«Мы принимаем всё, что получаем,
За медную монету, а потом –
Порою поздно — пробу различаем
На ободке чеканно-золотом».
С. Я. Маршак
Сегодня в два пополудни произошло радостное. Вернулся домой сын. Вернулся, несколько утомленный полутора годами пребывания в узилище, но с порога успевший сказать, что примет душ и пойдет отмечать с друзьями «coming home». Это было плохим знаком, означавшим, что скоро он опять окажется там, откуда сегодня вернулся. Просто я так загадала, пока ждала его из тюрьмы. Если, вернувшись домой, он дождется отца, и вечером сядет с нами за стол, то весь тот ад, в котором мы пребывали последние годы, — закончится. А если побежит к друзьям — то все начнется сначала.
Только я погрузилась в невеселые свои думы, как в дверь позвонили. Балкон был открыт, и я узнала незваных гостей по голосам. Это были «иеговки», грузинка Софико и еврейка Сима. Совершая свои миссионерские набеги на районы Сан-Франциско, где живут русские эмигранты, они обычно заглядывают и к нам. Конечная цель — завлечь нас в лоно «Свидетелей Иеговы». Видимо, по отмашке из «центра», в дома они теперь не подымаются, так что пришлось спуститься к ним самой. Прижимая к груди немедленно врученные мне брошюры, — «Ревностно ли ты рассказываешь другим о Боге и его намерениях?» и «Дорожите дружбой с Иеговой» — я только загадочно улыбаюсь, время от времени качая головой, что да, мол, согласна с вами, милые вы мои, во всем согласна. Они знают, что я еврейка, а значит, и так, без их напоминания, «дорожу дружбой с Иеговой». Но верую я, по их разумению, не совсем правильно, без Сына Божьего и прочих христианских довесков, впрочем, как у самых крайних протестантов, вполне умеренных.
По опыту знаю, что в спор с ними вступать нельзя, а иначе они никогда не уйдут. «Ведь евреям тоже надо спасаться», — не устают повторять «свидетельницы», намекая на Армагеддон с последующим воскрешением из мертвых к вечной жизни…А удостоятся его, понятное дело, только их единоверцы. Теологические тонкости они умело перемежают с по-восточному чрезмерными восхвалениями в адрес клиента, то есть — в мой. Я чувствую себя Козлевичем, которого охмуряют ксендзы. Но, ксендзы потные и корыстные, а эти обе — очень славные, и обижать их вовсе не хочется. Тем не менее двухголовая тень авторов «Золотого теленка», против моей воли, продолжает витать над этой сценой. «После этого ксендзы переглянулись, подошли к Козлевичу с двух сторон и начали его охмурять»…
Сын с мокрыми после душа волосами и беспрерывно трезвонящим телефоном, спустился вниз еще до прихода «свидетельниц». Не хотел, наверное, чтобы я слышала, о чем он говорит с ненавистными мне «друзьями». Так или иначе, но записать сам процесс «охмурения» немедленно по его окончании мне ничто не помешало.
Софико (страстно, с обаятельным грузинским акцентом, который домыслите сами): Иегова, Бог Авраама, Исаака и Иакова хочет сделать всем людям хорошо, чтобы мы стали жить на земле, как в раю. Вот, как у вас тут рай (обводит рукой цветущие кусты роз на «front yard»).
Сима: эти розы муж ее выращивает. (Они знают мужа по прежним визитам, и он обычно переводит разговор с ними с Иеговы на более близкие ему практические темы).
Софико: Иегова, Бог Авраама, Исаака и Иакова, дал ему другую, самую главную розу, вот она (указывает на меня), ка-а-акие зубы, ка-а-акие глаза, а улыбка какая светлая у тебя. И муж твой, и ты к Иегове уже повернулись, но до Иеговы еще не дошли. Совсем немножко осталось. Хочешь навсегда оставаться молодой, красивой, как ты есть сейчас, хочешь, чтоб муж вечно тебя любил, как он любит тебя сейчас, и сердце свое тебе одной отдавал, — приходи к нам, в Дом Собраний, по средам и субботам.
