В 1958 году из Москвы в Крым в село Листовое в 25 километрах от Евпатории к моей маме в гости приехала ее подруга, известная еврейская писательница Шира Горшман. В молодости они обе были коммунарами еврейской сельхозкоммуны «Войо-Нова».
Шира была в числе тех, кто приехал из Палестины, а моя мама приехала туда по комсомольской путевке из Украины. В коммуне они обе работали доярками. Спустя какое-то время Шира вышла замуж за московского художника М. Горшмана и переехала в Москву с тремя своими несовершеннолетними дочерьми. Сейчас она приехала в творческую командировку по заданию журнала «Советиш Геймланд» («Советская Родина»), членом редколлегии которого остояла, собирать материал о бывшей коммуне и коммунарах. С моей мамой они не виделись более двадцати пяти лет и ничего друг о друге не знали. Шира рассказала маме о том, как сложилась ее жизнь в Москве, как она стала писательницей, о недавнем замужестве младшей дочери Шламиты, мужем которой стал артист Иннокентий Смоктуновский. Я слышал, как она сказала о нем: «Он пока ещё малоизвестный актер, но чертовски талантлив. Поверьте мне — он станет знаменитым». К ее словам я отнесся более чем скептически. Она почувствовала мою реакцию и, глядя мне в глаза, спросила:
— Что не веришь? Вижу, что не веришь.
Я отвел глаза и смущенно пожал плечами:
— Время покажет, Шира Григорьевна.
— Вот с этим я согласна. Сейчас он в Ленинграде у Товстоногова готовит князя Мышкина в «Идиоте» Достоевского. Думаю, это будет бомба!
Фамилию Смоктуновский я услышал в тот вечер впервые, хотя к тому времени он уже успел сняться в эпизоде в фильме «Убийство на улице Данте» и в фильме «Солдаты» по повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», где сыграл Фарбера. Но в первом случае я его не запомнил, а второй фильм ещё не видел.
Шира Григорьевна пробыла у нас неделю. Читала нам свои рассказы и была в восторге от того, что я понимал идиш. Она обладала огромной эрудицией, мы с ней много беседовали о литературе, музыке, живописи и очень подружились. Шира Григорьевна пригласила меня приехать в Москву, в которой мне ещё не доводилось бывать.
В конце этого же года в Ленинграде в Большом драматическом театре (БДТ) состоялась премьера спектакля «Идиот» со Смоктуновским в главной роли. В «Советской культуре» написали, что в театре Георгия Товстоногова появился актер, который не играет на сцене, а живет на ней.
Вскоре на экраны страны вышел фильм Калатозова «Неотправленное письмо» с Иннокентием Смоктуновским в компании с Татьяной Самойловой, Евгением Урбанским и Василием Ливановым.
Когда через два года, летом 1960, года я приехал в Москву, имя Иннокентия Смоктуновского уже было на слуху. Все кому посчастливилось увидеть его в роли князя Мышкина, единодушно отмечали, что Смоктуновский — это явление на театральных подмостках.
Шира Григорьевна с мужем, известным московским художником Михаилом Горшманом, и сыном Аликом, студентом техникума, жила в Бауманском районе Москвы, недалеко от метро «Бауманская», в переулке Посланников, 7. Двухкомнатная квартира с мансардой располагалась на третьем этаже трехэтажного дома. Дом был деревянный, очень старый, с покосившимися и трескучими половицами на лестничных пролетах.
Когда я приехал, меня поместили в мансарду, под самой крышей. Спал я на раскладушке. До переезда в Ленинград в мансарде жили Иннокентий и Шламита (Соломка, как он её называл). Здесь же родился их первенец Филипп.
На второй или третий день моего пребывания в Москве в мансарде появилась вторая раскладушка, и Шира Григорьевна сказала, что завтра из Ленинграда приедет Смоктуновский, которого пригласили сниматься в каком-то фильме. К вечеру следующего дня я вернулся из города и на лестничном пролете третьего этажа увидел спину молодого мужчину, который, наклонившись, чистил на ступеньках обувной щеткой туфли. Бросились в глаза его белые носки, и мне почему-то показалось странным: черные туфли и вдруг белые носки. В провинции тогда такого ещё нельзя было увидеть. Он перегораживал мне дорогу. Я остановился, и в этот момент он, выпрямившись, повернулся ко мне лицом:
— Вы, наверное, тот самый Золя из Крыма, сын коммунаров. Ну, здравствуйте. «Иннокентий», —представился он и протянул мне руку.
