О статье, которая не появилась в «Бостон Глоуб»

«Не с каждым местом сговориться можно,

Чтобы оно свою открыло тайну…».

Анна Ахматова

Полвека назад в США почти одновременно с разницей в два дня произошли два события, имевшие исключительно важные и, может быть, до конца не оценённые последствия. Одно — невероятно высокое, в прямом и переносном значении этого слова, другое, во всех смыслах его полная противоположность. Первое из них, если не затмило, то в какой-то мере заслонила второе.

20 июля 1969 г. американские астронавты впервые в истории ступили на лунную поверхность. В те же самые дни, когда космический корабль приближался к Луне, в ночь с 18 на 19 июля, автомобиль, которым управлял самый популярный политик, неудержимо шедший к вершине американской власти, сорвался с моста и рухнул в воду. Сенатор Эдвард Кеннеди сумел выплыть, а сидевшая рядом с ним 28-летняя Мэри Джо Копечне, так и осталась в машине.

Сейчас, спустя 50 лет после того падения с моста, всплеск от которого, по словам Бартона Херша, услышали во всём мире, уже нет в живых никого, кто был вовлечён в драматические события на крохотном островке Чаппакуиддик. Тем не менее то падение, таившее в себе немало загадок, до сих пор остаётся довольно острой темой американской политической жизни.

Напомню, что в тот день семейство Кеннеди в коттедже на этом небольшом клочке суши устроило частную вечеринку для девушек, работавших в избирательном комитете Бобби Кеннеди. Она была приурочена к ежегодной Эдгертаунской парусной регате, в которой принимал участие и Эдвард Кеннеди. Состав участников пирушки был весьма примечателен и соответствовал стилю самой знаменитой политической династии Америки. На ней присутствовали шестеро молодых женщин и столько же семейных мужчин, включая Эдварда Кеннеди, его двоюродного брата (по материнской линии) видного юриста Джозефа Гаргана, близкого и многолетнего друга семьи Кеннеди генерального прокурора Массачусетса Пола Маркхэма. Когда Роберт Кеннеди стал министром юстиции, он назначил Пола своим заместителем. Собрались все после 8 часов вечера.

В своих воспоминаниях, выпущенных в 2006 г., Эдвард Кеннеди пишет: «В этот день я выступил в регате на своей яхте «Виктура». В команду, как обычно, входил Джо Гарган. Помнится, мы финишировали в числе первых. Во время вечера я заговорил с Мэри Джо Копечне. До этого я с ней не встречался. Может, видел где-нибудь мельком, но в памяти не отложилось. Помянули Бобби, оба расчувствовались. И тут мне страшно захотелось уйти. А Мэри сказала, что ей надо домой. Я с радостью воспользовался предлогом: взял у Кримминса (водитель Кеннеди) ключи от машины и ушёл с Мэри. Хотел доехать до парома, переправиться на ту сторону и высадить её у гостиницы под Эдгертауном (административный центр острова Мартас-Винъярд). Мэри садится в машину. Едем. За считанные минуты проезжаем короткое расстояние от дома до перекрёстка. Темнота. Прежде я здесь никогда не бывал, да и сегодня меня привезли в качестве пассажира. Поворачиваю на какую-то дорогу… Еду вслепую. И тут в свете фар нежданно-негаданно возникает узкий автомобильный мост, перекинутый через какой-то водоём с поворотом влево. Ограждение отсутствует, машина срывается и, перевернувшись, уходит вглубь. Как мне удалось выбраться, до сих пор не пойму. Скорее всего, я протиснулся в окно водительской дверцы. Ныряю снова в надежде вытащить Мэри, но в машине её не видно. Бегу назад в дом, зову на помощь. Привожу ребят, опять ныряем, только всё впустую. Когда, совершив множество бесполезных попыток спасти Мэри, я наконец побрёл в темноту, в голове у меня роились взаимоисключающие мысли». Этот небольшой отрывок из его мемуаров, написанных опытной писательской рукой и тщательно проверенных не одним юристом, важен, поскольку именно его изложение событий и легло в основу официальной и до сих пор не изменённой версии загадочной ночной драмы. Здесь всё заслуживает самого внимательного чтения. Даже безобидная фраза: «Мы финишировали в числе первых». Какая всё-таки изящная способность без всякой надобности упомянуть свою победу перед тем как приступить к рассказу о том, что предшествовало гибели молодой женщины. В его мемуарах, особенно в главе, посвященной Чаппакуиддику, нет ни одного случайного слова. Почему тогда, не упоминая довольно важные моменты того дня, «победный» эпизод на парусной регате вообще оказался для него нужным и странным образом востребованным в контексте рассказа о последних часах жизни Мэри Джо? На самом деле яхта Кеннеди сильно отстала от группы лидеров и пришла к финишу только девятой, и он, рассчитывая на победу, был очень раздосадован своей неудачей. Тем более что приехавшие на вечеринку девушки с утра взяли лодки, чтобы удобнее наблюдать за ожидаемой победой своего 37-летнего кумира. Скорее всего, сознательно путая никому не интересный сегодня результат тех гонок, он показывает, что действительно многое уже не помнит или помнит неточно, и, если его повествование не совпадает с какими-то фактами или с открывшимися обстоятельствами, то, ссылаясь на свою забывчивость, всегда можно отнести любое несоответствие за счёт своей ослабевшей памяти. А таких нестыковок в его версии, увы, немало. Их обилие впечатляет и может говорить о том, что даже спустя полвека он так и не решился раскрыть тайну самого критичного дня в своей жизни.

