Борис Гулько родился в Германии 9 февраля 1947 года, жил в Москве. Закончил факультет психологии МГУ, четыре года работал научным сотрудником. С 1975 года — международный гроссмейстер, профессиональный шахматист.Чемпион СССР 1977 года, дважды был чемпионом Москвы. Семь лет — с 1979 по 1986 год — отказник. После тяжёлой борьбы — три голодовки, месяц ежедневных демонстраций с арестами — покинул СССР. Следующие 33 года жил в Америке.
Чемпион США 1994 и 1999 годов, дважды побеждал и в Открытых первенствах США. В 1994 году — среди восьми претендентов на матч с чемпионом мира, в 2000 году — среди 16 участников 1/8 финала первенства мира.Победитель многих международных и национальных турниров. Имеет позитивный счёт с Гарри Каспаровым — 3 победы, 1 поражение и 4 ничьи.
Автор статей и эссе по широкому кругу тем, публиковавшихся в США, Израиле, Германии, России, а также в электронной прессе. Колумнист ряда русскоязычных газет и интернет-сайтов. Автор книги «Написание буквы Алеф», под обложкой «КГБ играет в шахматы» изданной на русском, немецком, английском и эстонском языках; сборника мемуаров «Путешествие с пересадками»; коллекций эссе «Мир еврея» в двух частях; двухтомника «Поиски смыслов», а также трёх томов шахматных трудов «Lessons with a grandmaster» (изданы на английском, испанском и русском языках). В ближайшее время выходит из печати его «Psychology of chess».
— Борис, честно говоря, я не знаю, на каком языке нам с Вами лучше говорить. На иврите? Язык — это код, тайна, который во многом определяет человека. С Вами хочется говорить именно о том, что не лежит на поверхности. Скажите, пожалуйста, Вам уютно в этой жизни?
Борис:
— Начну со второго вопроса. Да, мне уютно. Так счастливо сложилось, что я занимался в жизни только тем, что мне интересно. Моё время было «золотым веком шахмат». Я соревновался с величайшими гениями этого своеобразного искусства. Сейчас компьютеры разрешили загадку шахмат. Характерно, что после этого покинули шахматы молодыми их крупнейший мастер Гарри Каспаров и победивший его (но не превзошедший) Володя Крамник. Спортивная составляющая шахмат сохранилась, а творческая, под натиском кибернетики, поблекла. 12 с половиной лет назад оставил практическую игру и я. Счастливое совпадение: на следующий день после этого моего решения владелец и редактор нью-йоркской газеты «Еврейский Мир» рабби Кацин, приглашавший меня часто поучаствовать в его телепрограмме, предложил мне вести еженедельную колонку в его газете. Опасаясь немощи, я согласился. Шахматист интеллектуально нагружен не только во время соревнования. Разгрузившись, я боялся последствий такого освобождения. Работа колумниста позволила предотвратить его. Она загружает меня на неделю решением очередной «мировой проблемы». Но уютно мне только внутри русского языка, который я люблю и чувствую. В школе и в МГУ я учил немецкий, который забыл до того как освоил. Я много читаю на английском, надиктовал на нём несколько шахматных книг, смотрю разные программы, но чувства его, как чувства русского, нет. Я не читаю, например, поэзию на английском. На иврите я могу читать, скажем Сидур. Знаю, что там написано. Но язык я не знаю. Так что давайте лучше по-русски.
— Что главное о себе Вы открыли благодаря, а также вопреки этому миру? Что Вы открыли в сфере знаний о самом мире?
— Я нынешний — это продукт моих родителей, а также времени и мира вокруг. И я менялся вместе со временем и с миром. В годы моего детства мы жили в подмосковном рабочем посёлке. Мир был потрясающе красив: небо, трава, цветы, деревья, жуки, птицы, животные. Я сохранил память того восторга.
Мир был враждебен. И это память сохранила. В 3 года, кажется, в первый мой самостоятельный выход из дома на улицу — меня побили незнакомые мальчики и сообщили, что я — еврей. Я узнал, что другой. Запомнил кошмар из ночного сна того времени: я иду по улице, и все пешеходы идут навстречу. Никто не попутчик. Сохранилось в памяти ощущение напряжения начала 1953 года и часто поминаемое непонятное слово «космополиты». И разрешение этого напряжения смертью Сталина. Позже я осознал, что это был самый чреватый опасностью гибели момент в моей жизни.
