«Моих друзей забирали одного за другим. Кого-то держали в участке дольше, кого-то меньше. Одних отправляли в СИЗО, других — в спецприемник, держали там от 2 до 8 суток, а были и те, кто сидел там около месяца. От кого-то требовали подписать какие-то бумаги, что он не будет выходить на протестные акции. Я понимал, что скоро дойдет очередь и до меня, и не стал ждать, пока за мной придут, а принял решение бежать. Так я оказался в Израиле».
Этот 23-летний житель Санкт-Петербурга просит не называть его имя и фамилию, потому что в России у него остались близкие, которых он не хотел бы подвергать потенциальной опасности.
«Я занимаюсь музыкой с детства, получил классическое музыкальное образование, видел себя в музыкальной индустрии. Но даже здесь чувствовалось нарастание цензуры. Особенно за месяц до начала войны, — рассказывает он «Деталям». — Появлялись какие-то странные законопроекты, инструкции, правила и ограничения, все они сводились к одному — контролю за выпускаемым контентом. В проекте, которым я занимаюсь в последние года полтора, были уже выпущены треки в стиле хип-хоп. Я проконсультировался с юристом, и выяснилось, что два из пяти моих абсолютно безобидных трека подпадают под статью! Если бы они стали популярны — на меня завели бы дело. Я готовил к выпуску новый альбом, и в свете новых инструкций он весь тоже мог попасть под статью.
— Вы давно участвовали в митингах?
— С начала прошлого года, с акции в поддержку Алексея Навального, который тогда только-только вернулся в Россию из-за границы. В Питере спецслужбы и полиция действовали по четкой отработанной тактике при разгонах: они разбивали толпу митингующих на небольшие группки, а затем преследовали их по отдельности. Поэтому мы старались то и дело менять локацию, и точек сбора получалось намного больше, чем, собственно, самих митингов. Это могла быть и Сенатская площадь, и Марсово поле, и Невский, и площадь возле ТЮЗа, и везде за нами следовал ОМОН.
— Война в Украине подстегнула протестные настроения в Петербурге?
— Безусловно. Я, к примеру, успел побывать на трех антивоенных митингах. К сожалению, с каждым разом собиралось все меньше и меньше людей, но не потому, что несогласных мало: кого-то запугивали, кого-то сажали, кого-то отсекали сразу от места сбора… Я даже не могу назвать точное количество собиравшихся, потому что нам не давали собираться вместе.
Я рос в среде, настроенной оппозиционно. Среди моих друзей никто не поддерживал действующий режим. Так что промывка мозгов на меня не действовала.
— На ваш взгляд, как поколение Z [известное как зумеры; англ. Zoomers или New Silent Generation, родившихся после 1997 года] в России относится к власти?
— Подавляющее большинство зумеров не поддерживает путинский режим: во многом благодаря Интернету, они не зациклены на каком-то одном источнике информации. Есть и те, кто поддерживает власть и выступает за победоносную войну России против Украины, но таких намного меньше.
— То есть, большинство молодых против режима, но не в состоянии изменить его?
— Система власти в России выстраивалась не один день, а многие годы. Планомерно, жестко, изо дня в день, и таким образом, чтобы тем, кого не устраивает режим, было очень сложно, а то и невозможно, повлиять на ситуацию. На руку властям сыграли и «ковидные» ограничения, действовавшие вплоть до начала войны. Кроме того, среди многих моих сверстников распространена позиция, согласно которой «мы живем в стабильно ухудшающемся мире и при стабильно укрепляющем свой контроль режиме». Приняв это, люди пытаются отстраниться, жить собственной жизнью, не вмешиваясь в общественную. Каждый хотел жить сам по себе и сам для себя, и, по сути, гражданское самосознание обострилось только сейчас, когда идет война. Важнейшим фактором также следует считать и раздробленность оппозиционных движений, которые действовали порознь, даже не пытаясь объединиться — в отличие, например, от Беларуси, где вся оппозиция плечом к плечу поднялась против режима Лукашенко.
