Фрагмент почтового конверта. Фото: Wikipedia / Почта России, ИТЦ «Марка». Художник — О. Иванова. Сканирование — Д. Иванов.. Из частной коллекции
Читатели, должно быть, помнят шутку шестидесятых годов прошлого столетия: «Хрущев и Брежнев — мелкие государственные деятели эпохи Аркадия Райкина».
Да, те уже достаточно отдаленные от нашего времени годы поистине были «эпохой Райкина». Трудно назвать имя другого артиста, который был бы столь популярен и любим в народе, как Аркадий Исаакович. Ежедневно к Райкину приходили десятки писем от людей из разных уголков Советского Союза. Это были письма не только восхищения великим артистом, но и зачастую просьбы людей, беспомощных в решении своих насущных проблем. И мне известно, что многим Райкин помог.
Мне посчастливилось неоднократно видеть этого мастера на сцене. И как начинающему драматургу очень хотелось что-то написать для его театра. И пусть мои материалы «играл» не сам маэстро, а артисты его театра Владимир Ляховицкий и Максим Максимов (Макс Райкин), я считаю это для себя большим успехом.
А общение с артистами райкинского театра: Ольгой Николаевной Малоземовой, Владимиром Наумовичем Ляховицким, Максимом Исааковичем Максимовым (Райкиным), а также с певцом Михаилом Давидовичем Александровичем, близко знавшим Аркадия Исааковича, дало возможность многое узнать о Райкине как о человеке.
Ольга Малоземова, старейшая артистка райкинского театра: «Драматург Галина Левина принесла в наш театр остроумную пьеску «Няня». И роль этой забавной няни должна была играть я. Вы же знаете, каждый актер мечтает о хорошем материале. А в пьеске были истинные перлы, ставшие впоследствии фольклором. Чего стоят эти «ето я сказала, ето я предупредила…» Или «тилявизор посмотрим, чайком побалуемся…» И вот мы с партнерами стали эту миниатюру репетировать. И чувствуем — что-то не то. Материал смешной, а не идет. Пригласили на репетицию художественного руководителя. Аркадий Исаакович, как обычно, сел на стул в уголке и молча наблюдал, как мы репетируем. Когда мы закончили, воцарилось молчание, довольно тягостное для нас. Наконец Аркадий Исаакович встал и сказал ужасные для меня слова: «Оленька, не обижайся, но играть няню буду я». Я обомлела. Я ведь так нуждалась в роли, а тут у меня ее уводят из-под носа. Видя мое состояние, Аркадий Исаакович тут же разыгрывает няню со свойственными этому персонажу интонациями и произношением. Типа «прядупрядила» вместо «предупредила». И хотя он не учил текста, он сыграл слово в слово то, что он только что услышал. И все, кто были в это время в репетиционной комнате, и я в том числе, буквально держались за животы от игры великого артиста».
Максим Максимов ( Райкин): «Брат отличался феноменальной памятью. Помню как-то в начале шестидесятых мы играли спектакль в Эстрадном театре в саду «Эрмитаж». Во время антракта в гримерную к Аркадию Исааковичу пришел наш директор вместе с одним известным американским адвокатом. Тот захотел выразить Райкину свое восхищение. Адвокат назвал свою фамилию, и все, кто был в гримерной, поняли, что адвокат — еврей. И брат сказал ему несколько слов на идиш.
— Вы знаете еврейский язык? — спросил адвокат.
— И древнееврейский тоже.
И они стали разговаривать на иврите. Когда адвокат ушел, я спросил у Аркадия:
— Когда ты выучил иврит?
— Когда мне было шесть лет. А тебя еще не было на свете…»
Аркадий Исаакович родился в Риге в 1911 году. Его дед по материнской линии владел аптекой, имел образование не только фармацевта, но и врача. А второй дед происходил из какого-то местечка в Белоруссии. И как пишет артист в своих воспоминаниях, он до конца дней изъяснялся на невообразимой смеси идиш, русского, белорусского и немецкого. Дед строго держался традиций, требовал того же от детей и внуков, и маленького Аркадия даже пробовали отдать в частную религиозную школу…
Максим Максимов (Райкин): «Наш отец, Исаак Давыдович, работал в Риге лесным бракером и в поисках работы он вместе с семьей переехал в Рыбинск, а после — в Ленинград. И вот в Ленинграде еще в школе Аркадий «заболел» театром. Он быстро перезнакомился с персоналом Александринского театра и стал проводить там свободное время. И когда он после окончания школы поступил в театральный институт, отец тяжело переживал это, считая, что сын выбрал специальность «балаганщика». Отец никогда не ходил на его показы, ни на студенческие, ни даже тогда, когда его сын после окончания института поступил на работу в Ленинградский театр Ленинского комсомола. Только после конкурса артиста эстрады в 1939 году, который принес Аркадию известность, отец тайком пошел на его концерт и понял, что многие годы был несправедлив к старшему сыну».