Сохранилось ощущение любви в семье. Бабель писал: евреи «чадолюбивы потому, что это же очень хорошо и нужно — любить своих детей». Я думаю, что любовь — это лучший воспитатель. Допускаю, что именно это качество выделило евреев среди других народов. Сейчас израильские евреи — единственный из народов западной цивилизации, который размножается. Остальные скукоживаются. Мы любим детей.
С годами мир становился всё более интересным. Я рос, становился сильнее, независимей. Кажется, больше понимал. Правда, сейчас вижу, что «больше понимать» — это процесс, а не состояние. Важно, чтобы он не прекращался. А качество понимания — всегда вещь относительная.
Семь отказных лет — это отдельный мир со многими открытиями в нём и в себе. Об этом я написал целую книжку: «Написание буквы Алеф».
Потом случались мои открытия Америки, иудаизма, разных стран, многого. Об этом я писал в своих эссе, которых создал около семи сотен. Лучшие из них, не привязанные к будням, я включил в сборники «Мир еврея» и в двухтомник «Поиски смыслов».
— Все последние 12 лет, которые мне довелось узнать Вас почти вблизи, благодаря сотрудничеству с изданием Леонида Школьника «МЗ» (Иерусалим-Нью-Йорк), а также с нью-йоркскими радиопередачами Виктора Топаллера «Рикошет» и «Полный шалом» Ваши статьи о еврейской истории, американском консерватизме, — вообще все Ваши исторические, культурологические и философские статьи и выступления воспринимаю как ключевые, настольные, базовые. Но всё больше обнаруживаю, что таковыми Ваши работы, в том числе книги, являются и для многих-многих читателей и слушателей. О них часто говорит, в частности Лариса Герштейн в своей передаче «Полный Шалом» и много звонков слушателей. Скажите, пожалуйста, что для Вас важнее, предметы Ваших исследований или контексты? И какова динамика соотношения предмет-контекст во времени, геопространстве, при разного рода специальных подходах?
— О чём бы я ни писал — об истории войн ли, о детских сказках, о кино, о тревожащих меня вопросах иудаизма — всё это кажется мне интересным только в контексте сегодняшнего дня. Бывает — я сажусь изложить какую-то концепцию, которую давно ношу, и в процессе работы осознаю, что она неверна. Получается текст, противоположный по смыслу тому, который я собирался писать. Понимание приходит за счёт работы колумниста. Она формирует меня. Поэтому мне кажется адекватным название последнего сборника моих эссе — «Поиски смыслов». Это то, чем я занимаюсь.
— Как Вы думаете, дезориентация в пространстве, пространствах и смыслах не является ли одним из проявлений жизни современного общества?
— В юности на меня, как и на многих евреев моего поколения, оказывали влияние взгляды Лиона Фейхтвангера, вынесенные из его романов. В «Успехе» он писал, что верит в постепенное, несмотря на откаты и политические катаклизмы, постепенный прогресс человечества.
Сейчас я думаю, что прогресса никакого нет. Истины наших священных книг, записанных два и три тысячелетия назад, по-прежнему являются последним словом этики и понимания мира. А поскольку эти книги ещё и пророческие, то они остаются руководством для сегодняшней жизни. Например, они повлияли на наше решение перебраться в Израиль.
К старым книгам ещё следует добавить труды наших современных мудрецов, но в той же традиции. С немалым удивлением я обнаружил, что альтернативной мудрости не существует. Ещё необходим, конечно, собственный здравый смысл. Но это — как повезёт.
— Если Вселенную, отдельно взятую страну или ещё уже — Ваше окружение — можно было бы представить в виде звуков, какие из них Вы бы особенно старались расслышать — главные или второстепенные (более приглушённые, не мейнстрим)? Лично для Вас что есть мелодия, а что — фон?
— Правильно слышать своё время, разобрать — какая мелодия его главная, какая побочная, а какая ложная, уводящая в гибельное болото — важнейшая в жизни, но и труднейшая забота. Век назад многие пошли как за дудочкой крысолова из сказки, за главной марксистской мелодией того времени. Немногим удалось пережить это наваждение. Некоторые оставили воспоминания о такой своей трагедии. Сейчас различать правильно мелодии своего времени — задача не менее важная. Счастливцы, кто адекватно справится с этой заботой.
— Вы пылко любите Израиль. Любите Америку? Любите Россию? Какие европейские страны Вам наиболее близки ментально?
— Россию, в которой я прожил 39 лет, мне бесконечно жалко. В начале прошлого века она была страной, богатейшей по талантам в искусстве, литературе, науке, во всех областях духовной жизни. И она безжалостно уничтожила всё это богатство. Сейчас Россия представляется мне духовной пустыней, в которой одинокие дервиши оплакивают утерянное.
