Когда архиепископ Люблина Юзеф Жицинский приблизился к рабби Яакову Бекеру, то упал перед ним на колени, поцеловал его руку и произнес на иврите: «Я — Йосеф! А мой отец еще жив?» Рабби Бекер и сопровождавший его зять Элиэзер Миллер с удивлением переглянулись.
«Я должен открыть вам свою тайну», — этими словами архиепископ Жицинский начал свой рассказ-исповедь при встрече с последним еврейским жителем польского местечка Едвабне. Сенсационные детали этой встречи, которая состоялась в июле 2001 года на территории Майданека, поведали мне мои хорошие друзья и соседи Яаков Бекер и Элиэзер Миллер.
Польша в шоке
Все послевоенные годы поляки считали себя не только борцами с фашизмом, но и жертвами Второй мировой войны. Именно потому книга американского профессора Яна Гросса «Соседи» и фильм Агнешки Арнольда «Где мой старший брат Каин?» произвели в Польше впечатление разорвавшейся бомбы. Президент Польши признался, что описания трагедии в Едвабне настолько страшны, что он не мог читать более двух страниц в день.
По данным 1931 года, в местечке Едвабне проживали более двух тысяч человек, из которых 60% составляли евреи. По свидетельствам местных жителей, в том числе и нескольких чудом уцелевших евреев, до войны в Едвабне поляки и евреи жили мирно, по-соседски.
В соответствии с договором Молотова-Риббентропа, союзники — Германия и СССР — разделили Польшу в сентябре 1939 года. Находящееся в ста сорока километрах от Варшавы местечко Едвабне оказалось под контролем Красной армии. Однако 23 июня 1941 года немцы вошли в город, и тут же начались первые погромы. Вот что рассказал свидетель трагедии Шмуэль Васерштейн на судебном процессе в Белостоке в 1946 году. «Два бандита, Вацек Боровский и его брат Метэк, шли от одного еврейского дома к другому, пока остальные бандиты играли на аккордеоне, чтобы заглушить крики еврейских женщин и детей… Якуба Каца они забросали насмерть кирпичами, Кравецкого они пырнули ножом, а затем выкололи ему глаза и отрезали язык. Он ужасно страдал на протяжении 12 часов, пока не испустил дух. В тот же день я видел жуткую сцену. Чая Кубжаньская, двадцати восьми лет, и Бася Бинштейн, двадцати шести лет, обе с новорожденными детьми на руках, когда увидели, что происходит, побежали к пруду, чтобы утопиться вместе с детьми и не попасть в руки бандитов. Они опустили своих детей в воду и утопили их своими руками. Затем Бася Бинштейн прыгнула и сразу пошла ко дну, а Чая Кубжаньская мучилась часа два, а бандиты наслаждались зрелищем».
Все эти зверства были лишь прологом трагедии, которая разразилась 10 июля 1941 года. По показаниям Васерштейна и других свидетелей, местные жители, вооруженные топорами, вилами и дубинками, начали сгонять евреев на площадь. Более половины мужского населения Едвабне добровольно участвовали в избиениях евреев. Поляки окружили город и ловили пытавшихся бежать. Бандиты врывались в дома, поджигали бороды старикам, закалывали младенцев на руках матерей. На улицах лежали головы. Затем всем согнанным на площадь приказали маршировать во главе с раввином в специально приготовленный амбар. Некоторые пытались оказать сопротивление, однако это было не под силу истекающим кровью евреям. Набитый до отказа людьми амбар облили керосином и подожгли. Жители Едвабне запомнили жуткий крик, поднявшийся над городом…
Горькая правда
В 1962 году на месте трагедии был возведен монумент, который гласил, что в годы войны немецкие оккупанты зверски убили 1600 евреев Едвабне. Теперь этот памятник снесли. Оказалось, что немцы были тут ни при чем. Евреев заживо сожгли их польские соседи.