Как бы невзначай, Кеннеди называет мотив своего неожиданного ухода с весёлой пирушки: «хотел доехать до парома». Последний паром отходил ровно в полночь, поэтому, словно само собой разумеющееся, в 11:15 он и вышел из дома. Однако подъехав к развилке одной-единственной дороги, он, вместо того, чтобы повернуть налево по направлению к морскому причалу, поехал направо, в противоположную сторону, ведущую к злополучному мосту. Свою ошибку сенатор объяснял тем, что просто не знал дороги, по которой вообще никогда не ездил. Если не знал дороги и тем более спешил к последнему парому, почему не воспользоваться водителем, который находится рядом? Да и сам тот путь нельзя спутать — к парому вела единственная на островке современная автомобильная магистраль, а в противоположную сторону — полная ухабов старая просёлочная полоса, по которой совершенно другая езда. Тем же утром, после парусной регаты, как и не раз прежде, он поехал на пляж, именно по этой дороге, на которой, по его словам, он вообще никогда не бывал.

Отметим и то, что, покидая вечеринку поздним вечером, сенатору не нужно было ни перед кем отчитываться и искать для этого какой-либо предлог. Тем более что, намереваясь уединиться с Мэри Джо, он, похоже, собирался вскоре вернуться обратно. Иначе зачем ему оставлять своего водителя, который должен был уехать вместе с ним. Эдвард взял у него ключи от машины и, ни с кем не прощаясь, вместе со своей спутницей вышел из коттеджа. Да и сама Мэри Джо, якобы «собираясь в свою гостиницу», не захватила с собой сумочку с ключами от её номера, не говоря уже о находившихся там документах. Значит, и она тоже рассчитывала вернуться, но этого, как известно, не произошло.

Переходя к главному, Кеннеди подчёркивает, что никогда прежде не встречался с Мэри Джо. Если действительно речь идёт только о дорожном происшествии, какое это вообще может иметь значение? Но для него важно, ещё заранее, не начав писать о трагедии, к которой он причастен, особо подчеркнуть отсутствие какой-либо связи между ними. И на всякий случай, предвидя появление возможной фотографии, запечатлевшей их вместе, добавляет, что, может быть, и видел её где-нибудь, но только мельком, и не запомнил. Слишком упорно, с ненужными и заметными повторами он всячески дистанцируется от девушки, которую просто подвозил. Настойчиво повторяемые утверждения нередко говорят об обратном. В их же предыдущих контактах, которые он категорически отрицал, похоже, и таится ключ к разгадке гибельного крушения на о. Чаппакуиддик.