Сима: Кто уверует в Иегову, Бога Авраама, Исаака и Иакова, тому он даст жизнь вечную, здоровье и счастье. Жить будете вечно с мужем и на сына своего радоваться.
Софико: Сын у вас красивый, умный такой, точно, как ты и муж твой.
Я (с нескрываемым любопытством): а где вы могли видеть нашего сына?
Сима: заходили к вам давно, с Сашей тогда были, сын ваш вышел, беседовал с нами. С Сашей они отдельно говорили. Саша сыну вашему Благую Весть передал о «Новых Небесах» и «Новой Земле», «Сторожевую Башню» в руки вложил, учил его, как к Богу приблизиться, как молиться, чтоб не впасть в искушение. На областной конгресс Свидетелей Иеговы его приглашал. Конгресс у нас был в Сакраменто, много для спасения души дал.
Я (не зная зачем): А какова была тема этого конгресса, не помните случайно?
Сима: Помню, как не помнить, там же Саша наш тоже выступал. Назывался «Внемли предупреждению и спасешься».
Я: Ну, а сын что?
Сима: Сказал, что если будет время у него свободное, то обязательно придет.
Саша, упомянутый благочестивой иеговкой, не знал, что юноша, которого он пригласил на конгресс, мой сын. Но зато я хорошо знала Сашу. И, ей- богу, этот неутомимый адепт спасения душ человеческих, заслуживает большего, чем поведала о нем Сима. Ну, если не портрета в полный рост, то хотя бы наброска к нему.
Итак, с 35-летним «иеговцем» Сашей мы работали в «уголке дурова», как сами участники называли свой рабочий коллектив, который был ничем иным, как одной из групп тестирования программного продукта огромного американского банка. Технические совещания (при закрытых дверях, разумеется) частенько проходили у нас на русском, так как по случайному совпадению все 15 членов команды, включая самого босса, отлично на нем разумели.
Саша участвовал в социальной жизни коллектива совершенно особым образом. На любые житейские радости или невзгоды своих сослуживцев он откликался дословным цитированием одного единственного сакрального источника. Это пронзительно напоминало мне о моем старинном друге, бывшем сослуживце по питерскому НИИ, и по совместительству — герою одной моей повести. С той лишь разницей, что, в отличие от своего антипода, рафинированного интеллектуала и отъявленного безбожника с благородным профилем римского патриция, ошарашивающего своих коллег отрывками из шедевров мировой классики и античной философии, курносый, с зауральски простецким лицом Саша сыпал на своем забавном для питерского уха восточносибирском диалекте исключительно библейскими цитатами.
Если во время перекура кто-то хвастался, что купил дом, отбив вожделенную недвижимость у других потенциальных покупателей большими, чем было запрошено деньгами, Саша, глядя, как бы в никуда, строго предупреждал алчного собственника: «Наследство, приобретённое с жадностью вначале, не будет благословлено в будущем». К вящему изумлению необычайно далеких от мира библейских ценностей сослуживцев, он при этом никогда не забывал указывать точные координаты непреходящего источника мудрости — «Притчи, 20:21».
Саша признавался мне не раз: «Брат в Чите за кражу со взломом сидит. Я б тоже давно сидел, я человека мог бы убить, если бы не стал Свидетелем». Глядя на его довольно-таки разбойничью, а ла Емелька Пугачев, физиономию, я верила ему на слово. Коллеги-тестеры за глаза называли Сашу «сектантом», считали его немного «тронутым», и никак не могли взять в толк, что может связывать таких разных, как я и он, людей. Особенно удивлялся этому один из наших коллег, ровесник Саши, носивший под свитером «малый талит», и в описываемые времена приведший меня в дом рава-хабадника, одновременно служивший и синагогой. Как верующий иудей, коллега мой почитал своим долгом оградить меня от опасности, исходящей от миссионерских усилий «этого сектанта-наводчика». Так он называл Сашу. Я только посмеивалась, зная, что выбор всегда за мной, и он уже давно сделан.