Владимир Ляховицкий: «У меня часто спрашивают: какой был Райкин в жизни? Что за атмосфера была в театре? Вообще, говорить о театре, об артистах надо очень аккуратно. Каждый человек видит другого по-своему. С первого же знакомства с Райкиным я был поражен тем признанием и любовью публики, которыми он был окружен. И такое было до конца его дней. Как же сам Райкин относился к своей популярности? Я вспоминаю, как однажды мы с ним выходили из универмага «Новоарбатский». Идем к машине. К нам подходят двое — интеллигентные мужчины с портфелями. «Здравствуйте, Аркадий Исаакович. Как хорошо, что мы вас встретили! Мы хотим сказать вам одну новость». — «Что за новость?» — «Мы социологи, только что наш центр получил результаты социологического опроса: кто самый популярный человек в Советском Союзе. Оказалось, что их двое: Юрий Гагарин и Аркадий Райкин».
В Советском Союзе Аркадий Райкин расплачивался за популярность своими силами и здоровьем. И эту плату с него брали власть имущие.
Михаил Александрович — певец: «У Райкина было до десятка микроинфарктов. И все они возникали, как правило, после сдачи очередной программы какому-нибудь реперткому. Вместо того, чтобы творить, он был вынужден бороться за право творить. И так в те годы было со многими артистами».
Владимир Ляховицкий: «А «добил» Райкина, я уверен, разговор с Шауро. Был такой большой начальник по культуре в ЦК партии. Именно в кабинете у Шауро произошел очень неприятный для Райкина разговор.
На следующий день я, как обычно, на метро доехал до дома Райкина, где стоял наш «Рафик», в котором мы должны были ехать в театр. И вижу, вместо «Рафика» стоит «Скорая», а около нее ходит взволнованная Мариэтта Шагинян. Она очень любила Райкина, любила наш театр, много писала о нас. Я спрашиваю: «Мариэтта Сергеевна, что случилось?» Она говорит: «У Аркадия Исааковича — инфаркт». Затем она нервно и сбивчиво стала говорить: «Ляховицкий (почему-то она всегда обращалась ко мне по фамилии), прошу вас, когда он поправится, скажите ему… Он с вами считается… Он к вам прислушивается… Нельзя пробить бетонную стену головой… Может быть, надо найти обходной вариант… на какое-то время… пока эта стена сама не рухнет…»
Михаил Давидович: «Помню, когда Эдди Рознер вышел из тюрьмы и в одежке, которую ему в тюрьме выдали, пришел домой к Райкину. Тот, недолго думая, распахнул перед ним свой шкаф и предложил на выбор любой висящий там костюм. И Рознер в костюме Райкина еще долго выходил на сцену.
Владимир Ляховицкий: «Аркадий Исаакович жил театром 24 часа в сутки. Когда бы мы с ним ни встречались, о чем бы ни беседовали, всегда наш разговор был о театре, о репертуаре, о том, кто из артистов лучше сыграет в той или иной миниатюре. И когда он заболевал (а в последние годы его жизни это случалось довольно часто), и спектакли игрались без него, его раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он радовался, что театр продолжает жить, а с другой — ревновал, что спектакли играются без него.
Многим зрителям Райкин запомнился своей седой прядью на фоне темных волос. Этот сценический облик был у него довольно долго. Люди думали, что он эту прядь обесцвечивает. А на самом деле было все наоборот. Райкин поседел рано. И он красил волосы, но оставлял одну-единственную прядь некрашеной. А когда он лежал с инфарктом в больнице, конечно же, ему было не до окраски волос. И уже после больницы он стал выходить на сцену с седой головой».
Ольга Малоземова: «В быту Аркадий Исаакович был очень тихим и скромным человеком. Это — и его характер, и необходимость поберечь силы для сцены. Пафос в общении совсем не был ему присущ, но однажды он мне сказал: «Оленька, ты знаешь, о чем я мечтаю? Я хотел бы умереть на сцене».
Но умер он не на сцене, а в больнице.
Исай ШПИЦЕР, Мюнхен
isrageo.com
Оцените пост
(голосовало: 4, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