Ещё одна любопытная часть его воспоминаний: «Бегу назад в дом, зову на помощь. Привожу ребят, опять ныряем, только всё впустую». В этом тщательно отшлифованном тексте умело скрыта, по крайней мере, одна важная деталь. Сама фраза звучит так, будто, сломя голову, сенатор мчался в коттедж, а добежав туда, распахнул двери и немедленно позвал людей на помощь. Между тем, возвращаясь обратно, одержимый, видимо, другими мыслями, он хладнокровно прошёл мимо домов, где ещё горел свет и был телефон, чтобы сразу же, не теряя времени, обратиться к тем (между прочим, в отличие от них, трезвым спасателям), кто мог ещё вытащить его спутницу из той смертельной западни, в которую она попала. Кроме жилых домов, он прошёл мимо поста срочной помощи, организованной добровольцами острова. Перед этим, в буквальном смысле слова, спасительным местом круглосуточно горел красный фонарь и имелся телефон. Ничего этого Кеннеди «не заметил». Вернувшись к месту вечеринки, он в дом не вошёл. Сенатор сел на заднее сиденье стоявшей перед коттеджем машины марки Valiant и стал ждать, пока кто-то выйдет. Сколько времени он просидел так, прячась в машине, когда дорога была каждая минута, и сколько он ещё собирался ждать, мы уже не узнаем. Через какое-то время на пороге дома появился бывший помощник Роберта Кеннеди Рэй Лароза, слывший, кстати, опытным и профессиональным ныряльщиком. Эдвард, его многолетний приятель, несомненно, знал о об этом. Если к кому-то обращаться за помощью в той компании, то, прежде всего, именно к нему, но сенатор забыл про его подводные навыки. Он только окликнул своего товарища из машины, из которой он так и не вышел, и, ничего не сказав о случившемся, распорядился позвать Гаргена и Маркхэма. Им он сообщил об «ужасном происшествии». Приехав к месту аварии, они на небольшой глубине заметили перевёрнутую машину, колёса которой были видны с моста. Его друзья, судя по запротоколированным показаниям, ныряли в воду, надеясь вытащить из машины застрявшую там девушку. Из слов же его текста — «опять ныряем» — читатель может заключить, что он тоже нырял вместе с ними, но, в действительности он, сидя на деревянном мосту, только наблюдал за их неудачными попытками в ночной тьме открыть двери перевёрнутого автомобиля.

В коттедж, где проходила вечеринка, сенатор уже не возвратился. Переплыв, по его словам, неширокий канал, отделявший остров от другого, более крупного, он направились в отель, где заранее ему был забронирован номер. Переодевшись, и, не имея ещё ясного плана, Эдвард Кеннеди, как бы невзначай, спустился в вестибюль, где пожаловался дежурному на шум в соседнем номере, обеспечивая себе уже продуманное тогда алиби — ночью он был в гостинице, чему теперь есть свидетели. На всякий случай, сославшись, что он без часов, сенатор уточнил у гостиничного клерка, который сейчас час. Тот ответил: 2:25 — часть алиби была уже готова. Кроме того, он настойчиво со свойственным ему красноречием уговаривает Джозефа Гаргана подтвердить в полиции, что Мэри Джо, взяв у него ключи, сама села в его машину и выехала из коттеджа одна в то время, когда он сидел рядом с ним. Однако, оставаясь верным союзником своего кузена, приглашение в сообщники Джозеф не принял и отказался от лжесвидетельства (об этом разговоре г-н Гарган рассказал только в 1988 г., но в глянцевых мемуарах Кеннеди их острый разговор естественно не упомянут, и многим современникам он так и остался неизвестным). Вместо этого он, как и Маркхэм, посоветовал ему, как можно быстрей известить о происшествии полицию. «Вы занимаетесь девушкой, а я — инцидентом», — так коротко отреагировал сенатор на их слова перед тем как принять, наконец, тёплую ванну.

Утром следующего дня, где-то через 10 часов после ночной драмы, Эдвард Кеннеди явился в полицию вместе с Полом Маркхэмом. К тому времени его машина, замеченная рыбаками, была уже поднята на берег, и из неё извлекли тело погибшей девушки. Заявление в полицию с объяснением ночного происшествия, подготовленное его сопровождающим, сенатор продиктовал начальнику полиции Эдгертауна Доминику Арене. Тот отпечатал текст его объяснения на машинке, который Кеннеди прочёл, подтвердил, что всё верно, но по «забывчивости» не подписал. Даже в этой «мелочи» обращает внимание его самоконтроль, хладнокровие и совсем не рядовая изощрённость.

