Тридцать первое декабря. Полдень. Я зачем-то вышла из дома, может быть, в магазин. Медленно возвращалась обратно. Почему медленно? Хотелось прогуляться. Надоело бегать, торопиться и не успевать. Я шла себе и шла. Падал крупный снег. Он падал медленно, парил в воздухе, и было непонятно, как он летит − сверху вниз или снизу вверх. Красиво. Сказка Венского леса. Я шла по тротуару, как положено, а мимо меня по проезжей части неслись машины. Торопились. В ту пору не было «мерседесов» и «лексусов» — западных красавцев. В основном отечественные машины: «волги», «победы», «москвичи» и «запорожцы». Сейчас они выглядят как бомжи, а тогда — ничего, вполне шикарно. Все жили примерно одинаково, и это примиряло с жизнью.
Мимо меня протарахтел «запорожец». На его крыше был установлен багажник, а на багажнике — детская кроватка, прикрученная шнуром. Ничего интересного: едет «запорожец» с детской кроваткой. Ну и что? А вот что. От кроватки с лёгким щелчком отделилось колесо, сделало в воздухе дугу и упало к моим ногам. Могло дать и по голове. Я остановилась и тупо уставилась на маленькое колёсико, лежащее на земле. Оно было новенькое, пластмассовое, голубое. Почему-то жалко стало выбросить, я положила его в карман шубы.
Вернулась домой, к домашним хлопотам, к подготовке новогоднего стола. Что такое новогодний стол времён застоя? Обязательно холодец с хреном, салат оливье. Дешёвая совковая еда. Но я и сейчас не знаю ничего вкуснее. Знаю, конечно. Сейчас популярны морепродукты, красная рыба и красная икра, но без холодца, без оливье нет праздника.
Открылась дверь, вошёл мой сосед Рома. Точнее сказать, дверь и не закрывалась. Мы жили в кооперативном доме на седьмом этаже. Именно на седьмом собрался молодняк, молодые семьи. Мы ходили друг к другу в гости и не в гости, а так, что-нибудь сказать, показать, спросить, перекусить. Одна большая коммуна. А на праздники все выходили на длинную просторную лестничную площадку и «зажигали» под музыку, которая рвалась из раскрытых дверей. Тогда не было слова «зажигали». Кажется, «отрывались». Но независимо от слова все были молодые, весёлые, беспечные. Жизнь манила и звала. Седьмой этаж — седьмое небо.
Перед самым Новым годом появился Рома. Это был художник-график, сосед напротив, маленького роста, на голове четырнадцать волосинок, и все можно было пересчитать. В данную минуту все четырнадцать волосин встали дыбом. Рома был подавлен, уничтожен, глубоко несчастен. Мы дружили. Я ценила его за острый ум — остроумие, но сейчас ему было не до шуток.
Я спросила:
— Что случилось?
— Приехала тёща. Собирается Людку увозить, — поведал Рома.
Людка — жена, юная красавица. Рома срубил её в моём доме. Однажды Людка зашла ко мне, а холостой Рома в этот момент заглянул. Они совпали. И вот вам результат: Людка — жена Ромы. У них родился ребёнок невиданного очарования.
Людкина мама, тёща Ромы, меня ненавидела. Она считала, что её красавица-дочь стоила больше. Они продешевили. А виновата я, поскольку знакомство состоялось в моём доме. Возможно, Людка стоила более красивого и молодого. Но где он, молодой и красивый? Нету. А Рома — вот он, умный, с квартирой, преданный, надёжный.
— Что говорит? — спросила я, имея в виду тёщу.
— Говорит, что я ни на что не способен.
— Но ведь ребёнка сделал, — возразила я.
— Это может каждый… Говорит, мне ничего нельзя поручить. Что я как дырявый мешок.
— В каком смысле?
— Тёмный и бесполезный. И, знаешь, я тоже так считаю. Я действительно ни на что не способен и никуда не гожусь. Пусть забирает Людку. Я порчу ей жизнь. А я её люблю и хочу, чтобы она была счастлива.
— А что случилось? Что конкретно?
— Да понимаешь, я купил кроватку, привёз, а она без колеса. Брак подсунули. Я подложил вместо колеса книгу, кроватка стоит ровно, но её нельзя двигать. Смысл в том, чтобы укачивать. А как укачивать без колеса?
— Когда ты её привез?
— Сегодня.
— Во сколько?
— Какая тебе разница: когда, во сколько… Главное, что в доме скандал. Людка обычно меня защищала, а сейчас встала на сторону матери. Представляешь, они уйдут и заберут ребенка. И что я без них? Зачем мне нужна эта жизнь, без Людки и без Ванечки? Я повешусь…
Роман сел на табуретку и провалился в глубокое отчаяние. Возможно, он уже вешался в своём воображении. Намыливал верёвку и налаживал петлю.
— Подожди… — предупредила я.
Вышла в прихожую. Запустила руку в карман шубы, вытащила колёсико — новенькое, голубенькое. Вернулась в кухню и протянула колёсико Роме. Рома взял его в руки, долго смотрел, потом поднял на меня глаза и спросил:
— А как оно у тебя оказалось?
— Упало под ноги, — объяснила я.
— Откуда? С неба?
— Почему с неба? Отскочило от кроватки. Ты её вёз на «запорожце», а колесо отскочило.
— А ты при чём?
— А я мимо шла.
— Ничего не понимаю…
— Я шла по улице. Ты проезжал мимо меня. И колесо упало мне под ноги.
— Сказка… — оторопело молвил Рома.
Действительно, сказка. Колесо могло упасть за моей спиной, и я бы его не заметила. Могло упасть через сто метров, и я бы до него не дошла. Надо же было, чтобы «запорожец» и я совпали. Чтобы колесо упало именно под мои ноги и вернулось к хозяину в критическую минуту.
— Так не бывает, — произнёс Рома.
— Значит, бывает. Под Новый год и в ночь перед Рождеством…
У Ромы изменилось лицо, я уже поняла, что он мысленно откинул петлю и соскочил с табуретки. Рома помчался домой, зажав в кулаке колесо, забыв захлопнуть мою дверь.
Его квартира находилась напротив моей, и я услышала радостные возгласы.
Они приделают к кроватке колесо. Посадят в неё сыночка. Людка и мальчик останутся в доме, семья воссоединится, жизнь восстановится. Тёща затаится, но притихнет. Наденет фартук и станет крошить оливье, поскольку Новый год — семейный праздник.
Виктория Токарева