Кадр из фильма «Офицер и Шпион» Фото: cdnimg.rg.ru
Галереи закрыты, концерты отменены — коронавирус! А кино доступно, хоть и по компьютеру — тут тебе и картины, и музыка, а если ты любитель чтения, то последние пять минут можешь читать титры — кто там имел отношение к съёмкам.
Непросто угадать с фильмом. Победил прогресс, и закончилось великое американское кино. Оно стало таким смертельно политически корректным, что даже последнего «Оскара» пришлось отправлять в Южную Корею — не было приемлемого своего кандидата. Даже «Свинарка и пастух» не прошли бы сейчас в США тест на идеологию: расизм — все актёры белые, да и любовь там ретроградная — двуполая.
Но вот можно посмотреть «Офицер и шпион» — так в российском прокате переназвали «J’accuse» («Я обвиняю») великого Романа Полански. Кино — искусство ХХ века, почти все его гениальные мастера — Феллини, Вайда, Бергман, Форман уже покинули наш мир. Полански жив, и в 86 лет снял один из лучших своих фильмов.
Как жанр фильмы уже старомодныt. Этот — о деле Альфреда Дрейфуса, находившемся в центре национальной и политической жизни Франции 12 лет, приковавшем внимание мира и изменившем этот мир, как никакое другое судебное дело в истории. Тут не жалко снять сериал в 50 серий. А у Полански всё уместилось в 2 часа 6 минут экранного времени. Правда, ещё добавилось захватывающее действо награждения фильма.
«J’accuse» выиграл премии Венецианского кинофестиваля, Международной федерации кинопрессы, «Люмьер», его выдвинули на премию Французской ассоциации кино «Сезар» в 12 номинациях. Не знаю, как срежиссировал это Полански, но церемония награждения «Сезар» стала хорошим эпиграфом к просмотру: польский еврей напомнил французам о том, как во Франции больше ста лет назад 6 лет ни за что держали в тюрьме эльзасского еврея капитана армии Дрейфуса, и элита, а также половина страны, страстно противились пересмотру его дела. Свора протестовавших устроила на церемонии награждения шабаш, на который Полански не явился. Шабаш выглядел продолжением антисемитского буйства «антидрейфусаров» 100 лет назад — ведь создатель обидного для национального чувства французов фильма — тоже еврей. Вы верите, что протестовавшие переживали по поводу секса режиссёра с несовершеннолетней, случившегося 43 года назад? Сама пострадавшая много раз заявляла, что претензий к Полански не держит, но для такой пуританской страны, как Франция, этого, конечно, мало.
Для фильма режиссер выбрал одну из линий в сюжете: подполковник Пикар — открытый антисемит — в Высшей военной школе, где преподаёт, ставит образцовому курсанту Дрейфусу низкий балл. «Я действительно не люблю вашу нацию, но балл снизил не поэтому», — защищается он от претензий Дрейфуса. На публичном разжаловании Дрейфуса Пикар злорадствует: «Ведёт себя, как еврейский портной, потерявший кошелёк с золотыми».
Но вот Пикар, уже полковник, в должности начальника военной контрразведки, понимает, что осуждённый Дрейфус невиновен. Шпионил другой. Доказывая это, Пикар идёт наперекор желанию генералов, требующих сохранить престиж армии, министров, часто менявшихся в те времена. Из-за этого Пикару приходится драться на дуэли, он оказывается в тюрьме. Пикар ненавидим многими, но истиной поступиться не согласен.
При этом антисемитизм Пикара не исчез. В последних кадрах фильма освобождённый Дрейфус является к Пикару, уже военному министру, с законным требованием, чтобы годы, проведённые незаслуженно в каторжной тюрьме, были засчитаны ему как годы службы, и чтобы он получил полагающийся ему чин. Пикар отказывает.