После непродолжительного следствия по факту гибели Мэри Джо Копечне 25 июля под председательством Джеймса Бойла состоялся суд. Обвинение поддерживал окружной прокурор Эдмунд Динис. Эдвард Кеннеди признался, что, находясь в состоянии шока, скрылся с места аварии. Однако он категорически отрицал, что был пьян и состоял в интимных отношениях с погибшей. Этот процесс прошёл на редкость быстро, на всё разбирательство ушло менее часа. В формате рекордно скоростного суда не были даже вызваны свидетели, которых хотели заслушать присяжные; протоколы их допроса, которые они официально запросили, так и не были им предоставлены. Эдвард Кеннеди получил минимально возможное наказание за то, что покинул место дорожной аварии: его приговорили к двум месяцам тюремного заключения условно. Он сохранил за собой место в Сенате США, но президентом Америки уже не стал.

Необъяснимое снисхождение судьи к высокопоставленному обвиняемому, равно, как и само дело, которое рассматривалось чисто формально, на скорую руку, вызвало дополнительное расследование, которое носило гражданский характер, то есть не влекло за собой привлечения сенатора к уголовной ответственности. По просьбе адвокатов Кеннеди, Верховный юридический суд Массачусетса сначала перенёс рассмотрение этого дела на следующий год, а затем постановил, что оно будет закрытым. Впервые в американской юриспруденции рассмотрение дела о дорожно-транспортном происшествии проводилось в закрытом режиме. Пресса и публика не были допущены в зал суда, материалы которого так и не получили широкой огласки.

Чрезвычайно важные и неожиданные показания содержались в свидетельстве помощника местного шерифа Кристофера Лука. Возвращаясь домой со своего дежурства в 12:45, то есть на полтора часа позже, чем Кеннеди покинул вечеринку, он заметил встречную тёмную машину, которая свернула на пустынную тупиковую дорогу с симптоматичным названием – Кладбищенская улица (Cemetery street), и там остановилась. Лук, решив, что водитель заблудился, отправился к нему с намерением предложить ему свою помощь. Заметив подходящего к машине постороннего, к тому же полицейского, водитель дал задний ход и, затем проехав рядом с ним, скрылся по направлению к злополучному мосту. Кристофер Лук профессионально запомнил марку автомобиля, цвет и даже часть её регистрационного номера Массачусетса с двумя семёрками по краям, начинающегося с буквы L. С таким набором цифр паром переправил на остров только чёрный Oldsmobile 88 с номером L 78 – 207, принадлежавший Эдварду Кеннеди. Все эти данные совпадали именно с его машиной. Впереди сидели двое, а на заднем сиденье автомобиля помощник шерифа заметил что-то ещё, похожее на высокую стопку одежды или другого человека. Эти не вызывающие сомнения свидетельства опытного полицейского не просто расходились с показаниями сенатора. Они, по существу, подрывали всю его отлаженную версию, которая прямо на глазах рассыпалась, как карточный домик.

5 января 1970 г. под председательством того же Джеймса Бойла и при участии окружного прокурора Эдмунда Диниса состоялось ещё одно судебное расследование. В своём вступительном слове судья обозначил цель предстоящих слушаний: получить всю информацию и свидетельские показания, которые окажутся существенными для ответа на вопрос о том, имело или не имело место преступное поведение водителя, приведшее к гибели пассажира. Исходя из закрытого режима работы суда, все свидетели были предупреждены, что никто из них не может ни с кем, кроме адвокатов, обсуждать или предавать огласке свои показания и любую услышанную информацию до тех пор, пока отчёт о судебных заседаниях официально не представит сам суд. Все свидетели в зал суда вызывались поодиночке.

В первый день показания давал Эдвард Кеннеди. Судья предложил свидетелю подробно с указанием времени рассказать о том, как у него прошёл весь тот день 18 июля; с кем он встречался и о чём разговаривал со своими собеседниками. То же самое касалось трагической ночи и утра следующего дня. Сенатор рассказал о прилёте в Эдгертаун, встречах с людьми, своём участии в парусной регате. Когда он упомянул о том, что перед регатой поехал купаться на пляж островка Чаппакуиддик, судья уточняет: «Значит, вы хорошо знакомы с этим островом? Вы бывали там прежде?» Похоже, свидетель не был готов к «каверзным» вопросам, предполагая по опыту предыдущего суда, что никто не будет ставить его в тупик или пытаться на чём-то его поймать. Вполне очевидно, что утром он выбрал для плавания известный ему пляж, где к тому времени уже загорали приглашённые девушки, как на давно обжитом месте. Поэтому и просёлочная дорога, на которую он «по ошибке» свернул вместо асфальтированной трассы, была, на самом деле, ему хорошо знакома, и он прекрасно знал, куда она ведёт. Однако сенатор ни в чём не мог отходить от своего плана защиты, в соответствии с которым, он, только по незнанию, свернул на незнакомую ему дорогу: «Никогда не был на о. Чаппакуиддик до того дня». Приведу небольшой фрагмент его допроса.

