Национальное движение советских евреев, тлевшее сквозь всю историю СССР и разгоревшееся под влиянием чуда Шестидневной войны июня 1967 года, явилось одним из определивших историю ХХ века. Начатое единицами и десятками пассионарных личностей, оно постепенно захватило сотни тысяч и разрушило одну из двух супердержав последней трети века.
СССР, построенный с расчётом на единомыслие или, по крайней мере, на покорность своих граждан, не выдержал давления изнутри. Четверть века длилось противостояние евреев режиму, и Союз рухнул.
Одна из наиболее героических личностей этой борьбы — Иосиф Бегун, из первых повстанцев движения, 18 лет противостоял репрессивному аппарату «империи зла». В 2018 году он издал книгу воспоминаний и мыслей об этой борьбе — «Скрепляя связь времён…». После чтения мемуаров и дискуссий с автором о наших расхождениях, я обнаружил, что книга Иосифа и его понимание нашей борьбы живо касаются сегодняшней жизни и поэтому актуальны.
Борьба была «нашей», поскольку с 1979 по 1986 год нам с женой Аней тоже пришлось участвовать в движении «отказников», хотя эти наши 7 лет, с тремя голодовками и месяцем демонстраций с ежедневными арестами, были курортом по сравнению с «хождением по мукам» Иосифа. Две ссылки, проведённые в колымском краю суммарно три года, а затем более четырёх лет из «семи плюс пять», отсиженных по пресловутой 70-й статье в пермских лагерях и Чистопольской тюрьме, выделяли Бегуна как наиболее преследовавшегося участника движения. Я не знаю никого из отказников кроме Бегуна, получивших более одного срока. Чем он был столь ненавистен властям?
Одна из причин — заключение не ломало его, он был несгибаем. После первой отсидки — есть шансы прописаться в своей квартире в Москве и вернуться к обычной «отказной» жизни. Но Иосиф отправляется на суд руководителя Московской Хельсинской группы Юрия Орлова, состоявшийся 17 мая 1978 года. Был такой путь продемонстрировать поддержку подсудимому и оппозиционность властям — прийти к зданию неправого суда. В зал не пускали — там находились только специальные «представители общественности».
Началась эта форма протеста со знаменитого политического процесса Даниеля и Синявского в январе 1968 года. Юлий Ким пел о пришедших на тот суд:
И вот стоят лицо в лицо, и суть не в поколеньях,
Не сыновья против отцов, а сила против правды,
Видать, опять пора решать, стоять ли на коленях,
Иль в Соловки нам поспешать, иль в опер-лейтенанты.
Ах, как узок круг этих революционеров.
То-то так легко их окружили во дворе…
«Юрий Орлов как председатель Хельсинского комитета много помогал отказникам. Так я «оправдывался» перед друзьями, убеждавшими меня не ходить на этот суд», — описывает Бегун свои мотивы. Тот поход стал вступлением к его второй посадке.
После третьего суда Иосиф оказался в 37-й зоне пермских лагерей, «относительно мягкой». Но не для него. Бегун: «После десяти карцерных суток меня возвращают в зону. И тут обнаруживается: все книги мои забрали (Иврито-русский словарь, сборник рассказов на иврите)… Мне не оставалось ничего другого, как объявить голодовку. Она продолжалась больше двадцати дней, во время которых меня снова бросили в карцер». Нам, не прошедшим сквозь такое, не представить себе — что такое долгая голодовка в ледяном карцере…
Но главная причина столь безжалостной борьбы супердержавы против одного еврея, не бандита или расхитителя социалистической собственности, а интеллигента и кандидата наук — его просветительская деятельность. Он был «культурником», как называли евреев, центром деятельности которых была не эмиграция, а стремление вернуть нас к своим корням. Первые две посадки Иосифа связаны с его борьбой за легализацию преподавания в СССР иврита — языка священных текстов и современного Государства Израиль. Были и другие преподаватели иврита, но только Иосиф, преследуемый по людоедскому закону о тунеядстве, отказался оформляться «секретарём» к кому-нибудь, имеющему право иметь секретаря или как-нибудь ещё легализоваться, а требовал зарегистрировать себя как преподавателя запрещённого в СССР языка иврит. Какой безумной была та страна — запретить язык! Могли бы запретить щебетать птицам, блеять козам. Запретили евреям их язык.
«Культуртрегерство» Бегуна расширялось. Третья посадка, самая серьёзная — за составление им сборника «Наше наследие» (отрывки из книг Рамбама. Бубера, Галеви, Бялика, Агнона и других) и подготовку симпозиума по еврейской культуре. Преподавание иврита и попытки восстановить в СССР еврейскую культуру являлись самыми ненавистными действиями для советских властей. Это был действенный способ поставить ситуацию на попа: вынудить власти отпустить человека или посадить его. Позволить проводить такую идеологическую диверсию против своей идеологии коммунисты не могли. Создателю журнала «Евреи в СССР» профессору Александру Воронелю и его первым сменщикам позволили эмигрировать. Но Виктора Браиловского, последнего редактора этого журнала, в 1980 году отправили на 5 лет в ссылку.