Полански ставит вопрос: может ли антисемит быть достойным человеком, и даёт на него утвердительный ответ. Согласимся ли мы с этим? Ведь мы видим примеры недостойного поведения Пикара — дискриминации им Дрейфуса. Но в то же время он совершает подвиг самопожертвования ради правды…
Напомню: дело Дрейфуса полыхало с осени 1894 года по 1900 год, когда несчастный капитан принял помилование — под осуждение «дрейфусаров», жаждавших продолжения борьбы за справедливость. Ведь не им приходилось сидеть в одиночке на «Чёртовом острове»! А потом дело тлело ещё 6 лет, пока суд не удовлетворил поданную Дрейфусом в 1903 году кассационную жалобу и не признал его в 1906 году невиновным.
***
Дело Дрейфуса поначалу было неоднозначно ясным. Потом оно стало выглядеть судебной ошибкой. Однако, когда ошибка прояснилась, стало понятно, что дело идёт уже о борьбе армейских и судейских бонз за свой престиж и престиж своих институций. Вопрос, расколовший общество с предубеждением против евреев: должна ли судьба одного еврея перевесить престиж Франции и её органов власти?
В этом смысле — о ценности жизни чужака-еврея, невинно обвинённого, дело Дрейфуса смыкается с преследованием другого еврея — Менахема Бейлиса, случившееся в ту же пору. Этот был обвинён в 1911 году российской юстицией в ритуальном убийстве.
Бейлис после двух лет мытарств был оправдан судом присяжных, состоявшим из 12 мужчин низкого сословия, полагалось, евреев не любивших. Существует версия, что поначалу за обвинительный приговор высказалось семеро из них, но, когда приступили к окончательному голосованию, один из присяжных, крестьянин, встал, перекрестился на икону и произнёс: «Нет, не хочу брать греха на душу — невиновен!»
Думаю, на этого крестьянина, а может быть, и на других, подействовала речь в завершении процесса замечательного адвоката В. А. Маклакова: «Бейлис смертный человек; пусть он будет несправедливо осужден, пройдет время, и это забудется. Мало ли невинных людей было осуждено; жизнь человеческая коротка — они умерли и про них забыли, умрет Бейлис, умрет его семья, всё забудется, всё простится, но этот приговор… этот приговор не забудется, не изгладится, и в России будут вечно помнить и знать, что русский суд присяжных, из-за ненависти к еврейскому народу, отвернулся от правды». «Народ отвернулся от правды» — такой грех на душу за всех русских присяжные, при всей их нелюбви к евреям, принять на себя не могли.
Так же, как дело Дрейфуса раскололо Францию, дело Бейлиса раскололо Россию. И тут показательной оказалась позиция редакторов антисемитской монархической газеты «Киевлянин» Дмитрия Пихто, а за ним Василия Шульгина. Оба резко выступали против абсурдности обвинения Бейлиса. Это, конечно, не подвиг полковника Пикара, жертвуя карьерой боровшегося за правду, но в пропорциях России тоже знаменательный поступок. Так Шульгина в 1914 г. по обвинению в клевете за его статьи о процессе Бейлиса приговорили к трёхмесячному тюремному заключению, по разным причинам не состоявшемуся.
***
И в деле Дрейфуса, и в деле Бейлиса, несмотря на позорный их характер, правда в конце восторжествовала. Чего не скажешь о двух публичных процессах в Израиле.
История, в которую влип восьмой президент Израиля Моше Кацав, была некрасива. Он имел интрижку с подчинённой. Позже женщина писала политику любовные письма, а потом потребовала от него денег.
Кацав пожаловался в полицию на вымогательство. Если имел с женщиной интимные отношения, негоже на неё жаловаться в полицию, тем более не зная, что этой полиции придёт в голову. Кацав наверняка не мог и представить, что в результате окажется в заключении.