Вопрос: Из ваших предыдущих заявлений следует, что вы посещали этот остров на протяжении тридцати лет, не так ли?

Ответ: Остров Мартас-Винъярд.

Вопрос: Вы сказали, что в ту пятницу поехали плавать именно на о. Чаппакуиддик?

Ответ: Да

Вопрос: Когда вы ехали на пляж, чтобы искупаться, вы проезжали по мосту Дайк?

Ответ: Да. Если вы позволите мне, я поясню. В тот день я прилетел на Мартас-Винъярд и в аэропорту меня ждал мой водитель мистер Кримминс, который и отвозил меня в коттедж и на пляж…

С самого начала тех слушаний судья Джеймс Бойл, к удивлению Кеннеди, чётко обозначил наиболее слабые и уязвимые места его показаний, касающихся самых критически важных моментов его версии. Но, недвусмысленно фиксируя их, он, тем не менее, не переходил черту, дальше которой в своём дознании никогда не шёл.

Вот ещё фрагмент из допроса Эдварда Кеннеди, который даёт представление об особенностях этой судейской тактики:

Вопрос: Сколько раз вы покидали коттедж в тот вечер, сенатор?

Ответ: Дважды.

Вопрос: Будьте добры рассказать нам – о каком времени идёт речь?

Ответ: Первый раз я выходил из коттеджа примерно в 11:15 вечера 18 июля, а затем – около полуночи, это могло быть примерно в 12:15. Во втором случае я покинул не сам коттедж, а место в непосредственной близости от него, в 15 или 20 шагах от него.

Вопрос: Когда вы первый раз вышли из коттеджа, вы были один?

Ответ: Я был не один.

Вопрос: Кто был с вами?

Ответ: Со мной была мисс Мэри Джо Копечне.

Вопрос: Кто-нибудь ещё?

Ответ: Нет.

Вопрос: Вы поехали на Oldsmobile 88, который позднее был поднят из воды?

Ответ: Да.

Вопрос: Когда вы ушли в 11:15 вместе с Мисс Копечне, был ли у вас перед этим какой-то разговор с ней?

Ответ: Да.

Вопрос: Не могли бы вы рассказать о нём?

Ответ: В 11:15 я разговаривал с Мисс Копечне, возможно за несколько минут до этого времени. Я отметил это время, желая уйти, и вернуться в гостиницу и сказал ей об этом. Она ответила мне, что тоже жаждет поскорей покинуть вечеринку, и не буду ли я столь любезен, чтобы подвезти её к отелю. Я согласился и ушёл почти немедленно после этого разговора, взял ключи от машины у мистера Кримминса и вышел.

Вопрос: Обычно мистер Кримминс управляет вашей машиной, или вы садитесь за руль?

Ответ: Обычно, за рулём всегда находится мистер Кримминс.

Вопрос: Что же изменилось в тот вечер?

Ответ: Только то, что мистер Кримминс, в числе других, занимался кулинарией, друзья заканчивали свою еду, радуясь товарищескому общению, и я не хотел прерывать его хорошее время только для того, чтобы он повёз меня в Эдгертаун.

Вопрос: Когда вы покинули дом на Чаппакуиддик в 11:15, за рулём были вы?

Ответ: Да.

Вопрос: Где сидела мисс Копечне?

Ответ: На переднем сиденье.

Вопрос: Находился ли кто-то ещё в машине?

Ответ: Нет.

Вопрос: Были ли в машине другие предметы, вещи любых размеров?

Ответ: Я читал потом в газетах, что в машине якобы был ещё один человек, но об этом я только читал, но никакого другого объекта, там не было.

Вопрос: Сенатор, я спрашиваю, был ли в машине, кроме вас двоих, другой человек?

Ответ: Нет, никого не было.

Вопрос: Покидая коттедж, сенатор – мистер Кеннеди, куда вы поехали?