В интервью польской газете рабби Яаков Бекер утверждал, что отнюдь не считает всех поляков антисемитами, а всех жителей Едвабне убийцами: «Многие поляков самоотверженно спасали евреев в годы войны. Я не требую мщения, а лишь добиваюсь того, чтобы новое поколение поляков узнало правду о своей истории». Впрочем, правда о польском населении Едвабне оказалась горькой. Нашлась лишь одна праведная женщина — Антонина Выжиковская, которая три года прятала в соседней деревне семь евреев, бежавших из Едвабне. После отступления немцев в город вошли войска польского Сопротивления. Несколько партизан ворвались в дом Антонины и потребовали выдать им на расправу евреев. В то время один из них еще прятался в погребе, а другие бежали. Не найдя евреев, партизаны ограбили дом и жестоко избили его хозяйку. Вскоре ей и ее мужу начали угрожать смертью. Они были вынуждены перебраться в Ломжу и, в конце концов, бежать из страны, в которой продолжала свирепствовать ненависть к евреям. В кровавых погромах 1946 года гибли узники концлагерей, которые пытались вернуться в свои дома. Оголтелая антисемитская пропаганда заставила бежать из страны почти всех евреев. Польша завоевала печальную известность, став «антисемитским государством без евреев».
Правда о трагедии в Едвабне вызвала острейшую дискуссию, которая, по сути, не утихает в Польше по сегодняшний день. «Это мы, поляки, уничтожили евреев в Едвабне», — заключил Даруш Чай на страницах «Газеты выборчей». Однако главный редактор газеты Адам Михник отвергает идею коллективной ответственности. «Когда я слышу призыв признать мою вину, я чувствую себя оскорбленным точно так же, как чувствуют себя жители Едвабне, когда их опрашивают корреспонденты со всего мира. Но когда я слышу, что книга Яна Гросса, раскрывшая правду об этом преступлении, — ложь, придуманная мировым еврейским заговором против Польши, тогда я чувствую себя виновным».
Прошу прощения
10 июля 2001 года, в день 60-летия трагедии в Едвабне, в город съехались представители СМИ со всего мира, а сама церемония транслировалась по всей Польше в прямом эфире. Рядом с президентом стоял рабби Яаков Бекер, который незадолго до войны уехал в Америку, оставив в Едвабне свою мать, братьев и сестер. «Мы знаем с полной уверенностью, что среди гонителей и палачей были поляки, — заявил президент. — За это преступление мы должны молить о прощении у теней умерших и у их родных. Поэтому сегодня я как гражданин и как президент Польской Республики прошу прощения. Прошу прощения от своего имени и от имени тех поляков, чью совесть терзает это преступление, от имени тех, кто считает, что нельзя гордиться величием польской истории, не испытывая одновременно боли и стыда за то зло, которое поляки причинили другим». Не все поляки соглашались со своим президентом. По данным опроса, лишь 26% граждан считали необходимым извиниться за трагедию в Едвабне, а 60% поляков откровенно признали, что не любят евреев. В тот день в Едвабне правительство во главе с премьером Бузеком отсутствовало. Не было и главы католической церкви кардинала Юзефа Глемпа, который уже ранее заявил: «Не заставляйте нас совершать акт скорби… Не втягивайте в свои планы церковь, иначе, вместо миротворца, она будет орудием борьбы». На траурной церемонии духовенство представлял архиепископ Люблина Юзеф Жицинский.
Главный раввин Польши Михаэль Шутрик попытался сгладить противоречия с церковью и попросил кардинала Глемпа встретиться с рабби Бекером. Встреча должна была состояться на территории Майданека, мемориала концлагеря, который немцы расположили в центре Люблина. Однако Глемп опять не явился на встречу с раввином. Вместо него пришел архиепископ Люблина Юзеф Жицинский.
Приблизившись к рабби Яакову Бекеру, он упал перед ним на колени, поцеловал его руку и произнес на иврите: «Я — Йосеф! А мой отец еще жив?» Рабби Бекер и сопровождавший его Элиэзер Миллер с удивлением переглянулись.
«Я должен открыть вам мою тайну, — этими словами архиепископ Жицинский начал свой рассказ-исповедь при встрече с последним еврейским жителем польского городка Едвабне. — Женщина, которую я считал всю жизнь своей матерью, перед смертью рассказала мне, что во время войны она взяла меня у соседей-евреев, которые пыталась спасти своего ребенка. Я начал искать и нашел своих настоящих родителей. Они чудом пережили войну, и я встретился с ними в Израиле».