— Тот самый, — ответил я, пожимая его руку.
Шира Григорьевна пригласила нас к ужину.
В мансарде между двумя раскладушками стоял небольшой журнальный столик, а на нем большое блюдо с сосисками, нарезанный бородинский хлеб, горчица, две тарелки, ножи и вилки.
— Я с дороги — проголодался, — сказал Иннокентий Смоктуновский и сразу начал есть, а я замешкался.
— Ну, что же, вы Золя? Не смущайтесь. Жрите сосиски, — и засмеялся своим характерным смехом.
— Первый раз в Москве?
Я кивнул:
— Да.
— Вы приехали покорять Москву или знакомиться с ней?
— Конечно, знакомиться, — смутившись, ответил я, дожевывая сосиску. -Скажите, Иннокентий, а в каком фильме вы будете сниматься?
— Рабочее название «До будущей весны». Я буду играть сельского учителя. — Допив горячий чай, приподнявшись, потянулся и зевнул: — Ну, что, Золя, будем укладываться, завтра рано вставать. Съемки в Подмосковье, где-то на Истре.
Когда утром я проснулся, его уже не было — он уехал на съемки. Несколько дней он не приходил ночевать, потом появился усталый и, как мне показалось, осунувшийся.
В комнату вошла Шира Григорьевна, в руках она держала том Хемингуэя. Вся семья Горшман увлеклась чтением этого писателя. Увидев книжку, Иннокентий членораздельно произнес:
— К литературе страсть имея
Купил я том Хемингуэя.
Прочел весь том до корки я
Не понял ни хе — мин — гуя, —
и зашелся заливистым смехом.
— Ну как вам, Иннокентий, не стыдно, — начала его журить Шира Григорьевна.
— Не слушайте, Золя, его глупости. Лучше возьмите и прочитайте «Старик и море».
Следующий день Иннокентий был свободен от съемок, и я слышал, как он по телефону договаривался с Евгением Урбанским о встрече. С ним они подружились на съемках фильма «Неотправленное письмо». Незадолго до его ухода на встречу, я, осмелев, рассказал ему, что увлечен театром и уже несколько лет играю в самодеятельном театре, показав альбом с фотографиями из спектаклей, в которых я играл. Когда он начал смотреть фотографии спектакля «Предложение» по Чехову с моим участием в роли Ломова, то начал долго, буквально до слез, смеяться. Я почувствовал себя неловко и уже пожалел, что показал их ему. Досмотрев альбом, он сказал:
— Нет, вы посмотрите! Какая искренность и как естественно. Без присущего многим профессионалам театрального пафоса и позерства, — и похлопал, как бы аплодируя.
Уезжая из Москвы, я не решился попросить у него автографа, но он сам достал фотографию (кадр из фильма «Неотправленное письмо») и прямо на самой фотографии написал: «Ну же, нажимайте, и все будет так, как Вы того пожелаете». А на обратной стороне добавил: «Золе в память о московской мансарде и разных-всяких разговорах от И.С».
Попрощавшись с ним, я в тот момент ещё в полной мере не сознавал, с какой необыкновенной личностью и с каким гениальным артистом свела меня судьба.
Зная, что из Москвы я еду в Ленинград, он попросил меня навестить на даче в Комарово его семью, жену Соломку и трехлетнего сына Филиппа, передать им привет, рассказать, что у него все в порядке. (В то время телефонной связи с дачным поселком не было). В подарок Филиппу он передал игрушечный автомобиль «Волга».
Прошло много лет, но я хорошо помню, как Филипп, обрадованный подарком, попросил меня передать папе, чтобы он купил настоящую «Волгу».
Зиновий БЕКМАН
Из цикла “Памятные встречи”
Фото из архива автора
isrageo.com
Оцените пост
(голосовало: 5, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