Ответ: Я выехал к дороге, повернул направо на улицу Дайк и упал с моста Дайк.

Вопрос: В какое-то время вы заехали на Кладбищенскую улицу?

Ответ: Ни в какое время я не заезжал на Кладбищенскую улицу.

Вопрос: Подавали ли вы хоть раз машину назад?

Ответ: Я ни разу не подавал машину назад.

Вопрос: Видели ли вы кого-то на дороге между коттеджем и мостом?

Ответ: Я не видел никого по дороге между коттеджем и мостом.

Вопрос: Останавливали ли вы в какое-то время свою машину?

Ответ: Я не останавливал свою машину ни в какое время.

Вопрос: Вы обгоняли какую-нибудь машину в то время?

Ответ: Я не обгонял никакую машину в то время, повторяю – я не обгонял тогда ни одну машину, и я не видел ни одного человека, и я не останавливал машину во время своего движения от коттеджа и момента падения с моста.

Даже при чтении судебной стенограммы чувствуется, как раздражают ответчика вопросы, связанные с маршрутом его движения от коттеджа к мосту. Сенатор спешит с ними поскорее закончить и перевести разговор на само падение с моста, к которому он, похоже, более подготовлен.

Внимательное знакомство с показаниями, повторяющимися фразами — рассказывает ли он о реальных фактах, событиях — наводят на мысль, что категорически отрицая эпизод с Кладбищенской улицей, он, скорее всего, говорит неправду. Все, что происходило в тот «спрятанный» час в его рассказе, расходится с тем временем, когда его машина была замечена помощником шерифа. Его уход с дежурства на танцевальном вечере в яхт-клубе зафиксирован в служебных документах — 12:30. Это как раз, когда по показаниям сенатора, он уже во второй раз, и на другой машине — в белом малолитражном Valiant, вместе с Гарганом и Маргхэмом, возвращался к месту произошедшего крушения своего автомобиля. Сенатор категорически настаивал на этом отрезке времени, добавляя подробности, которые подтверждают его показания.

Судья Джеймс Бойл, без сомнения понимал, что Эдвард Кеннеди, скрывая правду, дал ложные показания под присягой. У судьи было достаточно оснований для вынесения обвинительного заключения, но этого он не сделал. Как и у большинства людей, чувство самосохранения оказалось у него выше иных человеческих качеств. Американские герои летели к Луне, а в Эдгертауне их просто не оказалось. В своём итоговом документе Джеймс Бойл только отметил, что пришёл к убеждению, что «Кеннеди и Копечне не намеревались тогда возвращаться в Эдгертаун; Кеннеди не намеревался ехать в сторону парома и его поворот на Дайк роут (в сторону моста) был намеренным». Это означало, что Всё (именно так, с прописной), что говорил на суде Кеннеди было неправдой, включая и таинственные обстоятельства гибели Мэри Джо Копечне. Через два дня после своего отчёта Джеймс Бойл подал в отставку. Кто и как оказывал на него давление, против которого он не смог устоять, так и осталось невыясненным. По словам его сына, вплоть до своей смерти он никогда даже в кругу своей семьи не обсуждал и не упоминал то, ставшее для него роковым, мучительное расследование. Похожая участь ждала и окружного прокурора Эдмунда Диниса. После суда над Кеннеди его репутация и многообещающая карьера были полностью разрушены.

Один шаг в сторону правосудия он всё-таки сделал, обратившись к судебным властям Пенсильвании с ходатайством об эксгумации тела Мэри Джо Копечне для проведения вскрытия на основании того, что на верхней одежде погибшей (нижнего белья на ней не было) выявлены пятна крови. Обычно, ходатайства такого рода всегда удовлетворяются, и судебные работники в подобных случаях идут навстречу друг другу. Однако именно этот случай стал исключением. Судья в Пенсильвании, рассматривавший запрос прокурора из Массачусетса отклонил его, сославшись на многие причины, но прежде всего, на категорическое возражение её родителей. Потом уже стало известно, что они приняли тогда от Эдварда Кеннеди крупную денежную сумму.

И сегодня ещё можно поразиться той оперативностью, с которой обнаруженное тело потерпевшей было срочно перевезено из Массачусетса в Пенсильванию и предано земле, не дожидаясь вскрытия и окончания расследования по факту её гибели. Вспомним только фразу, которую бросил Кеннеди своим догадливым партнёрам: «Вы занимаетесь девушкой».