Кацава обвинили в изнасиловании любовницы и приговорили к 7 годам тюрьмы. Какое изнасилование при её любовных письмах и полном отсутствии вещественных доказательств? Или он изнасиловал много лет назад другую найденную полицией подчинённую? Изнасилование в умелых руках следователей стало, что булыжник, оружие пролетариата. Кацав отсидел более 5 лет, отказываясь от признания своей вины, взамен на освобождение, что покрыло бы судейских. Его принципиальность и мужество вызывают уважение — Дрейфус так не смог. Я не слышал о движении в защиту Кацава, пострадавшего по столь сомнительному обвинению. А ведь он был президентом страны, можно сказать, её лицом.
Ещё трагичнее, а с юридической точки зрения, куда темнее история с убийством 4 ноября 1995 года премьер-министра Израиля Ицхака Рабина. Весь «мирный процесс» с Арафатом, который формально возглавлял Рабин, был криминальным: переговоры с террористической организацией ООП, запрещённые законом, откровенный подкуп двух депутатов из партии «Цомет», чтобы протащить через Кнессет договор «Осло-2».
Если бы договор оказался успешным, то успех списал бы беззаконие. Но он оказался катастрофой — «партнёр» Арафат развернул террористическую деятельность, убив и покалечив многие тысячи евреев. Спасти «мирный процесс» могло только убийство Рабина. И оно состоялось в удивительно подходящий для организаторов «процесса» момент.
Нет сомнений, что Игаль Амир стрелял в Рабина, но много сомнений, что эти пули убили премьера. О многочисленных нестыковках в официальной версии смерти Рабина написано много, однако, материалы расследования засекречены, и разобраться в них невозможно.
Роль Эмиля Золя, статья которого «J’accuse» в парижской газете стала триггером борьбы за пересмотр дела Дрейфуса, пытался взять на себя видный израильский востоковед и крупный политический мыслитель Мордехай Кейдар. «Почему Игаль Амир сидит в одиночной камере? Только потому, что никто не должен узнать правду», — заявил Кейдар на митинге в Петах Тикве 29 октября 2019 года. Он выдвинул серьёзнейшее обвинение: «За этим убийством стоял один из ведущих израильских политиков, желавший избавиться от Рабина, который хотел выйти из Норвежских соглашений… Я призываю немедленно снять лживый гриф секретности со всех документов, которые не вписываются в теорию о том, что Рабина убили правые».
Эмилю Золя после его статьи в защиту Дрейфуса пришлось бежать в Англию. Мордехая Кейдара просто исключили из участия в конференциях и перестали печатать в газетах. Никакой комиссии Кнессета по рассмотрению тяжелейшего обвинения, выдвинутого выдающимся учёным в той речи и повторённом им в газетной статье, никаких других последствий его выступления не последовало.
Скоро исполнится четверть века загадочному убийству Рабина. Сейчас, в эпоху коронавируса, израильтяне, сидящие в карантине, имеют досуг посмотреть замечательный фильм Полански и задуматься о его посыле для нас. В этом, возможно, один из мистических смыслов эпидемии — дать нам время подумать: нет ли за нами вины в жестоком наказании человека, невиновного в инкриминируемом ему убийстве? Не являемся ли мы, не требующие расследования, пассивными соучастниками своего израильского «дела Дрейфуса»?
