Беззлобность Ганны Слуцки, рассказывающей свои истории с неповторимой интонацией добродушного удивления перед извивами человеческой породы, просто изумляет. Как сложен все-таки человек, удивительно. Нижеследующий рассказ об этом.
…Летом восьмидесятого года, перед Олимпиадой, все боялись, что иностранные спортсмены завезут в Москву …проказу и сифилис. Интересно, что из всех заморских болезней выбрали почему-то эти две. Ну, и страшно боялись. Готовились. Скупали марганцовку.
В ответ на мой совет просто постараться не обниматься и не трахаться с гостями столицы, меня спрашивали: «Ты самая умная, что ли?»
Чтобы я и моя двухлетняя дочка не заразились такими позорными болезнями, нас сплавили на дачу. В то лето все хорошие дачи разобрали, и нам достался убогий фанерный домик на берегу водохранилища. Родные перевезли меня туда в компании с дочкой и свалили в Москву на пир большого спорта.
Хозяйкой домика была женщина, которая работала на зоне отдыха. Утром она говорила: «Пошла на зону». Я называла ее Сталкером.
Сталкерша запрещала: ходить по траве, обогреваться электроприборами, брать воду из ее колонки и водить любовников. Говорила мне: «Мужа, дура, упустила, теперь пойдешь по рукам. Дело твое, но ко мне не водить».
Любовники ко мне не приезжали, но приезжали режиссеры, с которыми я работала. За каждого режиссера Сталкерша брала по 10 рублей, а с ночевкой в сарае — 15. А вот за известного киргизского постановщика она потребовала целых 20 рублей, мотивируя свое стяжательство таким образом: «За узкоглазого плати, раз самой не противно» (!) Мои режиссеры и не подозревали, как дорого они мне обходились.
Вообще жадность Сталкерши не знала границ: стоило мне машинально сорвать с дерева вишенку, как она мгновенно возникала рядом: «С тебя 50 копеек. Рви еще две, отдам три за рубль». Если в жару она подносила кому-то чашку воды из своей колонки, то, дождавшись, когда воду выпивали, требовала десять копеек.
Еще она любила задушевные вечерние беседы со мной: «Жди, скоро народ поднимется, и вас, армянцев, погонит в вашу Армянию. Живите, где вам положено!». На мой вопрос, не смущает ли ее, что она сама белоруска из Киева, она отвечала: «Мы все одна русская кровь. А вы с евреями набежали, наше едите, пьете, спасибо не говорите».
Так вот, Сталкершу мне надо было терпеть до конца лета, чтобы дочка дышала воздухом, а я не подцепила в Москве проказу и сифилис. Но к концу лета сильно похолодало, дом-то был хлипкий, обогреваться запрещено, с потолка течет. Мы с дочкой заболели ужасно. У обеих температура под сорок. Позвонить домой было невозможно, до телефона-автомата — два километра, а на Зону никого не впускают.
Сталкерша зашла к нам ночью, постояла, посмотрела на нас, помирающих, и сказала: «Догулялась, шалашовка?». А потом накинула на себя черный резиновый плащ и уехала на велосипеде под ледяным ливнем. Через пару часов она привезла на своем велосипеде врача. Врач нас полечил и лег спать в сарае, причем бесплатно!
А Сталкерша до утра носила на руках мою дочку и пела ей «До свиданья, наш ласковый Миша». Утром приехала моя родня, которой Сталкерша звонила ночью, и нас увезли домой.
Ни малейшего потайного смысла в моем рассказе не ищите. Вспомнилось просто…
фото: Giuliano Bevilacqua/Sygma via Getty Images
Ганна СЛУЦКИ, story.ru