— Но у них не получилось…
— Да, но могло получиться. И показало, как можно действовать сообща.
— Что рассказывали ваши друзья, попадавшие в полицию после митингов?
— Там, слава Богу, никого не пытали и никого не били. Видимо, установки такой не было. Но это не значит, что не нарушали закон. Когда в первый раз забрали моего друга с митинга в поддержку Навального, мы более суток не могли выяснить, где он находится. Не могли ему передать какую-то еду, не давали информацию. А во время суда, когда избиралась мера пресечения, адвокатов просто выгнали из зала. Потом, после первого задержания в 2021 году, на протяжении года всякий раз, когда намечался оппозиционный митинг, к нему домой приходили сотрудники полиции, прессуя его и требуя расписки, что он туда не пойдет. После антивоенных митингов задержали еще несколько моих друзей. Они рассказывают то же самое. В камерах много представителей творческой интеллигенции. Холод, грязь. В России стало нормой относиться к участникам митингов протеста, как к скоту. Я, находясь в Израиле, уже успел побывать в Тель-Авиве на манифестации в поддержку Украины. И знаете, когда пришел, то минут десять просто плакал: меня пробило, что люди могут выйти на площадь, говорить, что думают, им никто не угрожает, их не бьют, не бросают в автозаки… Другая реальность.
— Что стало последней каплей, подтолкнувшей к бегству из страны?
— Триггером к отъезду из России для меня стала, как ни странно, акция в поддержку режима. Мы с моим другом, проходя по Лиговскому проспекту, вдруг увидели, что на ступенях концертного зала «Октябрьский» стоят сотни пожилых женщин — для нас, скажем так, бабушек. Мы сначала прошли мимо, по пути сорвав несколько плакатов с этой идиотской буквой «зет», а потом притормозили, увидев, что к «Октябрьскому» продолжают стекаться пожилые люди, в основном, как я уже сказал, женщины. Стали интересоваться, что же происходит? Кто-то вообще не знал, зачем их позвали, кто-то объяснял, что им что-то подкинул Пенсионный фонд и попросил выйти к «Октябрьскому»… На наши вопросы все они отвечали: да, надо воевать с Украиной, бороться с нацистами, защищать Россию… Я только спросил одну: не может ли и российское телевидение искажать события или что-то не договаривать? Что произошло дальше, описать трудно. Вы можете представить себе кадр из фильма ужасов, когда из обычного человека вдруг вылезает монстр? У меня возникло именно такое ощущение: невероятная агрессия исказила ее лицо, она не просто кричала на меня и брызгала слюной, она на меня шла, наступая, как на врага народа.
Общаться не имело смысла. Состояние бессилия, когда ты вдруг понимаешь, что ни на что повлиять не можешь. Эта толпа непробиваема, глуха, слепа, фанатична, а ты бесполезен. Там я осознал масштаб безумия, охватившего Россию. Разговор с той женщиной открыл мне глаза, показал, что все намного серьезнее, чем я думал, что поддержка у Путина колоссальная. Есть некая всенародная преданность, если хотите. Тогда я понял, что надо уезжать. Пока не поздно. То, что происходит, страшно. Люди не признают за кем-то другим права не любить путинский режим. Пропаганда действует очень эффективно.
— Каков ваш прогноз на ближайшее будущее?
— На Россию надвигается мрак. Я не вижу никакой перспективы: только цензура, гнет режима, обнищание и оболванивание населения. Молодые люди, которые думают о собственном будущем, постараются из России уехать.
Беседовал Марк КОТЛЯРСКИЙ, «Детали»
Оцените пост
(голосовало: 8, средняя оценка: 4,50 из 5)
Загрузка...
Секундочку! 23-летний житель Питера отвечает за политику? Одурели редакторы?? А пускай сперва поедет на Украину и повоюет за свободу слова — ему там вручат калащмат и потом Командиры убегут — и дай Б-г ему иметь белого цвета трусы — чтобы прицепить их на палку поднять наверх и сдатся в плен и покушать суп тёплый и иметь медицинсуое обеспечение