Бегун предлагает определить ту борьбу супердержавы против еврейской культуры как национально-культурный геноцид (НКГ) — превращение советских евреев в «манкуртов» — термин из известного романа Чингиза Айтматова, который он использует. Я в те годы принадлежал к диссидентской ветви советской культуры, кончине которой позже посвятил эссе «Памяти нашей культуры», и ситуацию столь мрачно не воспринимал. Моё еврейское образование, как у многих тогдашних еврейских интеллигентов, начиналось и кончалось рассказами Бабеля и романами Фейхтвангера. Когда мы 15 мая 1979 года подавали прошение о разрешении покинуть «совок», наши планы не шли дальше эмиграции в центр шахматной жизни Европы — в Германию. Выступление в «Бундеслиге» обещало безоблачное существование, а турниры гроссмейстеров в прелестных европейских городах — интересную жизнь шахматных профессионалов. Мы с Аней надеялись бороться за высшие титулы в шахматах. Семь отказных лет перечеркнули эти планы, но дали нам кое-что более значительное.
Читая в книге Бегуна список изъятых у него гебешниками перед его третьей посадкой книг, я встречаю памятные мне по моим отказным университетам. Важной для зарождения еврейского самосознания отказников была талантливая адаптация романа Леона Юриса «Эксодус», значительно превосходящая первоисточник. Уже в Америке я прочёл его целиком и обнаружил, как замечательно переводчик улучшил роман, выбросив из него дурацкую любовную линию. Фабула романа о трагичной истории корабля «Эксодус» фиктивна. Куда правдивее она отражена на гениальной картине Марка Шагала «Эксодус 1947». Почему-то этой картины нет в Интернете. Но в пору отказной борьбы книжка Юриса была важна для нас.
Вижу в списке изъятых у Бегуна две истории евреев: Сесиля Рота и Ш. Этингера, ксерокопию романа Говарда Фаста «Мои прославленные братья» о восстании Маккавеев. Не те же ли это экземпляры, что успел прочесть и я? Книги тогда ходили по кругу отказников.
Спустя десятилетия пришло понимание, насколько важными были для нашего духовного развития отказные годы. Когда в мае 1986 года нашей семье удалось вырваться из СССР, мы отправились не в Германию, а в Израиль. Впрочем, вскоре перебрались на более плодородную шахматную почву США. Нашим первичным еврейским образованием мы обязаны движению «культурников» отказной среды.
Вернуться на свободу Бегуну удалось зимой 1987 года. Этому предшествовало небывалое событие: женщины-отказницы провели на Арбатской площади серию демонстраций с требованием: «Свободу Иосифу Бегуну!» Демонстранток избили, но Иосифа вскоре освободили.
Бывали демонстрации в свою защиту. Но тут защищался другой человек — лидер духовного возрождения российского еврейства.
Бегун не был бы Бегуном, если бы просто так с благодарностью принял от своих тюремщиков свободу. От него требовали подписать обязательство «не заниматься антиобщественной деятельностью». С какой стати он будет давать людям, ни за что державшим его годы в заключении, какие-то обязательства! И Иосиф отказался. Лишь когда крыло Чистопольской тюрьмы для политзаключённых опустело, Иосиф согласился на ничего не значащую подпись.
На свободе Бегун вновь бросился в борьбу за еврейскую культуру. Он нашёл в Москве место для организации еврейской библиотеки, потом с моим соучеником по факультету психологии МГУ Ромой Спектором создавал еврейский музей. Только проживший отказные годы в СССР может оценить жертву Бегуна: уже получив разрешение на отъезд, он задержался в Москве на несколько месяцев, чтобы завершить начатое.
Здесь и сейчас, в Иерусалиме, я, обсуждая с Иосифом те времена, разошёлся с ним во мнениях. Какой там НКГ!? Главное — свобода! Вырвался из «совка», и развивай какую хочешь культуру!
Но недавние события показали, что прав в нашем споре Бегун. Значительная часть бывших советских евреев действительно оказались продуктом и жертвой НКГ. Это показали выборы в Кнессет 17 сентября этого года…
Создатель Израиля Бен-Гурион в личной жизни не соблюдал все законы Галахи, но имел еврейское самосознание. Он понимал, что еврейское государство должно уважать главные галахические требования иудаизма, такие, как законы шаббата и кашрута. И нужно же было, чтобы в Израиле, после 70 лет его существования, русскоговорящие манкурты проголосовали за отмену правил, установленных при Бен-Гурионе!
… Сейчас, обозревая с удаления в треть века отказные годы, я осознаю, что тысячи евреев, прошедшие через «отказ», имели возможность преодолеть НКГ благодаря героической деятельности «культурников». И советские власти были правы, определив своими главными врагами не борцов за абстрактную «свободу» (плоды её мы наблюдаем с расстояния в сегодняшней России), а культуртрегеров, как Иосиф Бегун.
Задача по преодолению наследия НКГ у прошедших через воспитание советской жизнью, как её определил Бегун в названии своей книги — «Скрепляя связь времён…», ещё далека от завершения.
Новая книга Бориса Гулько:
Двухтомник «Поиски смыслов». 136 избранных эссе, написанных с 2015 по 2019 годы.
$30 в США, 100 шекелей в Израиле. Е-мейл для заказа: gmgulko@gmail.com
По этому же Е-мейлу можно заказать и прошлые книги Бориса Гулько.
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
