В 1875 году семнадцатилетний Макс Планк решил посоветоваться с профессором Мюнхенского университета Жолли относительно того, в какой области физики ему лучше всего найти себе применение.
Ответ хорошо отражал общее состояние умов, воцарившееся в ту пору в научном сообществе: «Физика — область знания, в которой уже почти все открыто. Все важные открытия уже сделаны. Едва ли вам имеет смысл поступать на физический факультет».
В тот миг положение классической физики напоминало положение докантовской метафизики, относительно которой Жан Де Лабрюйер (1645-1696) писал: «Все давно сказано, и мы опоздали родиться, ибо уже более семи тысяч лет на земле живут и мыслят люди. Урожай самых мудрых и прекрасных наблюдений над человеческими нравами снят, и нам остается лишь подбирать колосья, оставленные древними философами».
Во второй половине XIX века физика казалась чем-то вроде теологии, дисциплины полностью устоявшейся и неизменной.
Если кому-то интересно узнать, как устроена небесная иерархия, он может поступить на богословский факультет и все там для себя выяснить. Но ожидать каких-то новых прорывов теологической мысли, более чем странно. Новая физика, созданная Ньютоном и Галилеем выглядела в конце XIX века такой же статичной и строгой дисциплиной, как теология разработанная каппадокийцами, Августином и Фомой.
Но Планк, как известно, все же решился заняться физикой и открыл в ней такие обширные области знаний, которые неисхоженны и поныне.
А что теология? Она, по-прежнему, числится в тупиковых, почти никак неразвивающихся областях человеческой мысли.
Однако люди, посвятившие себя богословию, далеко не всегда остаются удовлетворенными древними ответами, и ищут новых. Это, во-первых, а во-вторых, сама новая, инициированная Планком физика, выявила мыслительные парадигмы, выглядящие порой весьма продуктивными с точки зрения теологии.
Начнем «от печки», начнем с тех особенностей теплового излучения, которые наблюдал Планк на грани веков.
В 1900 году ученый предположил, что излучение электромагнитных волн происходит не непрерывно, а дискретно — отдельными порциями – квантами.
Идея эта, между тем, представляется весьма подходящей для формулировки некоторых особенностей духовной иерархии. Так, если органический мир легко представить в виде ряда, непрерывно нарастающего по степени своей сложности, то в мире духовном (наряду с таким же непрерывным нарастанием) присутствует также и момент тождества, момент квантуемости определенных («богоподобных») субъектов. Люди, постоянно соревнующиеся друг с другом, всегда хоть в чем-то друг друга превосходящие, вместе с тем равновелики в своем человеческом достоинстве, которое не дано ни преуменьшить, ни преувеличить.
Планк установил, что энергия излучения оказалась прямо пропорциональна частоте волны этого излучения, причем эта пропорциональность описывалась неким постоянным числом, названным впоследствии постоянной Планка.
Эта постоянная фигурирует в самых разнообразных сферах квантовой физики, в частности в принципе неопределенности. Этот принцип, сформулированный Гейзенбергом, гласит, что нельзя одновременно с равной степенью точности определить координаты электрона и его скорость. Точность ограничивается константой Планка.
Но принцип неопределенности действует не только в физике, его можно усмотреть и в духовной сфере.
В частности мы явственно опознаем его в приверженности человека, как вере (сравним ее с местоположением), так и разуму (сравним его с импульсом): каждый вменяемый человек ежеминутно решает, в какой мере он привержен традиционным устоям, а в какой — критической мысли, не проваливаясь при этом в полную определенность чернушного фанатизма (как религиозного, так и атеистического толка).
Принцип неопределенности хорошо просматривается в собственно теологическом споре – в вечном споре креационистов и пантеистов.
Так, например, христиане нередко обвиняют иудаизм в том, что в его каббалистических схемах не всегда просто понять, где кончается Творец и где начинается Его творение.
Но в действительности пантеизм присущ христианам в неменьшей мере. Просто вся его проблематика сконцентрирована в христологическом догмате, в учении о богочеловеке, в котором Бог и человек сосуществуют «неслиянно и нераздельно». Таким образом, мы видим, что проблема пантеизма не может быть разрешена теологически точно. Мир перестает восприниматься в христианстве исходящим непосредственно из Бога только за счет того, что такое исхождение резервируется за одним субъектом. Но при этом общее «количество пантеизма» в обеих религиях остается неизменным. «Разрешающая точность» креационистской концепции ограничивается некой «постоянной» (сама же эта теологическая неопределенность является отражением известной кантовской антиномии: мир имеет своей причиной Творца — мир полностью самодостаточен).
Не так давно я опубликовал (электронную) книгу ТАМ И ВСЕГДА, первая часть которой именуется «Квантовая теология», и в которой я решаю ряд теологических трудностей, прибегая к приведенным выше научным аналогиям.
При этом наиболее полное сближение теологической и научной мысли я усматриваю в теоретических изысканиях Нильса Бора. Ни в чем так не проясняется, на мой взгляд, специфика взаимоотношения иудаизма и христианства, как в его «принципе дополнительности». И это не удивительно: как я пытаюсь это показать, на протяжении веков логика боровской теории успешно развивалась как раз в рамках философской, и собственно теологической мысли. Догматы Халкидонского собора, Герменевтический круг Августина Блаженного («верю, чтобы понять, понимаю, чтобы поверить»), наконец, «Аналогии бытия» Аквината – все эти прозрения с одной стороны достигают в принципе дополнительности своего высшего развития, а с другой, сами максимально постигаются в свете боровской «иллюстрации».
Все виды человеческих знаний представляют сбой сообщающиеся сосуды, и идеи, зарождающиеся в одном из колен, неизбежно проникают в соседние.
Оцените пост
(голосовало: 8, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
