Главной чертой Д’Артаньяна все-таки было любопытство. Скачки со стрельбой и удачные выпады идут, как гарнир, как шипы на ботинках альпиниста. Кстати, альпинизмом историк и экскурсовод Миша Эзер тоже занимался. Это впоследствии очень помогло ему при побелке собственного дома, что вырос в горах Шомрона.
Он-то и похож на главного мушкетера, с поправкой на еврейскую душу, еврейские мозги. Я, книжник, домашник, завидую ленинградцу Эзеру, которого носило по шестой части земного шара с такой свободой и широтою. Может, дома сидючи, он быстрее бы нашел дорогу к синагоге, тропинку к собственной душе. Но нет, у каждого это по-своему.
Зимой, прижимаясь спиной к батарее, он прочел не спеша пару хороших книг. Из них больше всего легла на сердце «Огонь и души» Эли Визеля, про хасидов. Мишу потрясло, что в декорациях Шолом-Алейхема (маленькие люди, большие заплаты) несколько евреев создали совершенно особый, превознесенный мир.
Впрочем, рыцарь «здесь и сейчас», он воспринял ТЕХ праведников, ТЕХ хасидов как эхо прекрасного прошлого, которое не воротишь. И вдруг жена Авиталь, сотрудница отдела рукописей Академии наук, отряхивает сапожки и говорит: «У нас летом будет экспедиция в Каргопольский район, к старообрядцам. Хочешь?..»
Конечно, Д’Артаньян хотел. И вот его монолог на эту тему.
«Отъехав от Питера километров на двести, я попал на другую планету. В скитах, что затаились в чащобах, среди болот, нас встретили люди, не бравшие в руки деньги, не имевшие фамилий, не значившиеся ни в каких советских документах. Они показали мне, что такое вера. Вот ее формула: вера — это жизнь. Вера и жизнь неотделимы. Нельзя верить в храме, а жить в метро и на работе — тогда ты обломок, черепок…»
И все-таки они вернулись и поехали на метро. Где-то рядом гремели осколки. Наш мушкетер завертелся, как ныряльщик в кольце акул, как плод в утробе. Они с женой стали ходить на уроки Торы к Цви Вассерману. И к нему же — встречать Шаббат. Миша залетел в кружок Ицхака Когана и начал учиться на шойхета. Если подвести итог: Эзер и его новые знакомые, всяк по-своему, занимались общим делом: строили «еврейский скит», но не в муромских лесах, а в самой гуще европейского, высококультурного города. Потом Миша узнал, что тем же когда-то занимались «прушим» — обруганные христианством фарисеи. Они жили в больших городах, зарабатывали тем же, что все вокруг. Но стандарты поведения у них были другие. Очень высокие. Может, отсюда и неприязнь?..
Планета друзей
Подобно Д’Артаньяну, Эзер сочетал душевные полеты с крепкой практической сметкой. На витрине его личности были сложены всякие умения, вроде способности вести кирпичную кладку или провести экскурсию по пушкинским местам. А в глубинах души медленно, как детеныш кита, формировалось «чего я хочу».
Хотел он жить на земле, где не требовалось надевать доспехи «поруша», городского отшельника. Чтобы вокруг — одна природа. И куда ни идешь — встречаешь только друзей. И ведешь их в свой дом, где на всех места хватит. Такой вот идеал, очень похожий на Израиль.
Увы, эти заметки не тянут на роман. Поэтому нам придется в телеграфном стиле проинформировать читателя, что Миша и Авиталь подали на выезд, и за это на семь с половиной лет загремели в отказ. Опускаем красочную сцену позорного увольнения Миши из дома пионеров, где он руководил туристическим кружком. Сухо обозначим, что отказникам требовалось работать, а на работу такой «отпетый люд» не очень брали. Поэтому чтобы устроиться в котельную, Мише пришлось выдавать себя за алкаша. Кстати, работа была не сахар. Здоровяк, после чистки котлов, он харкал на подушку кровью.
Факт, что эти годы все-таки прошли.
Точка на карте
Здесь я возьму верх над мушкетером. Мы, московские отказники, привыкли к маниакальной привычке евреев, объединившись, разделяться. И года-двух не прошло с начала нашей тшувы, а уже появились в однородной среде инженеров и программистов «хасидские» и «митнагедские», и «браславские», и «вязаные», и был глухой намек на «сатмар». Плохо было не это, а бесконечные споры, чей путь светлее, с попытками бойкотов и отлучений.
Питерская община была меньше и монолитнее. Поэтому бодрый, светящийся Эзер, ступив на плиты аэропорта Бен-Гурион, сразу выпал в осадок. Его семью встречали давние, надежные друзья, которые разбились на две партии. И каждая громким шепотом звала к себе. И, естественно, не пускала в другой лагерь.
Его идеал «жить среди своих» закачался, как самолет от выстрелов зениток. Чуть поколебавшись, мушкетер поехал в нейтральный центр абсорбции. А оттуда («парня в горы тяни, рискни!..») — в поселение Кдумим, что находится в горах Шомрона.
Согласно мушкетерским правилам, жить в центре — удел пенсионеров. Поэтому Эзер с семьей попросился на форпост «Северный», что в километре от основного поселения. Здесь Миша нашел свою точку на карте. Во-первых, сумасшедшая красота здешних гор, с узкими долинами между, с косулями и запахом целебных трав. Во-вторых, история. Не музейные черепки, а давильни для масла, молотилки для зерна, ямы для хранения воды. Тысячелетней давности следы наших предков, врезанные в горный ландшафт — не замажешь, не сотрешь.
И в-третьих… Форпост состоял из 15 бетонных времянок, где жили представители десяти еврейских общин: «марокканцы», «персы», «американская», «йеменцы» и пр. Их семья заполнила недостающую «русскую» клеточку. И внесла свой вклад в общий ментальный и кулинарный котел: Миша выставил на крылечко (пара грубых бетонных блоков) питерский самовар, растопил его кипарисовыми шишками и растянул меха аккордеона. Идиллия.
На следующий день он заткнул за пояс саперную лопатку и пошел осматривать ближайшие угодья. Соседи кричали: «У тебя же нет оружия!» Но ему не хотелось ждать. Собственно, он дожидался этой минуты всю жизнь — и какой дурак ради приданого отложит свадьбу…
Идеал снова тряхнуло. Арабы. Они тоже паслись в здешних местах. Вскоре Мише удалось отнять ружье у браконьера, убившего косулю, и доставить гада (он оказался завучем их школы) на военный пост. «Дикие археологи», рывшие для рынка еврейские древности, оказались удачливее. Эзер, уже с винтовкой М-16, заставил их положить руки на затылки, но на выручку сбежалась вся деревня. Требовалось стрелять, а это светило тюрьмой. Поэтому Миша, как герои Купера, заскользил по обрыву, спасаясь героическим бегством.
Бобров он, правда, не ловил, а вполне цивилизованно и на уровне работал по специальности в религиозной школе для девочек. Но урок еврейской истории не кончался со звонком. Просто переключались времена: с прошлого на настоящее. Это придавало его личной судьбе некую динамическую цельность — жить так, как учишь других.
Опять телеграф: в жизни питерского интеллигента в Самарии было все, что входит в мушкетерский набор: засады, погони, выстрелы. И даже интриги господина кардинала, чью роль взяла на себя израильская военная прокуратура.
Но в чем-то Миша Эзер обставил Д’Артаньяна: пятеро детей, первые внуки. И просторный дом, куда он зовет друзей, занял прочное место на карте Б-га.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
