Обычные биографии равов написаны как бы под копирку. Выдающиеся родители. Способности, проявляющиеся в раннем детстве. Выученные в шесть лет наизусть сотни страниц Талмуда. Дальше – знаменитые иешивы. Наставники, всплескивающие руками. Признание учителей, что ученик обогнал их. Ранний брак. Богобоязненная жена, «сдувающая пылинки». Состоятельный, влиятельный тесть. Бывают, конечно, нюансы. Меняются времена, люди, страны. Однако заведенный с незапамятных времен порядок в основном остается тем же.
Биография моего младшего брата Ариэля явно не вписывается в установленную схему. Советская школа. Институт. Много способностей. Много лени. Много гордости. Много расхлябанности. Гитара. И вдруг – какие-то сборища. Звонки доброжелательных соседей: «Мы вчера видели вашего сына около синагоги… Скажите ему… Он не боится… А может, обратитесь к врачу? В его возрасте это бывает». Истерики мамы и отца. А я что? В глубине души понимаю, что он прав. Иногда сержусь – он портит мне карьеру. Потом, в течение многих лет, считаю, что истина на его стороне, но мне уже поздно что-то менять. Но все-таки на ходу вскакиваю в уходящий навсегда последний поезд в направлении станции Жизнь.
Однако вернемся в Тбилиси. Смутно припоминаю: мы ни разу в жизни не ссорились. Нас никогда не разделяли баррикады. Просто мы делали разные дела. И место, где «появился на свет рав Грузии… кавалер ордена и т.д.», было необычным.
Старое еврейское кладбище города Тбилиси. Там похоронены мой отец, дедушка, бабушка, их предки, родственники и среди них – бабушка предпоследнего руководителя Израиля Ариэля Шарона. В тот день умерла одинокая еврейская женщина. Я не знаю ее имени, да так ли это важно. Брат был всего лишь директором еврейской школы. Начинал помогать старикам. Похоронить мертвого – наверное, это самая важная заповедь. Ведь наградить за нее может только сам Всевышний.
Ариэль и его верный помощник Зураб быстро преодолели все формальности, оформили документы. Ведь с тех пор, как человечество изобрело деньги, жить стало лучше, жить стало веселее. Была пятница… Февраль… В Тбилиси прошел снег… Пронизывающий ветер уносил последние остатки тепла. Два часа до субботы. И вот кладбище. Ариэль. Зураб. Директор кладбища армянка Джуля, в совершенстве знающая идиш и лучше КГБ – историю любой тбилисской ашкеназской семьи, оживленно жестикулируя, оправдывается:
– Скоро суббота. Все рабочие ушли пить. Я ничем помочь не могу.
– Лопаты! – тихо, но твердо просит брат. Надо знать нашу семью – я, папа, дедушка, брат признаёмся: ни один гвоздь в мире не может похвастаться, что комулибо из нас удалось вбить его в стенку.
Атлетически сложенный Зураб, возможно, что-либо когда-то и выкопал. Но мой брат (рост – 185, вес – 60) вряд ли бы справился с этой задачей до прихода Машиаха. Вдруг в конце кладбища послышался голос. Кричал какой-то забулдыга:
– Хозяюшка, работки не найдется? Выпить не на что.
Лопата в руках страждущей души вгрызалась в промерзшую землю, как отбойный молоток. Каждое движение приближало к заветной выпивке. Обратно Зураб ехал быстрее ветра. Ариэль ввалился в синагогу весь перепачканный землей. Сладостно болели руки.
В воскресенье я пришел на работу. Ко мне обратился Сема Серебряков, армянин, бывший офицер, ныне монтажник макетной мастерской.
– Марат, – взволнованно сказал он, – у меня был самый близкий друг, еврей. Перед смертью он позвал меня и попросил: «Я не хочу, чтобы мою мать хоронили как беспризорную. Возьми деньги. У соседей есть твой телефон». В пятницу, – продолжал Сема, – мне сообщили о ее смерти, я пошел исполнить последнюю просьбу друга, начал собирать справки, но мне сказали, что твой брат меня опередил. Передай ему деньги. Они не мои. Пусть потратит, как считает нужным.
Я отказался и отправил его к брату. В дальнейшем мы никогда к этому разговору не возвращались.
Прошли годы. Брат стал главным и уважаемым. Прибавил в весе. Однажды он был по делам общины на кладбище.
– Реб Ариэль, – щебетала директор кладбища, – чтоб они все были у меня здоровы!
– В чем дело? – спросил Ариэль.
– Четыре месяца нет работы. Нет денег. Никто не умирал.
В тот день американские спонсоры прислали телеграмму: «В связи с денежными затруднениями, прекращаем финансирование программы помощи старикам». Ответная телеграмма была короткой, в ней передавалась благодарность бывшим спонсорам и содержание беседы с директором старого еврейского кладбища. Особенно выделялись слова: «Чтоб они все были у меня здоровы!» Вскоре помощь спонсоров возобновилась.