Жена Саши, узнав о том, что он вовлекает их детей, учащихся 1-го и 3-го класса начальной школы, в «свидетели», угрожала подать на развод, если Саша не уйдет из «секты». Так Саша эмпирическим путем познал евангельскую истину о том, что «враги человеку домашние его». Потом до меня дошли слухи, что он остался не с семьей, а со спасительной для его мятежной души «сектой». Ну, что ж, в этом он следовал прямым указаниям главного персонажа всех четырех Евангелий.
В последний раз я видела Сашу в грустный для нас обоих день, когда в банке объявили о сокращении штатов. Мы оба подпали под него, но я работала и дольше, и куда успешней Саши, который на службе вместо тестирования частенько углублялся в «Писание» on-line. В тот день, глядя на мое заплаканное лицо, он пытался утешить меня цитатой, которой я и сама не раз малодушно оправдывала досадные поражения и неудачи своей жизни.
— Ну, нашли из-за чего расстраиваться, — сказал он. — Это ж еще Екклесиаст-Проповедник говорил, что всегда так выходит. Несправедливо. В девятой главе, стих одиннадцатый, так и сказано.
«И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым — победа, не мудрым — хлеб, и не у разумных — богатство, и не искусным — благорасположение, но время и случай для всех их». Собственно, это и было последнее, что я от него слышала.
Ну, а теперь, возвратимся к тому, прерванному Сашей разговору, происходящему на фоне декораций дома с цветущими розовыми кустами, к юноше, только что вернувшемуся в этот дом из заключения, и к его все знающей наперед матери.
Думая о дурашливом ответе сына на приглашение посетить Конгресс «Свидетелей» в Сакраменто, она вдруг отчетливо поняла, что все ее прежние разговоры с ним «о добре и зле», о «покаянии и искуплении», казавшиеся ей столь неопровержимо убедительными, вызывают у него ту же шкодливую, а то, и глумливую улыбку, что и Сашино предложение. Самое страшное было в том, что и, понимая это, нельзя было терять надежды, что ребенок ее, пусть и каким-то чудодейственным, еще неведомым ей образом, но спасется. А еще, она запретила себе задавать неизвестно кому жалкие, бессмысленные вопросы. Как это, вообще, могло произойти? И с кем? С ее созданием, с ее первенцем, со страстно любимым ее сыном, чуть не с младенчества взращенным на Пушкине и Толстом; с пяти лет скрипка, Вивальди и Бах, шахматы и «Библия для детей». А ей, за что ей это наказание, эти раз за разом порушенные надежды? Инстинкт, у которого она пошла на поводу, говорил ей, что она погибнет, если не прекратит бесконечно изводить себя тем, на что нет, и не может быть ответа. У тех, кто преступил закон, есть матери, и ей выпало быть одной из них. Все, точка, end of story.
Чтобы не дать погибнуть душе, не превратиться в безразличную ко всему, кроме своего горя, тряпичную куклу, она приучила себя к вечной рефлексии. Всегда жить так, чтобы видеть происходящее как бы немного со стороны. Вот и в этом эпизоде «с охмурением» ей не стоило никакого труда обнаружить тот, как в амальгаме, неразъемный на составляющие сплав трогательно-комичного и трагического, который и называется жизнью. А в том, что эпизоды эти и не думают кончаться, при желании можно было усмотреть еще и добрый знак судьбы. Они собраны у нее в папке под названием «Сцены из жизни», будто бы для будущего киносценария. К снятому по нему в редком жанре «Комедия. Криминал. Семейная драма» фильму, существовало бы уже, не будь оно столь длинным, название: «Господи, я старик, обошёл всю Твою землю и не нашёл на ней ничего заурядного».
Из цикла «Сцены из жизни»
Оцените пост
(голосовало: 3, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
