В 1971 году я стал чемпионом Тбилиси и в течение двадцати дней участвовал в первенстве Грузии по шахматам в Ахалкалаки. Большинство ведущих шахматистов республики не поехали на турнир. Но мне удалось вырваться. Хотя освободиться на работе было трудно. Еще труднее было получить отпуск дома. У нас рос маленький ребенок, жена вечерами училась. Но мне удалось ее упросить.
Гостеприимство хозяев было беспредельно. Спор за право угощать нас мог закончиться дракой.
Ахалкалаки – высокогорный район. Вначале меня преследовали головные боли и играл я неудачно. А когда самочувствие улучшилось, стал выигрывать одну партию за другой. В этот момент со мной случилось вот что.
В турнире лидировал молодой красивый армянин Коля Чахоян. Местные болельщики и особенно болельщицы были от него без ума. Моя партия с ним была отложена с большим моим преимуществом. Перед ее возобновлением ко мне подошел маленький мальчик. Передал письмо и убежал. Я открыл его. От меня требовали, если мне дорога жизнь, проиграть Чахояну.
Я поднял руку с письмом и обратился к залу: «Какая … это писала?» Потом подошел ко второму секретарю райкома партии и поблагодарил за гостеприимство. В состоянии аффекта я никогда в жизни не ощущал страха. Когда вспоминаю, из каких ситуаций меня вытаскивал Творец, меня переполняет глубокая благодарность. Естественно, я выиграл.
Этим письмом потом усиленно занималось КГБ. Говорят, празднование победы Чахояна в чемпионате Грузии кто-то хотел использовать для демонстрации за присоединение Ахалкалакского района к Армении. Невольно я помешал чьим-то планам.
Особенно возмущался поведением шантажистов председатель горисполкома Саркисян.
– Подонки! – говорил он. – Что, нельзя было предложить человеку маленький подарок? – и он назвал сумму моего годового оклада.
– Не продаюсь, – ответил я, не сообразив, что он предлагает взятку за молчание.
– Всё продается, – возразил Саркисян со знанием дела. – Не продаешься за деньги? Допустим. Теперь смотри: писали девчонки. Они хотят перед тобой извиниться. Маша – первая. Она будет ждать тебя в моем кабинете. Я столько потратил на проведение соревнований, что не позволю, чтобы гость уехал из района обиженный.
Я взглянул в выразительные глаза спасительницы района. Ее, видно, выписали из соседней республики по линии «культурного обмена». Кандидатуру утверждали на бюро райкома партии. Пауза затягивалась. Сказать, что она мне не нравится, было бы ложью. Я медлил, взглянул на себя как бы со стороны, с презрением. Еще бы – какой-то «гадкий утенок». Откуда было мне знать, что голос из «далекого далёка» не дает мне быть «как все».
Саркисян вдруг нервно захохотал. Его хохот до сих пор звучит в моих ушах. Так, по-видимому, ржали бизоны в Америке во время случки, за это их и истребили. Он нервничал. Он боялся. Звонил друзьям на Ереванскую киностудию, гонял туда-сюда машину… А тут… Ему стало понятно, почему этот несчастный не боится смерти и ему не нужны деньги.
Мне было абсолютно все равно, кто станет чемпионом Грузии: армянин, грузин, китаец или кто-то еще. Я просто хотел, чтобы меня оставили в покое и дали играть в шахматы. Да и что добавит народу, породившему Шота Руставели, это звание? Точно так же тридцать лет спустя меня раздражала свистопляска вокруг победы баскетболистов тель-авивского «Маккаби» в чемпионате Европы среди клубов. Негры, югославы и т.п. как угорелые носятся по площадке. А мы-то тут причем? Разве нормальный еврей бросит свой мяч в чужую корзину?
Чемпионом Грузии стал тогда Алик Бокучава. Он был очень талантлив. В юности постоянно побеждал Анатолия Карпова. Многие молодые грузинские шахматисты, в том числе и я, лет до пятнадцати превосходили российских. Но потом по причине лени и любви к гулянкам отставали. Исключением был Азмайпарашвили. Ровесники называли его тупицей, издеваясь над тем, что он с утра до ночи занимается. Люди, от которых я это слышал, ничего не добились в шахматах. Он же стал одним из сильнейших в мире.
Прошли годы, я стал жить по Торе, приехал в Иерусалим, пошел учиться в иешиву. И вдруг понял, что большую часть жизни был «гадким утенком на птичьем дворе» из сказки Андерсена со своими непонятными для Саркисяна и компании принципами. А сейчас оказался среди себе подобных, и мои «завихрения» – норма для окружающих меня людей.
Но что это? Кто-то опять от кого-то отсоединяется, а кто-то к кому-то присоединяется. Я опять стою на чьей-то дороге. И снова голос из «далекого далёка» не дает мне быть «как все». Но сейчас я только благодарю Хозяина этого голоса.
Ведь если бы в Ахалкалаки и многих других местах я поступил бы «как все» – разве сейчас осмелился бы просить Хозяина: «Научи меня любить!».
Оцените пост
(голосовало: 6, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