С напоминанием о тех похоронах 50-летней давности и начиналась так и не напечатанная статья обозревателя «Бостон Глоуб» Джефа Джекоби. «Пятьдесят лет назад, 22 июля 1969 г., — написал он, — Мэри Джо Копечне была похоронена на кладбище Святого Винсента в г. Плимут, штат Пенсильвания. Она умерла тремя днями ранее, оказавшись запертой в упавшей с моста в воду машине, которой управлял сенатор Эдвард Кеннеди на о. Чаппакуиддик.

В течение нескольких часов после того как её тело извлекли из поднятого автомобиля, один из помощников сенатора Дан Гиффорт на зафрахтованном самолёте срочно прилетел в Эдгертаун, чтобы сразу же вывезти его с острова. До того как официальные власти ещё не приняли решения о вскрытии погибшей для определения точной причины её смерти, останки пострадавшей уже были в Пенсильвании — за пределами юрисдикции штата. Заметим: вылет этого зафрахтованного самолёта с телом Копечне по метеоусловиям был почти на сутки задержан. Но и в условиях июльской жары помощник Кеннеди не посмел даже временно доставить доверенный ему печальный груз в близлежащий морг — вдруг обратно его не выдадут. Был ли это приказ Кеннеди? — спрашивает Джеф Джекоби. Это был тот вопрос, на который сенатор никогда не ответил.

… Спустя десять дней после событий на о. Чаппакуиддик главный материал газеты, набранный крупным шрифтом «Хороший сенатор», призывал Кеннеди остаться в Сенате и не покидать своих избирателей. А десятилетия спустя после того как ФБР рассекретило свои файлы, касающиеся Эдварда Кеннеди, где его облик заметно тускнел по сравнению с растиражированным имиджем массачусетского плейбоя, свой редакционный комментарий газета недвусмысленно озаглавила «Файлы мало говорят о Кеннеди, но очень много — о самом ФБР Гувера» (к слову, Эдгар Гувер и Джозеф Кеннеди-старший, восходящие звёзды администрации Рузвельта, ещё с начала 30-х годов сблизились друг с другом и с тех пор никогда не прерывали личных отношения, из которых отец Эдварда сумел извлечь немало пользы).

После смерти Эдварда Кеннеди в 2009 г. табу вокруг этого имени стало исчезать. Массовый читатель со страниц газеты всё чаще узнавал о далеко не безупречных чертах самой известной политической династии Америки (пьяные дебоши, хулиганские выходки, безнаказанное изнасилование). Так, что же произошло этим летом, заставившее руководство газеты вернуться в прошлое, заблокировать, а затем и отвергнуть материал, остро напомнивший об одной из самых мрачных и так и не раскрытых тайн этого клана? Ответ очевиден. В середине прошлого лета созрело решение, которое официально будет объявлено через два месяца: Джозеф Кеннеди (третий) — внук сенатора Роберта Кеннеди и сын конгрессмена Джозефа Кеннеди (второго) выдвинул свою кандидатуру на пост сенатора США. С этого момента, казалось бы, уже давно не существующий механизм-спрут, легко поднимавший наверх представителей этого клана, вновь ожил и, поиграв мышцами, показал свою неувядаемую силу. Только под его влиянием редактор крупнейшей газеты Новой Англии так и не решился печатать уже принятую им статью, столь остро напоминающую об одной из самых позорных страниц семейства Кеннеди.

Очень многое действительно осталось неясным в той ночной драме, изменившей американскую историю.

Тем не менее, внимательное знакомство с материалами расследования, сопоставления свидетельств очевидцев позволяет предположить, что Мэри Джо не была спасена по одной и единственной причине — её никто не спасал и не собирался спасать.

… Кеннеди привёз своих друзей к мосту спасать не свою подругу, а свою политическую карьеру. Он выбрал наиболее доверенных лиц, чтобы показать им место происшествия и вместе продумать собственную защиту, включавшую инструктаж оставшихся на вечеринке гостей и возможность того, что один из них согласится на ложное свидетельство. Добавим, что в ранее упомянутом его объяснении в полицию утром 19 июля этот эпизод, свидетельствующий о попытки спасти Мэри Джо, вообще, не фигурирует. Очевидно, он был придуман позже.