Борис, я позволю себе не согласиться с Вашим подходом и в частности трактовкой фильма «Офицер и шпион». Ведь в фильме речь не идет о Дрейфусе, антисемитизме и о евреях. Полански говорит совершенно о другом. Фигура Дрейфуса в фильме — только тень, которую отбрасывают другие: с одной стороны чуждые морали и совести организованная масса синих мундиров вместе с разношерстной неорганизованной толпой и с другой стороны герои (Эмиль Золя, Жорж Пикар), для которых мораль и честь выше личных интересов. Удел героев — бросить вызов этой дикой массе. Героем картины является вне всякого сомнения полковник Жорж Пикар, который рискуя собственной карьерой бросает вызов всей армии и обществу. Жорж Пикар — фигура активная, в отличии от Дрейфуса, который является не чем иным, как пассивной шахматной доской, на которой происходит сражение. Пикара Полански сваял из того же теста, из которого в свое время был сделан Джордано Бруно. В этом смысле ключевой является финальная сцена, где министр Пикар принимает реабилитированного и ожесточенного Дрейфуса, у которого нет ни капли признательности для собственного спасителя. Он требует исключительно личной справедливости и видит во всей истории исключительно себя, в отличии от генерала Жоржа Пикара, который отказался от собственных интересов и собственных антисемитских предубеждений в пользу защиты справедливости и закона. Мало того, малодушный Дрейфус даже обвиняет Пикара в том, что тот действовал в интересах собственной карьеры. Поланский видел вне всякого также себя в этой истории. Он хотел несомненно сказать, как в стае люди превращаются в животных. Кстати осмелюсь предположить, что Gustave Le Bon в своей написанной там же в Париже год спустя, в 1895 г., блестящей работе «Психология масс» хорошо рассмотрел в «Деле Дрейфуса» звериный оскал и инертность толпы, хотя сам, кстати, относился к партии «Анти-Дрейфус». Полански как бы воскликает: «Люди, опомнитесь!» Он страсно жаждет наконец увидеть своего Мари-Жоржа Пикара.
Fritz, не вижу — в чём Вы расходитесь со мной? Фильм, конечно, о Пикаре. Дрейфусу я бы не давал характеристики — в фильме её нет. Парадоксальность образа Пикара — он антисемит. И в заключительной сцене тоже. Дрейфус в ней прав. Франция это признала, наградив его (не в фильме) орденом Почётного легиона как компенсацию за мучения.
Помянутый Вами Джордано Бруно, кстати, тоже был антисемитом. И вопрос — может ли антисемит быть порядочным человеком, для меня не ясен. В фильме, как мы видели, может. В жизни я таких не встречал.
Борис, видимо Вы меня не совсем поняли. Для Жоржа Пикара было абсолютно безразлично, защищал ли он еврея или христианиана. Поэтому вопрос о том, был ли Пикар антисемит или нет играет второстепенную роль. Жорж Пикар боролся за правду и для него совершенно не было важно, в каком лице он видел своего подзащитного. То, что его подзащитным случайно оказался еврей, стоило ему просто некоторого дополнительного усилия, чтобы перебороть себя (возможно 10 % его негативной мотивации). Основным, мотивом было его мужественное противостояние всеобщей системе. Для инквизиции было все едино, был ли Джордано Бруно христианином или евреем, важно было лишь его противостояние господствующей системе. Такой же звериный оскал и кровожадность толпы царили в амфитеатрах во времена Римской империи, темном Средневековье и с успехом докатились до наших дней с #MeToo. Вероятно, Полански хотел этим фильмом еще раз показать, что человек не изменился. Причем независимо от цвета кожи или исповедования.
В жизни и в фильме Пикар — военный. У военных свое понимание чести и порядочности. Но, уже поскольку какой-то человек является антисемитом, то его антисемитизм где-то обязательно проявится, так как он просто не может порядочно относиться ко всем.
Борис: «И вопрос — может ли антисемит быть порядочным человеком, для меня не ясен. В фильме, как мы видели, может. В жизни я таких не встречал.» Может, сказал более века тому назад Мартин Бубер в своих трех письмах (1911). Правда косвенно, и об евреях. Один и тот же человек может быть то таким, то совcем другим! Вот и Жорж Пикар — «многосторонний и непостоянный», а порядочность и непорядочноcть — это его крaйности. Его порядочность имеет идеологческие корни, а непорядочноcть — скорее эмoциональные. Разные источники — разное проявление.
А разве за собой мы этого не замечали, в том числе порядочное поведeние и … не совсем? В жизни не встречали? Вот Ваш постоянный комментатор — глубоко интеллигентный человек, но иногда … срывается и становится пролетарием! Еще на нашей «бывшей» говорили — «проявлял марксистскую образованность и пролетарскую воспитанность». Ведь тоже крайности! Как же без них? Itzhak.