Он вакцинировал от пропаганды

В Москве простились с хранителем журфака МГУ Ясеном Засурским. В интервью его внук Иван Засурский рассказал, как дед противостоял цензуре и строил в СССР крепость без антисемитизма и пропаганды.

— Твой дед был деканом журфака МГУ. Что для тебя это значило?

— Он был в первую очередь человеком с набором очень хороших качеств. В стране, где идеалом мужчины был такой суровый коммунист, пролетарий-гопник, дедушка был человеком с совершенно иными ценностями и моралью. Он всегда был открыт новым знаниям, любопытен. Вообще ничего не ограничивало его сознание, манеру общения. Даже те самые пропагандистские настройки, под влиянием которых находились другие люди. Потому и факультет получился в итоге таким расширенным кругом общения, в котором он собрал всех умных людей, до кого только мог дотянуться. Журфак стал уникальным местом. Ведь когда собираются умные люди, они редко ведут себя неприлично.

— Какое из его качеств тебя особенно вдохновляло?

— Он всегда старался защищать людей, которые находятся в сложной ситуации. Больше всего от этого выиграли те, кто приезжал в Москву из регионов — покорять своим умом столицу, учиться, преподавать. Ну а еще евреи, которых всегда мучили. Поэтому и Розенталь, и многие другие оказывались в итоге на журфаке. Это был заповедник в каком-то смысле, где взращивались по-настоящему интернационалистические ценности. Без всякого антисемитизма и глупостей. Это не означает, что на факультете не было дураков среди преподавателей, что не было людей, которые преподавали коммунистические доктрины или что-то еще. В советской системе такого трудно было совсем избежать. Но качество образования — то, которое Ясен Николаевич считал правильным — все перекрывало. Деду действительно удалось выстроить настоящую крепость. Тем более что журфак находится на месте бывшего замка опричнины. В каком-то смысле мы отмаливаем те грехи.

— И все же, как советский журфак с его интеллигентными людьми противостоял несокрушимому цензурному комитету?

— Человеку всегда важно понимать, с чем он может справиться, а с чем нет. Люди, которым приходилось работать в советской системе, часто находились под давлением. Но между собой старались все-таки не пороть бредятину, не использовать ярлыки. Старались копать глубже, разбираться во всем. Деду удалось обойти вот эту крепость советской глупости за счет того, что он преподавал литературу в таком количестве, что студент, прочитавший все рекомендованные им книжки, оказывался вакцинирован против любой краткосрочной пропаганды. Его ученики уже потом по работе бывали в самых разных ситуациях. Когда они рассказывали ему об этом, говорили, как есть, не языком Первого канала того времени. Мне повезло, я эти разговоры слышал. И привык в итоге к мысли, что, кроме официальной доктрины, которая для всех, есть информация для некоторых. Есть другая правда.

— Ясен Николаевич, правда, дружил с Куртом Воннегутом и Габриэлем Гарсиа Маркесом?

— Он изучал американскую литературу, это была его работа, поэтому действительно многих знал лично: Хулио Кортасара, Курта Воннегута, Аллена Гинзберга. А вот с Маркесом по-настоящему дружил и переписывался много лет. Естественно, он рассказывал об этих писателях на своих лекциях — даже тогда, когда особо никто в стране этих авторов не знал. Так что у его студентов с пониманием действительности было все в порядке.

— Ты сам учился на журфаке — как это было при дедушке-декане?

— Приходилось соответствовать. Я не мог себе позволить прийти совсем неподготовленным на экзамен. Не потому что меня ждали какие-то неприятности, а потому что мне было стыдно, если преподаватель сказал бы дедушке, что я лоботряс и ничего не знаю.

— Совсем паинькой что ли был?

— Я хорошо учился, у меня красный диплом. Но на журфаке еще просто всегда приветствовали людей, которые и учатся, и работают. А работал я много. В начале 90-х уже многие понимали, что образование не существует в том виде, в котором мы к нему привыкли. Все эти коммунистические истории отвалились. Экономика и прочие дисциплины еще были в зачатке. Нам рекламу Стас Намин преподавал, например, это был единственный человек, который вообще знал, что это слово по-настоящему значит. В общем, в той ситуации считалось, что когда ты работаешь, ты можешь лучше и быстрее развиваться. Это было очень мудро. Много людей, которые работали именно в журналистике, смогли получить свои дипломы.

— Что ты взял у деда для создания своего представления о журналистике?

— Перестройка и гласность полностью отвечали его ценностям. Сейчас кажется удивительным, что на факультете журналистики МГУ, который расположен напротив Кремля, даже в советское время эти ценности пестовались под руководством Ясена Николаевича. Он объяснял, как важно правильно понимать, что происходит в обществе. Что наши проблемы связаны не с тем, какие у нас лидеры, а с тем, что мы уже 200 лет живём под цензурой. Что люди мало читают хороших книг. Мой дед сыграл значительную роль в том, чтобы это исправить.

— Вот ты тоже борец за открытый доступ к информации. Тогда скажи, почему в сети невозможно найти книгу Ясена Николаевича «Искушение свободой. Российская журналистика: 1990–2007»?

— Её издавал Союз журналистов. Думаю, что правильно этот вопрос задать им. Но у меня есть соглашение, которое я заключил с Ясеном Николаевичем от имени своей компании: я переведу все его произведения в открытый доступ. У меня есть права. Так что я создам библиотеку его имени. Она будет, конечно, электронной. Туда войдут книги и из его огромной домашней библиотеки, и из дачного собрания, в том числе довольно интересная коллекция советской литературы. Я договорился с интернет-архивом Сан-Франциско об оцифровке. У них есть программа Open Library, по которой они цифруют книжки и используют доктрину исчерпания прав. Они после выложат их в архив, а специальный бот разместит ссылки в Википедии. Вот тогда любой человек в мире сможет читать его книги. Ясен Николаевич книги любил больше всего.

Беседовала Алена Городецкая

Jewish.ru