Что же могло предшествовать этому не-спасению? Очевидно, близко знавшие друг друга Эдвард Кеннеди и Мэри Джо, захотели побыть наедине и на время покинуть коттедж. Его слова из приведённого фрагмента воспоминаний — «и тут мне страшно захотелось уйти» — похоже, единственно правдивые в том отрывке. В минуты их близости подруга признаётся, что ждёт от него ребёнка и собирается рожать, но его душа ответно не вздрогнула. Услышанное известие ломает его планы, рушит блистательную карьеру, прямо на глазах отгораживает от него Белый дом, в шаге от которого он уже стоит. Его уговоры не действуют. Есть от чего выйти из себя, «сойти с катушек», особенно если за минувший день выпито море спиртного. Он приходит в ярость и не может уже сдержать своего непредсказуемого гнева. В разгар ссоры, в самый неподходящий момент, как вестник рока в кошмарном сне, среди ночи появляется вдруг полицейский. Заметив его приближение, Кеннеди резко подаёт машину назад и, как можно быстрей, устремляется прочь. На большой скорости его Oldsmobile вылетает на мост и срывается в воду. Но был ли в тот момент сенатор в падающей машине? Уверенно ответить на этот вопрос нельзя: участников событий той жаркой ночи уже нет. Тем не менее, косвенные свидетельства помогают иногда ответить и на самые «неразрешимые» вопросы. Читатель уже знает, что после инцидента Эдварда Кеннеди видели только два человека Джозеф Гарган и Пол Маркхэм. Каждого из них в отдельности судья попросил подробно рассказать, о чём они говорили между собой в ночь с 18 на 19 июля по дороге от коттеджа к месту падения машины. Все трое пересказали одни и те же реплики, которые звучали по дороге к месту происшествия. В этой общности, которая удовлетворила суд, был ещё один и, похоже, самый главный совпадающий момент — ни Гарган, который сел в машину первым, ни подошедший вслед за ним Маркхэм не спросили у сенатора — почему на нём насквозь мокрая одежда. Не обратить на это внимания просто невозможно, но этот естественный вопрос никто из них не задал. Даже гостиничный клерк, которому, отрабатывая своё алиби, Эдвард Кеннеди пожаловался на шум в соседнем номере, обратил внимание на, казалось бы, ничем не выделяющийся его внешний облик. «На нём был жакет и широкие брюки. Обычно постояльцы, которые жалуются на что-то, не одеваются так безукоризненно, как был одет Кеннеди. Особенно, в 2:25 ночи», — говорил он в своих показаниях. Глаз же юриста непременно удержал бы в памяти его странный и непривычный внешний вид, когда они только увидели его в небольшом салоне Valiant. Если, не сговариваясь, ни один из них никак не среагировал на его внешний облик, значит ничего необычного в сенаторе, одетом в светлые брюки и тёмный жакет, не было. Добавим к этому, что, осматривая поднятую из воды машину, начальник полиции Эдгертауна Доменик Арена, ещё не зная, кто находился за рулём, заметил: «Судя по сильно разбитому лобовому стеклу со стороны водителя, он должен был получить внушительный удар в голову, не говоря уже о множестве царапин». Никаких царапин, ссадин или ушибов у сенатора не было. Эдвард Кеннеди не только в переносном, но и буквальном смысле слова, вышел сухим из воды.

В своей речи по случаю выхода американских астронавтов на поверхность Луны президент США Ричард Никсон, поздравив Нейла Армстронга и его товарищей с успешным завершением их исторической миссии, добавил: «Вы знаете, сегодня произошло событие и на другом фронте. Для всех Кеннеди будет тяжело прийти в нормальное состояние: слишком много репортёров хотят получить Пулитцеровскую премию». Эта реплика не осталась без ответа. Выступая в Сенате после отставки Никсона в результате Уотергейтского скандала и его помилования следующим президентом Джеральдом Фордом, Эдвард Кеннеди с актёрским пафосом строго спросил: «Существует ли в нашей стране одна система правосудия для рядовых граждан, а другая — для высокопоставленных сильных мира сего»? Ответ на этот вопрос он знал лучше, чем кто-либо другой.

На фото: Братья Джон, Роберт и Эдвард Кеннеди в Хианниспорте, Массачусетс, в июле 1960 года. (REUTERS/John F. Kennedy Presidential Library)

Борис ЛИПЕЦКЕР