Потрясенный услышанным доктор психологии и раввин Элиэзер Миллер воскликнул: «Как же ты с этим живешь?»
«Я живу с вопросом», — ответил Юзеф, который только что представился на иврите Йосефом.
Я — Йосеф!
Когда сыновья Яакова предстали пред главным министром Египта, то не узнали в облаченном в египетские одежды человеке своего брата Йосефа. «И сказал Йосеф братьям своим: «Я — Йосеф! А мой отец еще жив?» И пал он на шею Биньямину, брату своему, и плакал; и Биньямин плакал на шее его».
Мы начинаем понимать всю значимость благословения, которое дал Ицхак Яакову, облаченному в одежды Эйсава. Благословение это было дано тому, кто внешне выглядел, как негодяй Эйсав, но под одеждой скрывался праведник Яаков. Как бы ни изменился внешне еврей, как бы ни казалось, что он стал частью тьмы, в его душе все равно тлеет искорка света.
Почему вначале Ицхак хотел дать благословение Эйсаву? «Он полагал, что жизненная миссия Эйсава заключается в борьбе со злом и в помощи брату Яакову творить добро», — объясняет рав Гедалия Шор.
Ицхак осознавал особую опасность в этой миссии Эйсава. Тот, кто борется со злом, может не только физически пасть жертвой зла, но, что может быть еще страшнее, духовно стать частью зла. Потому Ицхак стремился дать особое благословение Эйсаву, надеясь, что оно поможет ему и его потомкам вернуться к свету, даже если они погрязнут во тьме.
Ицхак не знал, что Эйсав уже продал первородство Яакову и отказался от своей миссии в жизни. Потому Ривка приказала Яакову получить благословение отца, предназначенное для Эйсава, и исполнить не только свою жизненную миссию, но и брата.
Ицхак сомневался в том, кто стоит перед ним, и произнес: «Голос, голос Яакова, а руки, руки Эйсава. И не узнал он его, потому что руки его были, как руки Эйсава… И он ощутил запах одежды его и благословил его».
Слово «одежда» на иврите «бегед», однокоренное слово с «богэд» — предатель. Мудрецы объясняют, что обладающий пророческим даром Ицхак ощутил запах предателей, которые произойдут из стоящего перед ним человека. Потому он и благословил этих предателей, чтобы даже они вернулись к своему народу. Впервые это благословление реализовалось в судьбе Йосефа, не пропавшего даже в египетском рабстве.
Рабби Симха Васерман, сын убитого фашистами рабби Эльханана из Барановичей, пояснил, что встреча Йосефа с братьями — это пророческий символ будущего. Биньямин никогда не расставался с отцом Яаковом. Потому он является символом всех тех евреев, которые продолжают сохранять цепь нашей традиции.
Йосеф же еще подростком был оторван от семьи и продан в Египет. Казалось, он станет там египтянином, впитав в себя язык и культуру чужого народа. Потому Йосеф — это прототип оторванных от своих корней ассимилированных евреев.
Судьба Йосефа — это пророчество о судьбе евреев, выросших «во вражеском плену». Это и кантонисты, которых детьми отрывали от родителей на 25 лет службы в царской армии. Это и дети, потерявшие родителей во время Катастрофы и выросшие в монастырях. Это и мы с вами, пережившие культурный геноцид советские евреи. Придет время, и мы обретем отнятое у нас духовное наследие, открывая самих себя и свое место в мире. Тогда даже маскирующийся под нееврея ассимилянт воскликнет: «Я — еврей!» — и, подобно Йосефу, бросится на шею своему брату-еврею и заплачет. Братья обнимутся, и народ вновь обретет единство.
Дай-то Б-г, чтобы и Юзеф Жицинский, прочитав эти слова Торы, открыл сокрытый в них свет будущего, который осветил бы ему дорогу домой и помог найти ответ на мучивший его вопрос.
Художник Алекс ЛЕВИН
Окончание следует
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
