Художник Владимир Любаров (lubarov.ru)
Кого я вижу? Внук тети Маши! Я помню, как ваша бабушка ходила по Краснополью с “Могилевской правдой”, в которой напечатали ваш рассказ, и всем говорила, что ее внучек стал писателем. А там в то время писатель — было совсем неплохое дело.
Кстати, как и музыкант. Вы меня помните? Наум с трубой. Все нормальные еврейские дети учились играть на пианино, а меня мама отправила на трубу. И почему ? Потому что наш дядя Давид, который жил в Москве, написал маме, что Иосиф Виссарионович любит слушать духовые оркестры. И, значит, это перспективно. И я стал жертвой культа личности.
Так вы меня вспомнили? Нет еще? Тогда я вам скажу, кто такая моя мама: она торговала пивом возле бани. Правильно, возле забора тети Перли. Она тоже здесь. Правда, не в Нью-Йорке, а в Чикаго. А я здесь. Конечно, со всей семьей: я, моя Света и мама. Мою Свету вы должны знать: как-никак идеологическим работником там была. Кстати, и здесь около идеологии, при наших депутатах первый голос. Нет, не Либермана внучка, она вообще не с Краснополья, а с Черикова. Работала в райкоме в идеологическом отделе. Как говорила моя мама тогда, работник райкома — это звучит гордо! Сейчас она про это умалчивает, но тогда ее счастью не было предела. Сам дядя Давид приехал на мою свадьбу из Москвы и двое суток рассказывал твоему дедушке, как он видел Сталина на трибуне Мавзолея, а ваш дедушка рассказывал, как он видел Ленина на броневике. В общем, была у меня комсомольская свадьба в политической семье с подарками от ряда товарищей. Правда, мамина сестра, тетя Бася — вы ее должны знать, она продавала мороженое в киоске возле ресторана — сказала маме:
— Рива, что-то мне не нравится у твоей невестки специальность — работник райкома. Встань и подвинься. Сегодня она дрейт а везул, а завтра дадут под тохес и — зубы на полку. А с трубой Наумчика можно вылететь в трубу. Но кому-то в семье надо зарабатывать деньги. У них же общая кровать, а значит, появятся дети! И их надо будет кормить…
После этих слов на тетю Басю закричала вся мишпуха, а моя мама сказала, что райком был, есть и будет. А дядя Давид добавил, что пока будет партия, будет и труба.
В общем, когда Бася уезжала в Америку, Света устроила скандал, сказав, что мои родственники портят нам жизнь, а моей маме она запретила идти прощаться со своей сестрой-сионисткой. И в тот день, когда Бася улетала за океан, моя мама идеологически вредно плакала, а я весь день играл на трубе, чтобы не слышен был ее плач в нашем райкомовском доме.
А потом, как вы знаете, был суп с котом. Все поехали! И исчез райком. Утром он был, вечером — нет. Спали при социализме, проснулись при капитализме. Сон Веры Павловны наоборот.
И Света решила, что там, где уже все построено, лучше, чем там, где все надо еще строить. Они-таки в райкоме знали, что такое стройка у нас и с чем ее едят. И … тетя Бася стала нашей лучшей родственницей: Света начала ей звонить три раза в неделю и писать каждый день, а моя мама вдруг стала королевой Елизаветой в нашей семье: без права голоса, но на троне: а что вы хотите — главный вызываемый родственник — старшая сестра тети Баси.
И вот мы здесь! Все прошли, как все. И велфэр, и отработки, и кар-сервис, и уборки… Кстати, в кар-сервисе я продержался всего один день: я там у нас не знал, что такое руль, а здесь не успел получить права, так как моя Света сказала, что права — это деньги. И я поехал. С моей первой и последней пассажиркой я проехал только два квартала.
— Стап, стап! — закричала она, глядя на меня сумасшедшими глазами, как Мария Антуанетта на мсье Бертрана, палача города Парижа. В общем, когда я остановился посреди перекрестка, вызвав целую симфонию звуков, она объяснила мне, пользуясь в основном руками, что я ступид драйвер, и что пора мне уступить ей место за рулем — и она сама доедет туда, куда ей надо. И я вам скажу: вела эта дамочка машину – не мне чета. И заехала так далеко, что мне обратно надо было добираться с тремя пересадками.
После этого я устроился грузчиком. Если бы там моей маме сказали, что ее Наумчик будет грузчиком, она подняла бы гвалт на все Краснополье. А здесь она сказала, что доллар — хорошие деньги, и не важно, за что его платят. А моя Света знакомым говорила, что я работаю на погрузочно-разгрузочных работах. И это звучало в ее устах, как симфония Моцарта. Но звучало недолго: как говорят музыканты, я передержал ноту и… сломал руку. А кому нужен грузчик со сломанной рукой?
И я стал раздавать флаерсы. Эту работу мне нашла Света, и я до сих пор думаю, как она ее нашла. Почему я думаю? Я раздавал флаерсы в Манхэттене: прекрасные дамы на одну ночь! Платили в три раза больше, чем грузчику, но я умудрился дать эту рекламку кому-то из мэрии, и за флаерсы влепили штраф, равный моему годовому заработку.
И вот сейчас я играю здесь, в ресторане. Повезло! И вы знаете, кто со мной здесь играет? Не поверите. Три лауреата международных конкурсов и один народный артист. И с ними я – учитель музыки с какого-то Краснополья, и вы можете в это поверить?! Они бы там рядом со мною не то, что бы не играли, но и не стояли бы. А здесь мы — один коллектив. Не знаю, надолго ли, но как говорит тетя Бася, радуйся тому, что твоя тарелка не пустая и в ней что-то есть. И радуйся, что тебе за твою трубу платят.
Извините меня, конечно, но она и вас вспоминает, при этом говорит, что труба оказалась лучше пера, и Баскину вообще не платят за его литературу…
Марат БАСКИН, Нью-Йорк
Оцените пост
(голосовало: 4, средняя оценка: 4,50 из 5)
Загрузка...
