) сообщил Орлову, что НКВД намерено командировать в Испанию двенадцать сотрудников для его охраны.

От охраны Орлов отказался. Он заявил, что агенты тайной испанской полиции, которыми он окружен, со своей задачей справляются, и в силу этого в дополнительной охране нет никакой необходимости. Орлов имел все основания полагать, что пресловутая «личная охрана» имела задание ликвидировать ставшего неугодным властям резидента.

В октябре 1937 года в Испанию прибыл заместитель Слуцкого Сергей Михайлович Шпигельгляс (расстрелян в 1938 году). В течение ряда лет Шпигельгляс выполнял деликатные поручения советской разведки. За его спиной стояло несколько громких похищений и убийств активистов «белого» движения и «невозвращенцев».

Приезд Шпигельгляса в Испанию ещё больше насторожил Орлова. Но до активных действий дело не дошло. Одно дело ликвидировать отказавшегося вернуться в Москву резидента НКВД Игнатия Рейсса (был расстрелян группой под руководством Шпигельгляса 4 сентября 1937-го близ Лозанны), и совершенно другое — столкновение с вооруженной до зубов охраной Орлова.

И Орлова решили выманить из Испании. 9 июля 1938 года на его имя пришла телеграмма за подписью наркома внутренних дел Николая Ежова. Орлову предлагалось выехать в Бельгию и 14 апреля подняться на борт стоящего в Антверпенском порту советского судна «Свирь». Орлов должен был, судя по тексту телеграммы, встретиться «с известным ему лично товарищем» то ли для получения каких-то сверхсекретных инструкций, то ли для совещания. Упомянутым в телеграмме товарищем был Шпигельгляс. Это была ловушка: на борту «Свири» Орлова ждал арест и депортация в СССР.

В ответной телеграмме Орлов сообщил: «Прибуду в Антверпен в назначенный день». Но до Антверпена предусмотрительный разведчик не доехал. Взяв 60 тысяч долларов из оперативных средств НКВД, он вместе с женой Марией Владиславовной Рожнецкой и дочерью Вероникой отплыл из Франции в Канаду на теплоходе «Монклэр».

В Оттаве глава американского представительства вручил Орлову дипломатическую визу, с которой он приехал в США. На приеме у комиссара по делам иммиграции он заявил, что порывает с правительством своей страны и попросил предоставить ему и его семье политическое убежище.

В Советском Союзе у него остались родственники — мать Орлова и мать его жены. Чтобы уберечь их от мести, Орлов отправил Сталину упреждающее письмо: «Со всей доступной мне решительностью я предупредил его, что, если он посмеет выместить зло на наших матерях, я опубликую всё, что мне известно о нём. Чтобы показать, что это не пустая угроза, я составил и приложил к письму перечень его преступлений». Письмо, судя по всему, возымело действие — родственников не тронули.

В Америке Орлов проживал под именем Игоря Константиновича Берга. Он настолько хорошо законспирировался, что, несмотря на неоднократно предпринимаемые попытки, место его проживания не смогли обнаружить агенты советской разведки. Не менее интересно другое: о том, что в Америке проживает беглый советский разведчик в звании генерала, не знало и вездесущее ФБР.

Когда в 1953 году, после выхода в свет книги «Тайная история сталинских преступлений», о пребывании Орлова в Америке стало известно директору ФБР Гуверу, он был потрясен этим известием до чрезвычайности. Желая наверстать упущенное, за Орлова принялись всерьез. На многочисленных допросах в ФБР он сообщил целый ряд интересных сведений о работе органов госбезопасности СССР в Европе и внутри страны. Но, и это главное, не назвал ни одного имени, не выдал лично ему известных агентов советской разведки. А в числе тех, кого он знал, была и «Кембриджская пятерка», и Моррис Коэн, и многие другие. Очевидно, в силу этого руководство КГБ в 1964 году сняло с Орлова обвинения в предательстве. В начале 1953 года Орлов решил опубликовать свою книгу «Тайная история сталинских преступлений». К этому времени, как полагал, Орлов, ни его матери, ни матери жены уже не могло быть в живых. И то, что его сдерживало все эти годы — опасение мести режима, — потеряло свою актуальность.

Пока шли переговоры с журналом «Лайф» о публикации на его страницах нескольких глав, умер Сталин. «Я был страшно разочарован, что он не протянул ещё немного, — сожалел Орлов, — тогда бы он увидел разошедшуюся по всему миру тайную историю своих преступлений и убедился, что все его старания утаить их оказались тщетными».

Главы из «Лайфа» были положены в основу вышедшей в этом же году книги «Тайная история сталинских преступлений». В 1962 году в США увидела свет ещё одна книга Орлова — «Пособие по контрразведке и ведению партизанской войны», в которой речь шла о гражданской войне в Испании.

В 1969 году, беседуя с разыскавшим его в США сотрудником КГБ, Орлов назвал книгу «Тайная история сталинских преступлений» криком души. Судя по всему, поводов для написания книги было больше: это и обида на режим в целом, и на Сталина лично за вопиющую неблагодарность.

Столько лет служил правому делу, служил, что называется, не щадя живота своего. И за всё это — ужасная перспектива: арест, неправый суд и расстрел в подвалах Лубянки. Потом чувство мести за безвинно репрессированных друзей и соратников.

Книга служила для Орлова и своего рода страховочным полисом. Орлов однозначно предупредил Сталина — тронете родственников, тут же солью весь компромат, мало не покажется. Сведения, содержащиеся в «Тайной истории сталинских преступлений», документально не подтверждены — это свидетельства очевидца, человека, в силу места службы и занимаемой должности хорошо осведомленного.

— Я записывал, — утверждал Орлов, — указания, устно даваемые Сталиным руководителям НКВД на кремлёвских совещаниях; его указания следователям, как сломить сопротивление сподвижников Ленина и вырвать у них ложные признания; личные переговоры Сталина с некоторыми из его жертв и слова, произнесённые этими обречёнными в стенах Лубянки. Эти тщательно скрываемые секретные материалы я получал от самих следователей НКВД, многие из которых находились у меня в подчинении. Всё это сделало книгу Орлова и интересной, и доказательной, далеко не самым главным, но, несомненно, одним из первых обобщенных и сведенных воедино свидетельств сталинских преступлений. В книге были собраны, как писал Орлов, «факты, относящиеся к восхождению тирана на вершину власти». Здесь и пресловутое дело Кирова, и сфабрикованные процессы 30-х годов, и многое другое. Судьба резидента — тяжелая, в силу многочисленных превратностей, и житейских, и служебных, и одновременно счастливая. Орлов мог быть убитым из-за угла подручными Шпигельгляса. Мог разделить участь того же Шпигельгляса и подавляющего большинства сотрудников ИНО ОГПУ-НКВД, расстрелянных в подвалах Лубянки или где-нибудь в другом месте.

Но он ушел от погони, обманул вездесущее ФБР, обосновался в США. Написал одну книгу — «крик души». Потом другую. Преподавал в тамошних университетах. И умер в возрасте 78 лет. Своей смертью, у себя в постели…

Деятельность Орлова была вполне оправданной — если исходить из задач, которые перед ним стояли, из обстановки, в которой он действовал, из той ответственности, которую наложила на него эта обстановка. Была ли его деятельность в полной мере праведной? Едва ли. Как и многое другое из того, что происходило в то трудное и далеко не однозначное время…

Валентин ДОМИЛЬ

isrageo.com