Очень жаль мне и Америку. Это почти мистика — как случилось, что в этой великой стране без всякого террора, как в России, побеждают процессы, аналогичные всяким «Пролеткультам» и прочим безумствам? Впрочем, «Антифа» и BLM рождают аналогии скорее с Третьим рейхом.
Европа представляется мне величественным музеем великой ушедшей цивилизации. Некоторые места мне особенно близки. Я много раз бывал в Испании — играл там в шахматы. Каждый раз, когда я покидал её, во мне просыпалась тоска необходимости оставлять свою страну, в которой прожиты столетия. Такое испытывали там наверняка евреи-изгнанники в XV веке. Это моё чувство странно, так как я, ашкеназ, по идее не являюсь потомком евреев, изгнанных из Испании. Хотя — кто знает — чьими духовными потомками каждый из нас является? Постепенно так, возможно, изживаются все места нашего многотысячелетнего странствия и получается, что еврею, заботящемуся о своём народе, о своих непосредственных потомках, альтернативы Израилю не остаётся.
— Вы пишете не только статьи, но и книги. Книги и статьи каких авторов Вы сами читаете?
— Может быть, это возраст, а может быть — дух времени, но я утратил интерес к художественной литературе. Последний роман, который я брался прочесть, не закончил. Сейчас дочитываю литературоведческую книгу Аркадия Белинкова о Юрии Тынянове. С интересом читаю очерки профессора-физика из Хайфы Александра Гордона о духовных поисках еврейских интеллектуалов двух последних веков. Читаю кое-что из истории и, конечно, относящееся к иудаизму.
— Можно попросить Вас рассказать о Ваших близких и о Ваших принципах обучения, воспитания, преодоления путей к совершенству, а также принципах материнства и отцовства, человеческих взаимоотношений, которые Вы выработали или усвоили в течение предыдущих десятилетий и пятилетий жизни?
— Вопрос широкий и, в то же время, в моём представлении, узкий. Мне кажется, что основной принцип воспитания, а также человеческих взаимоотношений — безусловная любовь. Изучая когда-то педагогику, я заметил, что у великих педагогов часто бывали проблемы с детьми, которые для них были предметом науки. Проблем не было у Жан-Жака Руссо, который своих шестерых детей попросту сдал в приют, чтобы не отвлекали. Не удивляет, что его, как считают, убила жена. Там любовью не пахло.
— Скажите, пожалуйста, почему иудаизм — центр религии, а Иерусалим — центр мира? В понятийном отношении, конечно.
— Я этого уже касался. Все духовные идеи Запада (есть ещё всякие индуизмы, в которых я не разбираюсь, хотя Индия сама произвела на меня тягостное впечатление), сносились, а иудаизм столь же полон энергии и идей, как тысячелетия назад. И, что мне представляется чрезвычайно важным, он по-прежнему чрезвычайно актуален. Сейчас мы живём в мире последних пророчеств Торы, пророков Захарии и Йезекииля, а также русского философа Владимира Соловьёва, духовно близкого к миру этих пророчеств.
— Где Вас точно можно найти? В Ваших легендарных шахматных партиях? Ваших книгах, статьях? В самой гуще жизни?
— Да, надеюсь — что и там, и там, и там.
— Что ж, встречи с Вами вполне реальны, если человек читает, думает и имеет хороший вкус — скажем, увлекается классической литературой, историей или шахматами. Где бы и когда бы этот человек ни жил. Что скажете?
— Спасибо за интересные вопросы. Жизнь продолжается, несмотря на набежавший солидный юбилей.
— Спасибо за беседу, дорогой Борис! Здоровья Вам и энергии в послеюбилейной жизни!
Борис ГУЛЬКО, Иерусалим
Беседовала Наталья ГОЛОВАНОВА
Борису ГУЛЬКО — 75!
С юбилеем, дорогой наш автор, прекрасный и достойный человек, а еще великий шахматист — Борис Гулько!
Мы горды и счастливы публиковать Ваши статьи — о героической истории еврейского народа, о его традициях, о победах и поражениях, о любви и разочарованиях — обо всем, что так дорого и болит. По-доброму завидуем Государству Израиль, что в Вашем лице страна приобрела такого бескомпромиссного, преданного и честного друга.
Дорогой Борис, живите в здравии до 120 лет и наслаждайтесь жизнью! У Вас еще все впереди, а 75 — совсем не вечер.
Лев КАЦИН
Сотрудники редакции
Оцените пост
(голосовало: 9, средняя оценка: 4,56 из 5)
Загрузка...
